Судя по выговору, он был из Америки. Один из этих ортодоксальных психов. Он подошел еще ближе, дыхнул, и я узнал, что на завтрак у него были ветчина и слабозаваренный чай. Я посмотрел ему в глаза. И вдруг понял, что, независимо от того, откуда этот человек и какого вероисповедания, он – сумасшедший и готов ударить меня. Я моргнул. Потом еще раз. Я прикидывал, возможно ли повторение чуда преображения Павла в ускоренном варианте. И тут услышал голос за спиной.

– А вы– христианин?

Голос был мягкий, чуть надтреснутый. Повеяло запахом «Мальборо», смешанным с ароматом каких-то духов, к которым я очень скоро привыкну. Помидорная Башка растерялся, когда Хелен подошла и встала между нами.

– А вы– христианин? – повторила она уже чуть громче.

Толстяк посмотрел на нее:

– Девушка, я думаю, вам лучше не лезть.

– Сэр, ответьте на мой вопрос: вы– христианин?

– Девушка, это дурацкий вопрос.

– Но будьте любезны, ответьте на него.

– Христианин ли я? Можете не сомневаться, девушка. Да славится дело Иисуса.

Хелен невинно улыбнулась, пожала плечами и сказала:

– Ну так простите его.

Затем взяла меня под руку и увела. Я оглянулся. Помидорная Башка стоял с раскрытым ртом. Я почувствовал, как рука Хелен подталкивает меня к входу в кинотеатр. Там, внутри, в логове Сатаны, мы были в безопасности.

Это произошло в четверть девятого. Никогда не забуду ту минуту, потому что именно тогда я влюбился в Хелен. Я вообще легко влюбляюсь. Это, как показывает анализ, не очень разумно. Может быть, это одна из причин моих неудачных романов.

С другой стороны, это… неплохо. Я влюбляюсь легко, но редко,а если влюбляюсь, то по-настоящему, насколько можно судить с позиций сегодняшнего дня.

Что такое настоящая любовь? Мне не хватает слов. Я скатываюсь на рекламные образы: юноша и девушка жуют «Хаген-Даз», сидя у мерцающего камина/телевизора, лица застилает дым «Голд Бленда». Любовь – стержневая ассоциация для огромного количества продуктов. Мясо – это любовь. Мороженое – любовь. Духи – тоже любовь. И бриллианты – любовь. Поэтому вместо понятия любви у меня в голове некий суррогат. Но это не мешает мне распознавать ее при встрече – как и неудачу. И тогда это была любовь к Хелен.

Когда Хелен наконец заговорила, в ее голосе было все: и материнская забота, и раздражение, и немножко злости, и до черта сексуальности.

–  Чтоты сделал?

– He знаю. Они действовали мне на нервы. Ведь это просто кино.

– И они ни с того ни с сего стали угрожать тебе?

– Нет. Сначала я скандировал.

– Что?

– «Бога нет». Я думал, это безобидно. Считал, они настоящие христиане.

– Христиане придумали крестовые походы и инквизицию. Нельзя недооценивать агрессивность верующих.

– Хочешь поп-корна?

Я сменил тему разговора, потому что, хоть и влюбился в Хелен, чувствовал себя униженным. Хелен спасла меня.В моем понимании, это мужчина должен спасать женщину, конечно, если речь идет о ситуации с угрозой физического насилия. Я знал это, потому что смотрел голливудские фильмы и английское телевидение. В ранние годы, до того, как я начал работать в рекламном бизнесе, у меня путались реальная жизнь и продукт массовой культуры.

Образ мужчины, спасающего женщину, был на удивление стабилен: единственное исключение – Эмма Пил из «Мстителей». Мне следовало надрать задницу помидороголовому американцу, докучающему Господу всякими дурацкими лозунгами, а вместо этого Хелен разогнала тучи своим хрипловатым голосом.

– Нет, спасибо.

– Мороженое? Мятные конфеты?

– Нет, я правда ничего не хочу.

– Леденцы?

Мы уже занимали места, а я все никак не мог успокоиться.

Хотя «Экзорсиста» к тому времени и заклеймили как смехотворную халтуру, с самого начала стало ясно, что это не просто ужастик, а действительно страшный фильм. Каждый страшный эпизод предварялся полной тишиной, зрителя долго накручивали, умело подводя к моменту, когда дьявол разоблачает себя в образе ребенка. К знаменитой сцене с крутящейся головой половина женщин в зале издала по крайней мере по одному испуганному возгласу, и Хелен не была исключением. Она не спасовала перед христианским бугаем, но, глядя на тринадцатилетнюю девочку, совершенно обмякла. Начиная с середины фильма, каждый раз, когда экзорсист подходил к двери Риган, она хватала меня за руку и даже трижды сдавленно вскрикнула. Я был напуган не меньше, но сидел, не шелохнувшись, безмятежно глядя на экран и лишь изредка позволяя себе иронический смешок. В некотором смысле все встало на свои места. Я – храбрый мужчина – должен был защищать ее – хрупкую женщину. Так-то лучше.

Я хотел, чтобы она была одновременно и храброй, и беззащитной.

Самоанализ дает то, что обещает, оправдывая ожидания. Неожиданно один из важных секретов моих прошлых отношений выплывает наружу. Возможно, самый важный.

Я говорю о двойном стандарте: человек способен одновременно желать взаимоисключающих вещей.

Это интересно.Сидишь, прокручиваешь прошлое, и вдруг что-то проясняется. Раньше я считал, что это свойственно только женщинам – желать в одно и то же время несовместимых вещей: мужчину жесткого и Уязвимого; сильного и беспомощного; привлекательного и безразличного к своей внешности; богатого и щедрого; мужчину, который предоставляет ей свободу и умеет, если надо, управлять ею; серьезного и с чувством юмора; солидного и не самодовольного; вдумчивого и при этом не мрачного; энергичного и умеющего расслабляться.

Но ведь и я хотел женщину одновременно храбрую и робкую.

Чего еще я хочу и не хочу одновременно? О чем еще моя правая рука знает, а левая не подозревает?

Надо это выяснить, и как можно скорее: в предстоящие выходные у меня первое, после Джульетты Фрай, свидание.

5

На сей раз я решил придерживаться умеренной тактики. Буду самим собой – и в то же время не буду. Это непросто, но я надеюсь справиться, и меня не успеют уличить в подделке.

Мне следовало подумать об этом раньше. Но тогда я был другим человеком. Да и сейчас мало изменился. Что же, будем работать в этом направлении.

Ее зовут Талия Корк. Она из того же источника, что и Джульетта Фрай, – из колонки объявлений. Встречаемся мы сегодня вечером. А я только начал заполнять таблицу в блокноте, едва обозначил первые Любовные секреты. Я не выполнил домашнее задание. И даже самоанализом толком не успел заняться.

Вот как выглядит таблица по состоянию на сегодня.

Не бог весть что. Взгляд останавливается на первом пункте. Проблема: Мать – сдержанные проявления любви.С этой станции отправляется паровоз моих мыслей, и я на ходу запрыгиваю в него.