Вот что я имею в виду. Не хочу, чтобы такое повторилось. Это не должноповториться. Не хочу говорить Поппи, что полюбил кого-то, что этот человек всегда будет рядом, ведь, возможно, Поппи тоже полюбит ее – хоть она и не мама – или, по крайней мере, привыкнет, а потом…

Я уверен в своей любви к Элис, уверен в ее любви ко мне… Но боже упаси, если что-то не сложится.

Элис уже не качает Поппи, Поппи кувыркается на турнике. Элис подошла ко мне.

– Как ты?

– Неважно.

– Ты выглядишь опрокинутым.

– Господи… Понимаешь… Этот дележ имущества, это как… Что за суперстерва, стерва в квадрате! Я ведь рассказывал тебе, как все было? Впрочем, лучше не вспоминать.

– Ладно, не будем…

– И вдобавок… Сегодня я опять поссорился с Бет, а на следующей неделе у нас суд. У меня голова раскалывается. Она такая упрямая. Я устал от всего этого. От всей этой борьбы и… злобы. Она бьет без устали. Знаешь, создается впечатление, что единственная ее задача – причинять мне боль. Сука! Прости… Прости… Но… ты ведь понимаешь. В общем, теперь она велела своему адвокату подать на полное судебное слушание. Чего она добивается? Как будто Поппи станет от этого лучше. Поппи нужно, чтобы все это поскорее закончилось. Ты не согласна? Но разве она о Поппи думает? Нет. Она говорит, что думает о Поппи, но, когда доходит до дела, все, о чем она думает, – это сколько денег будет у нее на счету. Я всего лишь… всего лишь… дойная корова, а никакой не отец. Иногда мне кажется, ей просто хочется драться – и плевать, если даже она проиграет. Это высасывает все больше и больше средств, которые можно было бы потратить, например, на образование Поппи. Временами мне не верится, что в конце тоннеля есть свет, все так долго тянется… Я вымотался. А Поппи молодец. Знаешь, что она сказала мне сегодня? Я даже рассмеялся, честное слово.

– Дэнни. Ты замечаешь, как часто говоришь о Бет? О Бет и Поппи?

– Что?

– Ты помешан на этом. На разводе и всем остальном.

– Я помешан на своей дочери. Да, черт возьми, помешан!

– Совсем не обязательно ругаться.

– «Черт возьми» – не ругательство. Ты меня не слушаешь. Большоеспасибо за поддержку. Я только…

– Мне это начинает надоедать, Дэнни.

– Что – это?

Элис вздыхает.

– Ты сам знаешь. Я люблю тебя, и все хорошо, но… это не моя жизнь. Поппи – хорошая девочка. Но… она не моя дочь.

– Что это значит?

– Это значит… что все не так просто. И я имею в виду не Поппи, Дэнни. Я имею в виду Бет. Ты все время о ней думаешь – ты думаешь о ней больше, чем обо мне.

– Это не так.

– Так. Похоже, ты даже не осознаешь, насколько часто говоришь о ней. Я пытаюсь тебя поддержать, но иногда мне кажется, кажется…

– Что тебе кажется?

– Что я хочу быть от всего этого подальше.

Пауза.

– Ты и так далека от этого.

Элис вздыхает, смотрит, как Поппи слезла с турникета и бежит к нам.

– Наверное, да.

– Элис! Элис! Подбрось меня!

Элис поднимает ее, раскачивает в воздухе, и на лице у Поппи совершенное блаженство, Элис тоже улыбается, но к улыбке примешивается грусть, и что-то еще, не могу определить, что именно, и это меня пугает. Усилием воли я прогоняю страх. Ситуация, конечно, не простая. Но мы с ней справимся. Любовь всегда найдет выход.

Через пару часов мы отвезли Поппи домой к ее матери. С Бет я теперь не разговариваю, не могу простить ей то, что она сказала Поппи обо мне: «Если бы папа любил Поппи больше, он не заставил бы маму обращаться в суд». Вот только в суд обратиться решила Бет, но в любом случае нельзя вмешивать в это Поппи и нельзя настраивать ребенка против отца. Так что теперь я с Бет не разговариваю. Меня тошнит от одного ее вида. Оставляю Поппи в конце дорожки, смотрю, как она подходит к дому и дверь начинает открываться. Посылаю ей воздушный поцелуй и ухожу.

Конечно, я понимаю, Поппи это может быть неприятно, но, если мы с Бет начнем осыпать друг друга оскорблениями на пороге дома, будет еще хуже. Возвращаюсь к машине, в которой ждет Элис. Меня трясет, я готов расплакаться, однако держу себя в руках: после того, что Элис мне высказала сегодня, Не хочу усугублять ситуацию. Боль и напряжение сковали мое тело. Мне трудно говорить. Элис сидит рядом, и мы едем ко мне на квартиру. В полном молчании.

Дома я готовлю чай, пока Элис приводит себя в порядок. Приношу чай в комнату и ставлю на стол. Когда я собираюсь сесть, она спрашивает:

– А что ты пишешь в этом блокноте?

– Ты очем?

– Сам знаешь о чем. «Любовные секреты Дон Жуана». Это поиски судьбоносного решения для рекламной кампании? И почему их только девять?

На самом деле теперь их десять. Еще один я не успел записать, плод моего последнего сеанса самоанализа.

– Да. Для рекламной кампании.

– Для какой?

– Мне не хочется обсуждать это.

– А…

И тут я понимаю, что не смогу придерживаться избранной версии. Элис права: слишком часто я говорю о Бет и Поппи. Было бы несправедливо утаить от нее правду.

– Это не реклама. Это… думаю, это можно назвать «помоги себе сам». Теренс, мой психотерапевт, посоветовал мне заняться самоанализом. Я пытаюсь найти способы понять женщин и себя. Пытаюсь усвоить некоторые уроки.

Кажется, бесплодность вышеозначенных попыток лишила Элис дара речи.

– Ну… По крайней мере, я пытаюсь.

– Удачи.

Она пьет чай. Я тоже.

– Элис, ты так и не спросила, как мы встретились с Мартином.

– Да?

– Тебе неинтересно?

– Конечно интересно.

– Просто ты ничего не спрашиваешь.

– Наверное, выскочило из головы.

– Я рассказал ему о нас. О тебе и обо мне. Долгая пауза.

– Знаю.

Я пристально смотрю на нее.

– Знаешь?

– Да. Он сказал мне.

– Не подозревал, что вы до сих пор поддерживаете отношения.

– Мартин всегда будет моим другом, а я – его.

– Вот как?

Не уверен, что мне все это нравится. Меня беспокоят глаза Элис, в них какая-то непонятная смесь желания оправдаться и бросить вызов.

– Да.

– И… что же он сказал?

– Сказал, что хочет жениться на мне.

Я в шутливой форме высмеиваю вероятность такого исхода. Выражение лица Элис не меняется, но я продолжаю развивать свою мысль:

– Господи, ну разве не забавно? Не могу поверить.Еще на прошлой неделе он тебя не любил, всячески демонстрировал, как ты ему безразлична. За все время, что вы были вместе, он ни разу не признался тебе в любви. А теперь, когда ты со мной,вдруг захотел жениться. Это не просто трогательно, это воплощеннаятрогательность.

Элис не двигается. Потом говорит:

– У меня такое ощущение, что я оказалась в тупике.

Не могу сдержать скептический смех.

– В тупике? Из-за чего?

– Дэнни, мы, с Мартином долго были вместе. Два года. Когда мы с тобой начали встречаться, я все еще любила его, и ты знал об этом…

– Да, но…

– Дело в том, что у Мартина большие проблемы с чувствами. Они у него заблокированы.

– Я бы сказал, они у него вообще отсутствуют, особенно когда речь идет о женщине. Я его лучший друг, так что уж кому-кому, а мне это хорошо известно.

– Не уверена. Когда я его увидела…

– Ты его видела?

– Да. Он заезжал вчера вечером.

– Вчера вечером?

– Да. Он был такой… не знаю. Такой грустный, потерянный, и так страдал.

Убийственная комбинация – уязвимость и недосягаемость. Вот только теперь он досягаем.Мужчина, которого не удавалось заполучить ни одной женщине, лежал на блюдечке. И Элис будет той, кто его… нет. Она этого не сделает.

– Надеюсь, ты объяснила ему, что его поезд ушел?

– Все не так просто, Дэнни.

– Вот как?