Она убрала руку с его плеча.

  - Да Бог с тобой, Арчи, ты и о себе так думаешь? И ты всех перемешиваешь… с дерьмом…

  - Только не надо меня обвинять, - сказал он, удивляясь её реакции. - Можешь обвинить человеческую природу. Не я создавал этот мир.

  Мортон отшатнулась от Арчи, а он погрузился в свои мысли и размышления о Картере, о его слабых местах, о тех, что у него на поверхности, например, его спортивные награды, на которые он приходит посмотреть по пятьдесят раз в день, или то, как важно он шествует по школе походкой атлета, раскачивая плечами, выставляя напоказ образ «крутого парня». Честь и награды, которые как близнецы повторяют личность Картера, также могут быть щелью в его броне. Проблема, конечно, была в том, как её использовать.

  Он потянулся к Мортон и коснулся рукой её лица. Она смотрела в темноту, наблюдая за светом фар проезжающих мимо машин, пробегающим по асфальту и по световозвращателям на столбиках у края дороги. Она ненавидела себя за то, что всегда отвечала Арчи Костелло. Она была симпатичной, умной и у мальчиков она всегда пользовалась успехом. Она не пропускала субботних вечеринок в школе, начиная с седьмого класса. Ей были присущи независимость и хладнокровие, в чём, наверное, Арчи видел слабость, и это был ответ его потребностям. Но какое-то маленькое волнение каждый раз возбуждало в ней жизнь, когда она слышала его голос по телефону. Наверное, всё-таки он был прав, говоря о том, что в жизни каждого есть что-нибудь отвратное. У неё был Арчи Костелло. Она никогда не бывала с ним на вечеринках (и он никогда не просился с ней туда). И всё же он не мог бы отрицать приносимые ею удовольствие и чувство вины. И она из раза в раз продолжала натыкаться на это, когда они были вместе. Она не позволяла себе дружить с кем-нибудь ещё. И теперь снова она отвечала его ласке.

  Она поддалась… и на какое-то мгновение Арчи Костелло и Джил Мортон оказались в маленьком мире чувств, заключённом в старой «Черри» до внезапного порыва, до приступа удовольствия, до извержения красоты и ярости, оставившего их обоих одними на волне восторга и восхищения, на это мгновение они настолько стремительно оставили всё в прошлом, что минутой позже они могли лишь вспомнить о своём существовании.

  Они какое-то время сидели в томной усталости, в полном истощении. Арчи заставил себя войти в это состояние, наслаждаясь короткими мгновениями тишины, потому что он знал, что в какой-то момент Мортон заговорит. Позже она всегда начинала говорить. И он был вынужден скрывать раздражение и нетерпимость, зная, что ей нужно было выговориться, в чём она нуждалась больше, чем во всём, что было до того.

  - Что тебя так волнует в этом американском супергерое? - лениво спросила она.

  Арчи отпрянул.

  - Ничего, - сказал он.

  - Тогда, зачем о нём говорить?

  Арчи снова понял, почему он всегда держался подальше от других. Дай им немного приблизиться, и они полезут к тебе на шею и слишком многое на себя возьмут.

  - Забудь это, - сказал он, поворачивая ключ в замке зажигания. Мотор ожил.

  - Эй, не сходи с ума, - сказала она. - Ты выбрал этого субъекта, а не я, - и она дотянулась до ключа и выключила зажигание.

  Арчи не ответил, он знал, что Мортон была права. Картер волновал его, и он знал почему. Ему была нужна особая акция против Картера, а не какое-нибудь маленькое задание, которое будет временным или мимолетным. Картер был особым случаем. Нужно начать с его особых наград, а закончить где-то ещё, чтобы Картер запомнил это очень надолго.

  Мортон снова вторглась в его мысли, Мортон и то, что она знает, ожидание прикосновения, занятые руки, открытый рот, язык похожий на маленькую, приятную, стремительную змейку. И Арчи снова будет в её объятиях, забыв о Картере и всём остальном, отдавшись Мортон, продолжающей на волне чувств, которые, как он знал, ворвутся в глубокий тёмный цветок экстаза, который почти, почти наступит… но ни разу, ни разу будет доведён до конца.

  Он в третий раз пытался набрать номер Губера, пропустив первые два раза, когда его вспотевший палец соскальзывал и попадал не в то отверстие на диске: «Промах пальца по Фрейду?» - спросил он себя, мрачно улыбнувшись. Но он был доволен, что хоть чуть-чуть он сумел превратить это в шутку, и затем услышал, как на другом конце линии звонит телефон.

  Он стал устойчивей, расставив ноги пошире, ему показалось, что он собирается противостоять ураганным ветрам, которые сметут его прочь. Сумасбродство. Он всего лишь звонил по телефону своему старому другу.

  Третий гудок, четвёртый… Он представил себе звук телефонного звонка, блуждающий в невидимой пряди проводов, растянутых между комнатой, где он стоял и гостиной у Губера дома. Где, очевидно, некому было подойти к телефону.

  Седьмой… восьмой…

  - Ладно, - подумал он. - Никого нет дома, мой шаг сделан. Как-нибудь в другой раз, - вздохнув, он собрался повесить трубку, как вдруг услышал, как кто-то произносит: «Алло», вдох и выдох, и затем снова: «Алло».

  Джерри подавился воздухом: «С чего начать?»

  «Алло?» - снова повторил голос всё ещё на задержке дыхания, уже со знаком вопроса на конце и с намеком на раздражение.

  И Джерри понесло:

  - Привет, Губер? Ты - как? Это - Джерри Рено, только подумал, что лишь позвоню… - так много и так быстро, слова вылетели все сразу. - Ты только что бегал? - «Чёрт. Всё это время живя в космической тишине я, наконец, не могу закрыть рот».

  - Это ты, Джерри? - спросил Губер, глубоко набрав воздух, вероятно, только прибежав, и Джерри ему позавидовал, ему тоже захотелось бегать, прыгать, бешено нестись сквозь весенний воздух, поняв, как было важно ему выбраться из удушья и смертельного уныния квартиры, давившего его с самого возвращения.

  - Это действительно я, - сказал Джерри желая, чтобы его голос звучал нормально, как у Джерри Рено, как это знал и помнил Губер.

  - Рад услышать твой голос, - сказал Губер, но с какой-то долей осторожности, слова были в полном порядке, но его голос шёл на ощупь.

  «Давай, рожай поскорее», - подумал Джерри. - «Давай мяч, и чёрт с этими сигналами».

  - Смотри, Губ. Могу я что-то сказать? Парочку мыслей? Во-первых, мне жаль о том дне, когда ты пришёл сюда. Я не был готов, как мне кажется. На самом деле я был рад тебя увидеть, но не был готов к чему-либо другому. Я имею в виду, я не был готов к Монументу. Наверное, я выглядел, как дурак…

  Смех Губера был легким, почти благодарным.

  - Ладно, это не было твоим ежедневным «Как дела». Но сейчас выглядишь хорошо. Джерри… - и, после небольшой паузы. - Ты ли это?

  - Мне кажется… да, - нужно было объяснить. - У меня всё хорошо. Я готов.

  - Замечательно. И Джерри, дай мне также что-то сказать, ладно? Прежде всего, я должен тебе кое-что сказать - прежде, чем всё остальное.

  - Смотри, Губер, я знаю, что ты хочешь мне сказать, и об этом не надо. Ты остался моим другом.

  - Но мне нужно это сказать, Джерри, и ты должен выслушать, и затем принять решение. Не говоря что-нибудь ещё. Дай мне… дай мне сказать тебе, что я знаю, что прошлой осенью я тебя предавал. Остался дома, словно был болен, когда ты проходил весь этот ад из-за шоколада, дрался с Джанзой…

  - Но ты был там, Губ. Я видел тебя. Ты мне помог… - он почти сказал: «Ты держал меня в своих руках, когда изнутри я весь был изломан».

  - Но я пришёл слишком поздно. До последней минуты я был дома. И пришёл на помощь слишком поздно… ладно, я это сказал. Я должен был это сказать. И я не обвиняю тебя, если ты меня за это ненавидишь.

  - Господь с тобой, Губер, я не ненавижу тебя. Ты же мой друг.

  - Той ночью я вёл себя, не как друг…

  - Губер, Губер… - мягко упрекнул его Джерри, словно Губер был ребенком, которого нужно было успокоить.

  - Ты дашь мне ещё один шанс?