По дороге в отель мы с Эммой отлично провели время. Особенно когда на подходе к Холловей-серкус я решил поморочить ей голову и принялся безостановочно кружить по развязке. До чего же было весело! «Следующий съезд налево, — твердила она, — Следующий съезд налево».Снова и снова, все чаще и чаще, а я знай себе нарезаю круги. Но голоса она так и не повысила. Как бы я ни прибавлял скорости, сколько бы кругов ни сделал, спокойствия и невозмутимости она не утратила. Наверное, я объехал развязку раз шесть или семь, пока не заметил полицейскую машину, приближавшуюся от станции «Нью-стрит». Я быстренько свернул в сторону Файвейз и до гостиницы ехал уже на более чем разумной скорости двадцать восемь миль в час.

Припарковавшись, я проверил багажник. Когда я катался по Холловей-серкус, как на карусели, из багажника доносились подозрительные звуки. Ну и разумеется, пока я лихачил, коробку Элисон мотало туда-сюда, так что лежавшие сверху бумаги вывалились. А поскольку ветер был довольно сильный, стоило мне открыть крышку, как с десяток листов закружилось над парковкой. Громко ругаясь, я бросился их ловить, но очередной порыв ветра поднял в воздух новую порцию бумаг. Тогда я захлопнул багажник и в конце концов умудрился-таки, изрядно побегав (а также благодаря помощи прохожего, который настолько развеселился, глядя на меня, что тоже поучаствовал в охоте), отловить все, что улетело. Прижав эту неряшливую кипу к груди, я сел в машину и принялся разглаживать листки, складывая их более или менее по порядку. Я тяжело дышал и был почему-то очень встревожен случившимся. Ведь если разобраться, эти стародавние работы Элисон не представляли особой ценности, но у меня было такое ощущение, будто мне поручили важное дело, и я не хотел его провалить.

Впрочем, я начисто забыл о возложенной на меня ответственности, когда, складывая листы в стопку на заднем сиденье, задержал взгляд на одном из них. Как думаете, какое слово привлекло мое внимание?

Слово «Макс».

И оно было не единичным, но повторялось раз пять на одной и той же странице.

Похоже, эта была середина какого-то эссе. Я начал рыться в бумагах в поисках других страниц. Большая часть обнаружилась довольно быстро и почти в правильной последовательности, но нескольких листов явно недоставало. Я нашел последнюю страницу под номером 18. Затем первую, озаглавленную «Вторжение в частную жизнь — Элисон Бирн, 22 февраля 1980 г». Вторжение в частную жизнь?О чем это, интересно? К первой странице была прикреплена записка, написанная другим почерком, скорее всего мужским, и по первым строчкам я догадался, что ее, наверное, писал преподаватель.

Прочитав записку, я взглянул на начало эссе. Первый короткий абзац служил как бы введением, но уже второй начинался так: «Стояло долгое жаркое лето 1976 года», а следующий: «В конце августа мы отправились на неделю в Озерный край вместе с друзьями нашей семьи по фамилии Сим».

Озерный край? Она написала эссе о том, как мы ездили в Конистон? Зачем? Какое такое «вторжение в частную жизнь» могло случиться на том недельном отдыхе?

У меня тряслись руки, пока я рылся в остальных бумагах. От страха мне казалось, что меня сейчас хватит удар. Но я должен был найти недостающие страницы и прочесть эссе целиком, как бы плохо мне потом ни было. Прочитать рассказ Каролины меня подвигло идиотское саморазрушительное любопытство. И рассказец меня придавил, чего уж скрывать. Неужто с этим эссе будет еще хуже?

Когда до меня дошло, что «пропавшие» страницы мирно покоятся в багажнике, мне потребовалось минут пятнадцать, чтобы собрать все воедино. Попрощавшись с Эммой («Пожелай мне удачи», — пробормотал я) и прихватив бумаги, я поднялся в свой номер на втором этаже. Опять заварил «Nescafe», включил телевизор для компании, приглушил звук, лег на кровать и начал читать.

ОГОНЬ: Погнутая фотография

Инцидент, который я намерена описать, произошел три с лишним года назад. Но я помню его очень хорошо, до мельчайших подробностей. Он изменил мою последующую жизнь, отдалив меня от человека, с которым я хотела сблизиться.

Стояло долгое жаркое лето 1976 года. «Долгое жаркое» здесь не писательский штамп, в то лето над Британией непрерывно сияло солнце, а дожди были так редки, что правительство назначило специального «министра по борьбе с засухой».

В конце августа мы отправились на неделю в Озерный край вместе с друзьями нашей семьи по фамилии Сим.

Одно время Симы жили по соседству с нами в Рубери, это район Бирмингема. Их сын Макс был лучшим другом моего брата Криса в начальной школе. Однако с одиннадцати лет они стали учиться в разных заведениях. Крис поступил в школу Короля Уильяма, куда принимают после сдачи экзамена, и отбор там довольно строгий (я тогда училась в школе для девочек того же уровня). Макс экзамен провалил и оказался в районной общеобразовательной школе. Года через два мы переехали из Рубери в дом с большим садом на берегу водоема в Эджбастоне. Несмотря на все эти перемены, Крис с Максом оставались друзьями, а наши родители продолжали часто видеться.

В 1976 году, когда произошел описываемый инцидент, Крису и Максу исполнилось шестнадцать лет, а мне было почти восемнадцать. Во многих отношениях я чувствовала себя слишком взрослой, чтобы ехать отдыхать вместе с родителями и братом, и, замечу, этот семейный отдых стал для меня последним. Тем летом, только немного раньше, я уже побывала во Франции вместе с подругами, но в конце августа по-прежнему стояла хорошая погода, а мне не слишком хотелось оставаться дома одной на целую неделю, и я решила поехать.

Наш кемпинг находился на озере Конистон. Туристы там жили как в палатках, так и в автоприцепах; в качестве услуг кемпинг предоставлял современные душевые и туалеты. Мои родители поставили просторную семейную палатку с двумя раздельными «спальнями», поэтому мы чувствовали себя вполне уютно, хотя я и не большая любительница брезентовых «домов». Симы установили свою палатку (намного меньше по размеру) в нескольких ярдах от нас и точно напротив нашей, вход к входу, так что между палатками образовалось нечто вроде общего пространства. В этой импровизированной «гостиной» мы каждый вечер разводили костер, садились вокруг, ели и разговаривали. Иногда мой брат Крис брал в руки гитару, но, к моей радости, хором мы не пели. Крис просто наигрывал что-то минорное с отрешенным видом. Они с Максом находились в том возрасте, когда мальчики переживают бурные влюбленности, и Крис страдал по одной девочке из моей школы. Я говорила ему, что у него нет никаких шансов, но он меня не слушал.

Макс тоже походил на влюбленного, и — если я сильно не ошибаюсь — предметом его страсти была я.

Я знала Макса много лет, но лишь недавно начала замечать, как он повзрослел — из глупого мальчишки получился весьма симпатичный парень. Я была старше на два года, и это обстоятельство делало его кандидатуру абсолютно «непроходной», но мне льстила безграничная преданность, с какой он смотрел на меня, и, если быть до конца откровенной, я согласилась ехать в Озерный край главным образом из-за Макса. Однако бедняга был ужасно не уверен в себе. Вооружившись принципом «чем гаже, тем слаже», я с напускной заносчивостью игнорировала его почти всю неделю — в надежде, что такое отношение подвигнет его на решительные действия. Но боюсь, он воспринял мое поведение чересчур буквально и пришел к выводу, что он мне не нравится.