Изменить стиль страницы

Меня поражала безмятежность, с которой она все это рассказывала. Идея посодействовать супружеским изменам приятно щекотала нервы, и все же я находил ее шокирующей.

— А как насчет… — я тщательно подбирал слова, — морального аспекта?

— И что?

— Я просто подумал, не возникают ли у вас сомнения? Ведь вы… помогаете людям обманывать других людей. Вас это не тревожит? Совсем?

— А-а, поняла. — Поппи помешала пену, сгустившуюся на дне ее чашки, и невозмутимо облизала пластмассовую ложечку. — Я уже миновала ту стадию, когда меня волновали подобные вещи. Я с отличием окончила исторический факультет в Оксфорде. И знаете, какую работу мне предлагали? Поганее не придумаешь. Лучшее место, которое мне удалось найти, — секретарша директора стрип-клуба. А худшее… нет, об этом вам лучше не знать. Не говоря уж о том, что я подолгу сидела вовсе без работы. А в этой фирме надрываться не надо, график поездок известен заранее, и у меня остается куча времени, чтобы читать книги, смотреть кино и шататься по галереям, то есть заниматься тем, что мне действительно нравится.

— Да, верно, времена сейчас… трудные. Я лишь…

— Ну вот, вы заговорили прямо как Клайв. Когда я рассказала ему о моей новой работе, он отреагировал примерно так же. И знаете, что я ему ответила?

Разумеется, я не знал. А заодно и представления не имел, кто такой Клайв. Но единственное, что заботило меня в тот момент, — зачем она приплела к разговору другого мужчину? Это меня огорчило.

— В общем, я на него разозлилась, — продолжила Поппи. — А я очень редко злюсь на Клайва. Я сказала ему: ты хоть понимаешь, что люди моего возраста просто не выносят, когда люди твоего возраста начинают читать им мораль? Оглянись вокруг! Посмотри на то, что мы от вас унаследовали. Меня тошнит, когда я слышу, что мое поколение утратило ценности. И какие мы ужасные материалисты. И как далеки от политики. А почему, я вас спрашиваю? Правильно — потому что вы нас такими воспитали. Может, мы и дети миссис Тэтчер, как вы любите нас обзывать, но голосовали-то за нее вы,и не один раз, а потом за тех, кто пришел ей на смену и в точности повторял все ее движения. Это вы превратили нас в зомби, которые только и делают, что потребляют. А все прочие ценности вы снесли на помойку. Христианство? Это лишнее. Коллективная ответственность? А какой в ней прок? Производство? Это для лузеров. Вон на Востоке полно таких лузеров, пусть они и делают для нас вещи, а мы будем просиживать задницу перед ящиком, наблюдая, как мир катится к чертям, телевизор-то у нас широкоформатный, с высоченным разрешением. — Поппи откинулась на спинку стула, немного устыдившись страстности, с которой она говорила. — Словом, вот что я ответила Клайву, когда он заявил, что я не должна браться за эту работу.

Что ж, все это, конечно, очень любопытно. Высказывания Поппи достойны всяческого внимания, и тут есть о чем подумать. И более того, она затронула так много важных вопросов, что даже трудно выбрать, с чего начать.

— Кто такой Клайв?

— Клайв? Мой дядя. Брат моей матери.

— Рад это слышать, — выдохнул я с облегчением, прежде чем успел себя одернуть.

— Рады? — с недоумением переспросила Поппи. — Чему вы радуетесь? Тому, что у моей матери имеется брат?

— Ну… да, — растерянно пробормотал я. — Плохо быть единственным ребенком. Вот я был единственным ребенком в семье, и никому этого не пожелаю… — Я городил чушь, надо было сменить тему как можно быстрее. — Расценки в вашем агентстве должны быть весьма серьезными, если фирма оплачивает ваши перелеты туда-сюда, а ведь вы летаете каждую неделю.

— Да, расценки крутые, — кивнула Поппи, — но я тут ни при чем. На самом деле поездки обходятся недорого, я ведь не покупаю билеты заранее, просто сажусь на свободные места. Конечно, это не совсем удобно, потому что никогда не знаешь, пустят ли тебя в самолет, иногда приходится ночевать в аэропорту, что не очень здорово, но обычно мне везет.

— А сегодня вам повезло?

— Буквально в последнюю минуту. Я положила глаз на рейс Британских авиалиний…

— 7312? — с надеждой спросил я.

— Точно. Это ваш рейс?

— Да. И вы на него попали?

— Сначала думала, что не попаду Мне сказали, что самолет полон. Но потом вдруг освободилось место. И к тому же в бизнес-классе.

Счастливая уверенность охватила меня:

— В бизнес-классе?

— Ага. Что такого странного?

— Похоже, вы будете сидеть рядом со мной.

— Почему вы так решили?

Стоит ли объяснять ей, при каких обстоятельствах умер Чарли Хейворд? Это все равно что сказать: ты займешь место покойника. Хотя трусихой она не выглядела. Но я не стану рисковать — не стану даже чуть-чуть омрачать путешествие домой, которое обещает быть приятным для нас обоих. В конце концов, судьба в кои-то веки сделала мне подарок — свела с очаровательной девушкой, и теперь у нас появился шанс сблизиться еще больше. Да что там, следующие двенадцать часов мы будем спать рядом, практически вместе. И это на первом же нашем свидании!

4

Во вторую и заключительную часть перелета Чарли должен был сидеть у прохода, а я у окна. Поппи сказала, что ей все равно, какое у нее место, но я ей не поверил. Все хотят сидеть у окна, разве нет? И я настоял, чтобы она заняла место у иллюминатора. Я старался как мог, чтобы в поездке ей было удобно. Я старался, не жалея сил, произвести на нее наилучшее впечатление. Я старался ей понравиться.

— Между прочим, у меня клиническая депрессия, — сообщил я, как только мы устроились в креслах.

Поппи, к моему облегчению, и бровью не повела. Лишь посмотрела на меня долгим взглядом:

— Да… я предполагала нечто в этом роде.

— Правда? Неужели это так заметно?

— Ну, у меня нюх на такие вещи.

И когда эта информация вышла наружу, мы оба почувствовали себя свободнее. Поппи была первым человеком (кроме, само собой, моего начальства, врача и комиссии, определяющей профпригодность по состоянию здоровья, — первым другом, я хочу сказать), с которым я осмелился поделиться этой постыдной тайной. И если я ожидал, что она отодвинется от меня, замкнется в настороженном молчании или попросит стюардессу пересадить ее на другое место, я ошибался. Похоже, на ее отношение ко мне это сообщение никак не повлияло. За что я был ей безмерно благодарен, и мгновенно между нами установилось своего рода взаимопонимание — устойчивое и уютное, — и в результате общение между нами, вопреки моим опасениям, развивалось не напряженно и вымученно, но в совершенно естественном ритме. По правде сказать, поначалу общались мы не так интенсивно, как я надеялся. В основном мы дружелюбно помалкивали, что характерно скорее для пожилой пары, уже лет тридцать состоящей в законном браке, — вроде тех супругов в ресторане в Сиднейской бухте, тех, что сидели по одну сторону стола, предпочитая любоваться видом, а не болтать друг с другом. Приблизительно в два часа ночи по сиднейскому времени (полет длился уже несколько часов) мы являли собой такую картину: я выбирал, какой фильм посмотреть, иногда отпуская комментарии и не зная, на чем бы остановиться, а Поппи, потратив минут пять на короткий отчет о проделанной работе, теперь использовала свой ноутбук в иных целях — решала невероятно сложное трехмерное судоку.

Но, что важнее, отрываясь время от времени от наших занятий, мы разговаривали.

— А что у вас со сменой часовых поясов? — поинтересовался я.

— М-м?

— Ну, на этой вашей работе биологические часы наверняка идут вразнос. Как вы с этим справляетесь?

— Да никак, — пожала плечами Поппи. — Иногда дома в выходные просыпаюсь немного раньше, чем обычно, иногда немного позже. Ну и ладно.

Я завистливо вздохнул:

— Во что значит молодость.

— Вы еще не в инвалидном кресле, дедуля.

— И все же мне понадобится день или два, чтобы прийти в себя после этого путешествия, по опыту знаю. А ведь мне нужно оклематься как можно быстрее, потому что на этой неделе я должен принять важное решение.