Я рассаживаю скаритов по стеклянным банкам и под колпаками. Всюду насыпаю на дно слой песка. Немедленно каждый жук роет себе норку. Роющий скарит сильно наклоняет голову и концами челюстей, сжатых вместе, взрывает песок. Передними ногами, расширенными и зазубренными, он отгребает песок назад. Норка углубляется быстро и легким наклоном доходит до дна банки. Скарит продолжает рыть, теперь в горизонтальном направлении, вдоль дна. Его норка достигает почти тридцати сантиметров в длину.

Норка, вырытая около стекла, для меня очень удобна: мне легко проследить все тайны этого жука. Стоит мне приподнять непрозрачный колпак, надетый на банку, и я смогу наблюдать за действиями скарита в глубине песка. Когда норка достигает достаточной глубины, скарит отделывает вход в нее. Он устраивает здесь воронку с сыпучей покатостью. Внизу склона – сени горизонтального хода. Тут обычно и сидит скарит с полуоткрытыми челюстями и ждет.

Наверху что-то зашумело. Это цикада, которую я посадил в банку, – дичь для моего охотника. Скарит перестает дремать и шевелит усиками. Осторожно выползает по скату воронки. Смотрит, замечает цикаду и бросается на нее. Схватывает и, пятясь, утаскивает в норку. Добыча внесена в залу в конце норки. Здесь скарит некоторое время мнет цикаду челюстями и, когда она становится совершенно неподвижной, ползет ко входу в норку.

Овладеть богатой добычей – это еще не все. Нужно иметь возможность спокойно пообедать. И вот вход в норку закрывается: скарит заваливает его песком. Защитив себя от непрошенных гостей, он спускается в норку и принимается за еду. Когда он переварит пищу и проголодается, вход в норку будет открыт.

Мне не довелось увидеть, как скарит охотится на свободе. Наблюдения в садке показывают, что это большой смельчак. Его не смущают ни размеры, ни сила противника. Бронзовка и майский жук для него заурядная дичь. Он нападает даже на крупных цикад и на большого мраморного хруща.

Он совсем не трус, этот чернолакированный жук с большими сильными челюстями.

ПРИТВОРЩИКИ

Смельчака-скарита я и спрошу первым о притворной смерти. Вызвать ее совсем просто. Я беру жука в руку, немного приподнимаю и раза два-три бросаю на стол. Потом кладу его на спину. Этого достаточно. Скарит не двигается и лежит, как мертвый. Его ноги прижаты к брюшку, а усики – к груди, челюсти раскрыты. С часами в руках я отсчитываю минуты. Приходится быть очень терпеливым: жук неподвижен томительно долго. Иной раз эта неподвижность длится пятьдесят минут, иногда даже – больше часа. Средняя продолжительность – двадцать минут. Если ничто не беспокоит скарита, то ни лапки, ни усики не дрогнут: перед вами настоящий мертвец. Наконец мнимый покойник оживает. Лапки, сначала передние, вздрагивают, начинают чуть шевелиться щупики и усики. Задвигались ножки. Скарит слегка упирается в землю, изгибает голову и спину и переворачивается. И вот он ползет, готовый снова «умереть», если я его трону.

Несколько толчков, и только что оживший скарит снова покойник. Теперь он лежит дольше, чем в первый раз. Я повторяю опыт в третий, в четвертый, в пятый раз, без промежутков для отдыха. Продолжительность неподвижного состояния все возрастает: первый опыт дал семнадцать минут, второй – двадцать, потом двадцать пять, тридцать три и пятьдесят минут. Такое явление повторяется в моих опытах много раз. Скарит остается неподвижным тем дольше, чем чаще ему приходится это делать.

Однако рано или поздно скарит отказывается «умирать». Едва я кладу его после толчка на спину, как он тотчас же перевертывается и уползает. Можно подумать, что он отказался от своего фокуса, принесшего ему так мало пользы.

До сих пор я был честен. Попробуем обмануть обманщика, если только здесь есть обман.

Скарит лежит на столе. Под ним что-то твердое, куда нельзя зарыться: он чувствует это. Он не может скрыться в свое подземное убежище, а потому лежит, как мертвый, целый час. Может быть, лежа на песке, он поведет себя иначе?

Я ошибся, ожидая этого. Дерево, стол, песок, стекло, чернозем – на всем скарит лежит одинаково неподвижно. Такое безразличное отношение жука к тому, на чем он лежит, внушает мне сомнение. Может быть, тут совсем нет притворства, нет хитрости? Продолжим опыты.

Жук лежит на столе передо мной. Я внимательно смотрю на него. Может быть, и он видит меня своими блестящими глазами, наблюдает меня, если так можно сказать? Каковы зрительные впечатления скарита? А может быть, он совсем не видит меня? Ведь я так велик по сравнению с ним. Но не будем заходить так далеко. Предположим, что скарит видит меня и знает, что я его преследователь. Пока я возле него, жук неподвижен. Уйдем. Тогда притворство станет излишним, и скарит перевернется и убежит.

Я ухожу на другой конец комнаты, прячусь, не шевелюсь, чтобы не нарушить тишины. Я делаю больше: защищаю скарита от мух колпаком и ухожу в сад. Окна и двери заперты. Через двадцать–сорок минут я возвращаюсь. Скарит неподвижно лежит на спине.

Этот опыт я проделывал много раз над различными жуками. Он ясно показывает, что «умирание» совсем не хитрость, не уловка. Ничто не угрожало жуку, ничто его не беспокоило, вокруг была могильная тишина. И если скарит продолжал лежать неподвижно, то уж, конечно, не для обмана врага. Здесь нечто иное.

Да и для чего скариту такие способы защиты? Смелый разбойник, хорошо защищенный своим панцирем, он нападает на крупных жуков. Вряд ли для него опасны птицы. Как и все жужелицы, он выбрызгивает едкую жидкость, а это не по вкусу птицам. Да он и не выходит днем из норки, его никто не видит. Ночью же, когда скарит бродит по песку, птицы спят. Нет, птицы ему не страшны.

Неужели этот охотник за крупными насекомыми – трус, который при малейшей тревоге притворяется мертвым? Нет, не может быть.

Скарит гладкий (x 2).

На морском берегу живет и другой вид скаритов – скарит гладкий. Он карлик по сравнению с нашим знакомцем, большим скаритом. Но форма тела, платье, вооружение и разбойничьи нравы те же. И что же? Этот маленький скарит почти не обмирает. Если его подразнить, а потом положить на спину, он сейчас же приподнимается и убегает. Мне едва удается заставить его полежать несколько секунд. Лишь один раз, побежденный моей настойчивостью, он пролежал четверть часа. А между тем, казалось бы, должно было быть наоборот. В чем тут дело?

Посмотрим, как ведет себя скарит в минуту опасности. Какого врага мне поместить рядом с большим скаритом, неподвижно лежащим на спине? Ни одного из врагов этого хищника я не знаю. Ну, возьмем подобие нападающего. Мне попадаются на глаза мухи. Они несносны и постоянно мешают мне в жаркие дни. Если я не накрою колпаком изучаемое насекомое, то мухи обязательно усядутся на него и примутся исследовать его своими хоботками. На этот раз пусть исследуют.

Едва муха коснулась мнимого мертвеца, как лапки скарита вздрогнули. Если муха только проползет, то этим дело и ограничится. Но если она доберется до рта скарита, то жук немедленно вскакивает и убегает.

Может быть, скарит не считает нужным притворяться перед таким неопасным для него существом? Преподнесем ему кого-нибудь покрупнее и посильнее. У меня как раз есть под руками большой усач, с крепкими челюстями и коготками. Он мирный жук, я это знаю, но скариту-то он не знаком: усача не встретишь на береговых песках. Мой усач выглядит таким страшилищем, что может напугать и не таких забияк, как скарит.

Я подталкиваю усача соломинкой, и он ставит ногу на лежащего скарита. Лапки того сейчас же вздрагивают. Если прикосновения продолжаются, если мирный усач переходит в наступление, то скарит быстро «оживает», вскакивает и убегает. Та же картина, что и при встречах с мухой. Притворная смерть заменяется бегством, и скарит одинаково проворно удирает и от мухи, и от крупного усача.