- Правильно, Сьюзен. Таким же образом написаны все его книги: «Возвращение домой» или тот же «Разговор двоих в ночи». Там все тот же Френчтаун, но что касается характеров, то он изменял их до неузнаваемости. Зачем? Потому что Френчтаун невелик. Там все знают друг друга, и реальные люди узнаваемы…, но теперь он использовал их имена, точно расставлял все по улицам города, прямо как по карте. Это, как будто…

  У меня медленно отвисала челюсть, когда я выслушивала все ее наблюдения. Она нахмурилась, прочистила горло и поставила пресс-папье точно в центр стола.

  - Как будто, что?

  - Это звучит неправдоподобно, я знаю, но это - как будто он написал автобиографию. Все детали под контролем. В тридцать восьмом году Полу было тринадцать лет, и это вымышленный персонаж, и случилось, что его также зовут Пол. Годами я была его агентом, я не раз посещала Монумент, потому что Пол никогда не приезжал в Нью-Йорк, даже, когда «Разговор двоих в ночи» получил премию Кувера. А «Кувер» – это даже не «Пулицер», и он вручается далеко не каждый год, только когда появляется роман, достойный этой премии. Но Пол даже не прибыл на банкет, чтобы получить вознаграждение, за что другой писатель отдал бы все. Он написал речь, которую попросил, чтобы я прочла. Он также избегал издательств – таких, например, как «Харбор-Хаос» известного своими необычными новинками, публикуемыми самыми известными писателями. Пол старался с ними не встречаться. Он мог устроить небольшую вечеринку в Монументе, не пригласив при этом никого из мира издателей, кроме меня. Так я узнала его и его семью. Твоего дедушку Джуля, его мать и отца, брата Арманда и сестер близнецов, особенно его младшую сестру Роз, которую он просто обожал. Они – все в этой рукописи, Сьюзен. Вся семья, точно как, он описывал их мне, когда рассказывал о своем детстве.

  Я не говорила ничего, ожидая продолжения, зная, что есть нечто большее.

  - Что еще озадачило меня, так это его просьба к адвокату, чтобы тот прятал от меня рукопись до 1988 года. Это, чтобы люди, узнаваемые в этом романе, не дожили до его издания?

  - Но большинство из них до сих пор живы, Мередит. Мой дедушка, его брат Арманд, его сестры…

  - Прежнее поколение – нет. Его мать и отец. Большинство его теть и дядь уже умерли. Те, кто еще нет – теперь уж очень стары. Возможно, Пол хотел, чтобы промежуток времени отдалил их. Он, вероятно, полагал, что его современники, такие, как твой дедушка, не будут ранены или расстроены, прочитав этот роман…

  - Почему кто-нибудь должен быть расстроен? – спросила я. – Они не были расстроены другими его романами…

  - Этот роман не такой, как другие…

  То, на что она намекала, было, конечно же, нелепо. И все же…

  Я почувствовала, как мои щеки наливаются краской. В то же самое время мне стало интересно, чувствует ли другой человек, когда его щеки краснеют? Смешно.

  - Что? – спросила Мередит, отвлекшись от темы разговора.

  - Ничего, - но что-то все-таки было, что-то из того, что рассказывал мне дедушка во время одного из моих визитов в Монумент. Но теперь об этом говорить мне не хотелось. Не сейчас.

  - Мередит, что вы собираетесь делать с этой рукописью? Ее можно опубликовать? Похоже, что это лишь часть романа…

  - О, да, конечно, это можно опубликовать, но не как роман, а как часть собраний сочинений Пола, - тон в ее голосе уже был не деловой. Волнение куда-то исчезло. Я слышала речь обычного агента. – В «Харбор-Хаос» говорят, что вдруг обнаружились собрания эссе Пола, обзоры, некоторые из коротких рассказов, которые не были изданы в книгах. Эта рукопись вполне бы подошла. Вообрази себе, неизданные работы Пола Роджета. Это был бы взрыв. Но…

  - Так, в чем вы сомневаетесь?

  Она отягощено вздохнула и провалилась в диван. Она больше не выглядела агентом.

  - Захотел бы Пол это издать?

  - Он договорился о том, что этот материал попадет к вам, не так ли? А вы, будучи его агентом, имеете право его издать.

  - Я знаю, знаю… - она взяла со стола рукопись. - Но я понимаю, как нелегки были его последние годы. Он прекратил писать, изолировался. А затем вдруг возникает эта рукопись. Она ни на что не похожа. И для меня важен вопрос, могу ли я быть тем человеком, который сможет решиться на это? Нужно ли вовлекать кого-нибудь из семьи Пола. Кого-нибудь, кто бы мог дать мне объективное мнение. И я поехала к твоему дедушке…

  - К дедушке? Но он – его двоюродный брат, он рос с ним. Кто еще может быть более объективным?

  - Он детектив, следователь. Его работа - находить факты, правду. Так что я поехала в Монумент. Это было неделю назад. Взяла с собой рукопись. Попросила его, чтобы он прочитал ее, чтобы высказать мне свое мнение. Но он тут же начал спрашивать, какое мнение мне от него нужно. Я ему объяснила… но подожди, Сьюзен. Можешь прочитать, что он сказал.

  По дороге к столу, она говорила через плечо:

  - Как я и думала, твой дедушка - очень методичный человек. Он прислал мне письмо.

  Она потащила на себя ящик стола и достала оттуда обычный белый конверт, остановилась, будто мысленно его взвешивая, а затем, пересекая комнату в обратном направлении, вернулась и дала конверт мне в руки.

  - Прочитай, - сказала Мередит. – А затем, поговорим…

  Открыв конверт, я поняла, что уже не раз в течение нашей беседы с Мередит я успела упомянуть исчезновение.

  ДАТА: 7/3/88

  ДЛЯ: Миссис Мередит Е. Мартин

  ОТ: Лейтенанта Джулиана Джи Роджета.

  ПРЕДМЕТ: Рукопись без названия Пола Роджета.

  Как следует из моего доклада о рукописи, которую Вы представили мне в моем офисе 30/6/88.

  Когда Вы сидели у меня в тот день, я мог видеть, как Вы, очевидно, были взволнованны этой рукописью. Так как я - не литературный критик, я понял, как для вас важна достоверность фактов, и предположил, что Вы пожелали, чтобы я смог это проверить или даже опровергнуть. В своих романах и рассказах Пол всегда настолько близко подходил к правде, и для этого ему часто требовался кто-нибудь хорошо ему знакомый на хорошо известном ему месте, чтобы выделить грань между действительностью и вымыслом.

  Должен признать, что я чуть ли не получил шок, снова услышав «голос» Пола столько лет спустя после его смерти. И лишь однажды я должен был прервать чтение, потому что эмоции взяли надо мной верх. Мередит, несмотря на печаль, я был рад тому, что Вы принесли мне эту рукопись. Все годы вашего знакомства с Полом вы часто посещали Монумент и Френчтаун. Мне по душе ваша бесконечная преданность ему, его карьере и нашей семье. И мне начинает казаться, что Вы - одна из нас.

  Вернемся к делу:

  Перечитывая рукопись, я понял, что, в конце концов, Вам не было важно, чтобы я проверил совпадение фактов в рукописи и в реальности. Я, наконец, понял, о чем Вы хотели спросить, но не нашли подходящих слов.

  Позвольте мне ответить на ваш вопрос: этот рассказ не является точной автобиографией Пола.

  В этом сообщении я могу предоставить множество доказательств, чтобы поддержать мое заключение, что, написанное Полом в полной мере является вымыслом - беллетристикой.

  Давайте сначала рассмотрим невидимость как явление.

  Исчезновение, как назвал это Пол, - поверить в это невозможно. Любой здравомыслящий человек должен отвергнуть это, просто как плод самой дикой фантазии. В своих романах Пол всегда имел дело с реализмом и никогда, даже вскользь, не обращался к научной фантастике. Однако, как и многие из нас, он был увлечен кино. Мы были поколением тридцатых, и кино для нас значило очень много. В те дни кроме реализма на экране была еще и фантастика. И мы особенно любили фантастические сериалы, например, с участием Бака Роджера и Флеша Гордона (может, Вы помните их замечательные приключения в космосе). Больше того, был один фильм, который невозможно забыть. Он тогда оказывал неописуемый эффект на зрителей, как молодых, так и пожилых. Я о фильме «Человек-Невидимка» с Клодом Раинсом в главной роли. И я охотно верю, что, возможно, именно из этого кинофильма Пол взял идею исчезновения, чтобы спустя годы ее использовать, имея уже свой собственный подход к ней.

  Кроме всего, думаю, что никто не будет сомневаться в том, что невидимость или исчезновение (или найдите этому явлению любое другое название) невозможно и непостижимо.

  Исчезновение само по себе показывает, что это повествование является беллетристикой.

  Такое заключение вполне очевидно. Однако я чувствую, что Вы искали другие доказательства или даже те, которых не существует.

  Однако с полной ответственностью я буду указывать и на другие случаи, чтобы поддержать свое мнение, что эта работа Пола является полным вымыслом.

  Фотография, например.

  Мы сразу должны обратиться к фотографии, потому что она появилась на центральном плане повествования, и без нее Пол не смог бы начать вообще.

  Фотография, конечно же, на самом деле существовала. Сегодня я могу говорить об этом с натяжкой, потому что она, очевидно, потеряна или уничтожена. Я потратил немало времени, пытаясь найти хоть какие-то ее следы. В процессе чтения я расспросил тетю Оливину и дядю Эдгара об этой фотографии (они – единственные, оставшиеся в живых наши с Полом тетя и дядя). В своем преклонном возрасте (ей теперь восемьдесят семь) тетя Оливина постоянно говорит о Канаде и маленькой ферме, на которой она выросла. Она очень ясно вспоминает день, когда была снята эта фотография, потому что она была слишком расстроена от одной лишь мысли о переезде из Канады в Соединенные Штаты. Она вспоминает, что Аделард не попал в кадр, потому что он мог присесть или отскочить в сторону. Она говорила, что он был большим проказником. И тогда она стала рассказывать о том дне, когда они собрались на ступеньках маленькой церкви в Сан-Джекусе, и я уже не смог вернуть ее к тому, что происходило на заднем плане изображения на фотографии. Когда я снова спросил ее об Аделарде, то ее глаза остекленели, и она погрузилась в сон.

  Дядя Эдгар также очень хорошо помнит эту фотографию. Несмотря на то, что он доживает уже седьмой десяток, он работает мастером в церкви Святого Джуда, ремонтируя ограды и подкрашивая стены. Он говорит, что его отец - наш с Полом дедушка, старался никогда не говорить об этой фотографии, потому что ему казалось, что отсутствие Аделарда в кадре накануне переезда в другую страну было плохим предзнаменованием. Дядя Эдгар - очень практичный человек. Он не верит в предзнаменования. Он уверен в том, что Аделард просто пошутил, исчезнув из поля зрения в момент открытия затвора.

  Дядя Эдгар не знает, что случилось с этой фотографией, а также с самим фотоальбомом. Он сказал, что, когда его родители умерли (спустя пять недель друг после друга в 1965 году), то их сыновья и дочери, Эдгар полагает, разобрали эти фотографии, каждый взял те, что для него представляют большую ценность. Дядя Эдгар взял себе снимок его сестер, позирующих на парадной лужайке дома нашей семьи на Восьмой Стрит. Он больше никогда не видел сам альбом или другие снимки из него.

  Я также расспрашивал брата Пола Арманда и его сестер близнецов об этой фотографии – каждого в отдельности. (Его самая младшая сестра Роз умерла от опухоли мозга 1978 году). Арманд и Иветта говорят, что они знают эту фотографию и помнят, что время от времени это вызывало лишь некоторое любопытство, но не более того. Ивона говорит, что фактически она никогда не видела эту фотографию и лишь смутно припоминает разговоры о ней. В своих беседах с ними, я пытался выяснить об этой особенности Пола, чтобы найти ключ к особенностям его поведения, что смогло бы хоть как-то оправдать описания происходящего в рукописи. Ответы были отрицательными.

  Я с ужасом каждому из них задавал один и тот же вопрос: «Пол когда-нибудь мог исчезнуть из видимости?», и я понял, что на самом деле для риска оснований не было, потому что ни один из них не воспринимал этот вопрос буквально. Ответ Арманда был типичен: «О, да. Время от времени он мог исчезнуть из видимости, но всегда возвращался обратно во Френчтаун».

  Я сам решил не комментировать эту фотографию, пока я не расскажу о реакции остальных. Да, я хорошо это помню, но я не помню того, что Пол добивался на первых страницах его рукописи: я о том, что он посвящал меня во все свои тайны, которых у нас друг от друга не было. Я специально подчеркнул эти слова, чтобы обратить внимание на их важность, как на случаи, когда я сам непосредственно вовлечен в материал рукописи, и где мои собственные воспоминания не поддерживают того, что написал Пол. Я цитирую это как жизненное свидетельство того, что Пол превратил в беллетристику, когда он начал писать о фотографии и об исчезновении. Я слышал те же самые истории, что и Пол, но в отличие от него не обращал на них особого внимания. Дядя Аделард в моей жизни слыл бродягой и едва существовал для меня, как личность.

  Столько о фотографии. Признаю, что она продолжает оставаться загадкой, как и ее существование, с объяснением ее загадки или без, чего было бы достаточно, чтобы вдохновить кого-нибудь с умом Пола и его чувством драмы, чтобы совершить скачок воображения от невозможного к возможному. В конце концов, делом его жизни всегда было писать о том, чего не было. Однажды он рассказал мне, что вся его литературная карьера строилась в ответах на очень простой вопрос: «А что, если?»

  Позвольте теперь мне вернуться к характерам и расставить все по своим местам. Очевидно, что Пол снова демонстрирует свой талант использовать реальных людей в реальном месте и преобразовывать их в вымышленные персонажи в искусственно созданном пространстве. Он берет за основу правду и перековывает ее в образы, возникающие в его сознании. Его персонажи, особенно в этом фрагменте, кажутся реальными, пока находятся на расстоянии, но они сильно меняются, когда рассматриваешь их вблизи.

  Тетя Розана, например.

  Тетя Розана не появлялась в его реальной жизни, в отличие от образа, созданного Полом на бумаге. Я ярко себе ее представляю, и я также многое слышал о ней от своих родителей, обсуждающих ее годами. Если он любил ее, что, конечно, представляется вполне возможным, то я не наблюдал за ним никакой особенной страсти, даже ни малейшего намека. Я не желаю унизить ее взгляды или сам ее образ, но она не была столь красивой или сладкой «жертвой», какой сотворил ее Пол. Она была симпатичной женщиной, да, но ценой того, что она каждый день опрятно одевалась в молодежные платья. Ее любимый цвет, кажется, был оранжевым, и она всегда носила обувь на высоких каблуках, о чем Пол указывал в рукописи. Лучше всего ей удавались волосы (я помню это по рассказам матери), у нее был талант к искусству парикмахера. Она хорошо справлялась с чужими волосами, но не со своими. Ее собственные волосы всегда выглядели неряшливо, будто развеваясь на ветру. Она была очень добрым и щедрым человеком, однако, ее подводили излишне легкие манеры в обществе мужчин и полная неспособность обидеть даже муху, как не раз рассказывала мать. С мужчинами ей не везло совсем.

  Насколько далеко могли зайти ее отношения с Рудольфом Тубертом, то среди членов нашей семьи не было сомнений, что он был отцом ее ребенка. (Что не было глубокой тайной, чтобы Пол об этом не знал.) Но не думаю, что кто-нибудь полагает, что Рудольф мог совратить невинную девушку. Не имеется ни малейших оснований, что Розана даже была девственницей, когда вступила с ним в сексуальный контакт.

  Розана была одной из немногих учащихся, кого выгнали из школы прихода Святого Джуда. В седьмом классе, когда ей было тринадцать, ее обнаружил мистер Лафарг на «мальчишеской территории» (так монахини называли мужской туалет), где она занималась стриптизом, в то время как это наблюдали шесть или семь мальчиков, бросая ей в ноги монеты. Мистер Лафарг, который верил в жизнь и не мешал жизни, вероятно, потому что он проводил большую часть своего времени на кладбище среди покойников, не сообщил об этом инциденте монахиням или старейшинам (мальчишки сами по себе любят пускать слухи). Но в тот же год, позже Розана была обнаружена старшей матерью в одном из служебных туалетов в конце коридора на втором этаже. Она с двоими мальчиками выполняла акт, который старшая мать не смогла бы скрыть от всех остальных. Она обнародовала это при всех, хотя говорить о чужом грехе было также тяжелым моральным грехом, достойным проклятия и ада.

  Вполне возможно, что Пол мог быть сокрушен своей тетей, и что она возбудила его физически. Розана смогла бы легко стать объектом его юношеской фантазии. Мои собственные воспоминания о ней заканчиваются в раннем возрасте. Несмотря на ее парикмахерский талант, я не припоминаю, чтобы она когда-либо открыла свою собственную парикмахерскую в Канаде или в Америке. Она редко возвращалась во Френчтаун, и у меня не осталось никаких особенных воспоминаний ее приездах. Никто из нашей семьи даже не знает, жива она или уже умерла.

  Я был достаточно откровенен в своих замечаниях о Розане, и надеюсь, что вам не покажется, будто я сказал о ней не все. Однако, думаю, что было бы важно показать, как Пол идеализировал тетю Розану в написанном. Я упоминаю это, чтобы поддержать свою веру в то, что его роман является беллетристикой, и что он снова использовал свой стандартный подход: взяв реальных людей и реальные места действия, и окрасив их по-своему и придав им детали из собственного воображения.

  О Рудольфе Туберте.

  В то время он был чуть ли не образцом достоинства, и это подтверждают наши полицейские отчеты. Он не был столь порочным, как это описано у Пола. Он был отнюдь не героем, и иногда действовал не по закону. Он изменял жене, как писал Пол, и имел дела с девушками на стороне буквально на бросок камня от собственного дома. Да, его жена заслуживала сочувствия из-за ее болезни и была прикована к инвалидному креслу. Но она была не из самых приятных людей Френчтауна, да и жить с ней было нелегко. (Ее болезнь сегодня вероятно относилась бы к группе психосоматических заболеваний). Она была остра на язык и ни разу никому не сказала доброго слова еще до того как, оказалась прикованной к ее креслу. Это, конечно же, не прощает Рудольфу Туберту его внебрачных отношений, но это помогает объяснять его поведение.

  Это – правда, что Рудольф Туберт помогал людям, однако, часто выходя за рамки закона. Не надо забывать, что во Френчтауне, как и везде, тогда была депрессия, и в те дни французские канадцы все еще были бедными иммигрантами, и их не слишком хорошо принимали в банках и деловых кругах. Рудольф дарил людям надежду с помощью различных его лотерей. (Если быть более точным, то он продавал им надежду, как отец Пола говорит в рукописи.) Но Рудольф всегда выплачивал выигрыши и регулярно суживал немалые деньги жителям Френчтауна без имущественного залога, периодически спрашивая у каждого о возврате долга, не прибегая к насилию.

  Если о жестокости Рудольфа Туберта, то это - факт, когда он принял меры к человеку, которого Пол назвал Жаном Полем Родиером, которому нужно было преподать урок за отказ вернуть долг. Без подобных наказаний вся его система бы рухнула. Однако Рудольф Туберт велел своим людям, чтобы те лишь немного припугнули Жана Поля, но они потеряли чувство меры. Надо признать, что Жан Поль был не самой желанной фигурой во Френчтауне. Как известно, он был известным хамом, избивал свою жену, которая весила не больше, чем девяносто фунтов, и не возвращал долги. Немногие жалели Жана Поля Родиера.

  Я понял, что все это заставляет меня будто бы извиняться за Рудольфа Туберта, также как я понимаю, что подлил краски на незавидный портрет нашей тети Розаны. Но мои цели отличаются от целей Пола. Он был писателем-фантастом, а я пытаюсь прояснить факты. Я также полагаю, что я нахожусь в лучшем положении, чем Пол, потому что он должен был знать факты и признавать их.

  Однажды мы разговаривали с Полом. Это было после публикации его второго романа, который назывался «Возвращение Домой». Мы говорили о наших старых семейных праздниках, особенно о Новом Годе, который французские канадцы вызывают «Jour de l'An». Вся семья как всегда собиралась в доме нашего дедушки, на столе было много еды, вина, мы пели наши старые песни. И Новый Год для нас значил больше, чем даже Рождество.

  Во всяком случае, мы с Полом начали вспоминать о праздниках нашего детства и об одном таком Jour de l'An, когда мы спрятались за сараем и курили сигареты, что для нас было запрещено, и случайно подожгли сено. Мы изо всех сил боролись с огнем и сумели его погасить, чтобы не начался пожар. Я никогда не забуду паническое ржание старого коня моего дедушки, Ричарда. В дыму и огне конь кричал от ужаса почти как человек.

  После того, как мы обсудили произошедшее, Пол притих: «Что, это на самом деле было?» - наконец спросил он.

  «Конечно, было», - ответил я. – «Ты что, не помнишь?»

  «Да, да. Но ты знаешь, Джуль, я столько реальности превратил в вымысел из того, что когда-либо случалось в те дни, что теперь не уверен, где реальность, а где вымысел».

  Вот одна из причин, почему мы не можем до конца верить Полу, когда он пишет. Его воображение, являясь одним из величайших его даров, не только проявляло спонтанные фантазии, но и позволяло ему использовать обычные ситуации и обычных людей из его жизни и возвеличивать их над жизнью. Отец в «Ушибах в Раю» был незабываемым образом, который критики сравнивали с рыбаком в «Старике и Море» Хемингуэя, в то время как мой дядя, отец Пола, на чьей основе был создан этот характер, был обычным человеком, хорошим человеком, который едва ли был той трагической фигурой, которую мастерски создал Пол.

  Начальник полицейского управления однажды мне сказал, что у меня минимальное воображение, или оно даже полностью отсутствует. Я принял это замечание как критику, пока он не сказал мне, что, фактически, это была высокая похвала. Он сказал, что моя сила, как детектива была в способности видеть факты как просто факты, и в своих расследованиях руководствоваться только логикой. Он сказал, что я редко терял след или уходил по ложному следу, потому что я всегда мог трезво отличить правильный след от ложного. Я думаю, что те же самые качества позволяют мне точно судить о рукописи Пола. Я также мог юридически корректно оценить все события во Френчтауне, сравнивая их с описаниями Пола, но не только потому, что я всю жизнь прожил в этом городе, но и благодаря своему положению офицера полиции. Большое количество информации проходит через полицейский штаб нашего маленького города. Настоящее, становясь прошлым, навсегда оседает в нашем архиве. Мы имеем укомплектованные дела, например, на Рудольфа Туберта, включая тот факт, что он упоминался как действующий в городе представитель молодежи Френчтауна. В своем повествовании Пол неодобрительно рассматривает монополию Рудольфа Туберта на линиях по доставке газет. В то время как Рудольф Туберт, возможно, даже и наслаждался своей властью над молодежью города, он также дал первую возможность заработать сотням детей, и это в трудные дни депрессии. Он обеспечивал их защитой (газетные мальчики в других районах города часто страдали от старших ребят особенно такие робкие, как Бернард, например, Рудольф не посылал их в «грубый и извращенный мир» центра Монумента). Пол также был не в состоянии обратить внимание на ежегодные рождественские вечера, устроенные Рудольфом Тубертом для этих детей, когда никто из них не оставался без подарка. Я могу поверить, что для драматизации в его романе Полу был необходим злодей, и Рудольф Туберт идеально подошел для этой цели.

  Это подводит нас к смерти Рудольфа Туберта. До сих пор в наших папках его смерть обозначена, как нераскрытое убийство.

  Его тело было найдено в его офисе 19 декабря 1938 года, с множеством ножевых ран. В ту же самую ночь, один из служащих Рудольфа Туберта Хирв Буаснё оставил город (его видел один из доверенных свидетелей). Он сел на поезд компании «B$M», отъезжающий в направлении Бостона. Сейф Рудольфа Туберта был открыт (Буаснё знал комбинацию цифр). Больше Хирва Буаснё ни разу не видели, оружие убийства так и не было найдено. За день до убийства между Рудольфом Тубертом и Хирвом Буаснё был очень тяжелый спор. Буаснё был человеком крепкого телосложения, и, предполагается, он был способен справиться с Рудольфом Тубертом, а также причинить ему фатальные раны.

  Важно обратить внимание на то, что в повествовании Пол фактически не описал убийство Рудолфа Туберта, когда он без смущения, в полной подробности описал многие другие сцены.

  О событиях той трагической ночи тоже известно далеко не все. Отец Пола был ранен в стычке и отправлен в больницу Монумента. Хотя он потерял немало крови, его рана не рассматривалась критической и полностью зажила. Его жизни не угрожало никакой опасности, согласно полицейским отчетам (они все еще здесь, в папках и вполне доступны). Пол, очевидно, преувеличил раны отца, чтобы обеспечить кульминационный момент для событий той ночи. Еще одна трагедия – в том, что его брат Бернард умер тремя неделями спустя, внезапно и без очевидной причины, согласно рукописи Пола. В действительности, было произведено вскрытие трупа, которое показало, что его брат перенес приступ от врожденного сердечного порока, о котором в его семье не знали, как это часто случалось в те дни. Брат Пола выглядел «худеньким», причиной тому был недостаток аппетита и низкий энергетический уровень.

  Что о внезапной смерти нашего с Полом дяди Винсента годами прежде, которую Пол пытается связать с исчезновением, как и о смерти Бернарда - я использую ресурсы собственной памяти, также и ответы на мои вопросы дяди Эдгара, чтобы подтвердить факт, что Винсент имел врожденное заболевание со дня своего рождения. Он редко выходил за двери дома, чтобы поиграть с другими детьми, и отставал на класс от своих сверстников, потому что он постоянно пропускал школу. Его смерть, которая естественно погрузила всю семью в печаль, не была полностью неожиданной.

  Меня поразило то, как Пол взял столько событий, настолько несопоставимых друг с другом, и встроил их в повествование, и как все приобрело вкус реальности. Но пока не рассмотришь каждое из событий в отдельности, то не увидишь, насколько он исказил их для создания вымысла.

  Еще одно замечание об известной теперь забастовке на гребеночной фабрике Монумента. Пол описал забастовку, уложив ее в очень простые рамки без того, чтобы углубиться в какие-либо детали сложной ситуации. Заметное упущение состоит в полном отсутствии Говарда Хейнеса, владельца этой гребеночной фабрики. Говард Хейнес имел дело непосредственно с забастовщиками, и его офис на фабрике был самой сценой переговоров. Он каждый день проходил через пикеты. Ему свистели вслед и что-нибудь кричали, но он никогда не являлся объектом насилия и никогда не прибегал к насилию, потому что Говард Хейнес всегда был справедливым предпринимателем. Но наступило время профсоюзов, и для всей промышленности наступил период глобальных перемен. Люди подобные Говарду Хейнесу быстро исчезли со сцены.

  Почему Пол вообще не упоминал Говарда Хейнеса? Или мы имеем дело со спорной забастовкой? Я полагаю, что на это есть простой ответ. Он игнорировал Говарда Хейнеса, потому что он хотел сосредоточиться на Рудольфе Туберте, как на злодее в своей рукописи. Это - лишь моя теория, конечно, но я убежден, что в ней есть доля истины.

  Теперь о моих личных отношениях с моим кузеном Полом, несмотря на то, что моя доля в его повествовании весьма незначительна. Однако я был удивлен, обнаружив, что мой персонаж был настолько ожесточен по отношению к средней школе «Сайлас-Би-Джуниор». Когда я вспоминаю о том своем единственном году в ней, как и о всех последующих годах в школе «Монумент-Хай», как о самых счастливых годах моей жизни. Это, конечно же, правда, что я опасался многих учащихся «Сайлас-Би», также как и другие, кто прибыл туда в девятый класс из приходских школ. Мы были отставшими. В те дни общественная школьная система имела трехлетнее обучение в последних младших классах (7-й, 8-й и 9-й класс), и все мы чувствовали себя потерянными, оказавшись в наших первых контактах с теми, кто был в этих классах до нашего прибытия. Большинство из нас быстро приспособились. Это – несложно. Однако, я на самом деле предостерегал Пола, что его рассказ не будет принят, потому что он канак [канадец – сев. ам. сленг]. Это – замкнутый круг истины. Однако (и я снова это подчеркиваю), я не забываю снова об этом напомнить, что, не Пол ли всегда использовал реальные эмоции, для реализации вымысла?

  Позвольте мне указать на то, что Пол лишь слегка замаскировал идентичность преподавателя, отвергнувшего его рассказ. Этот рассказ, впоследствии заметно пересмотренный, позже был включен в «Собрание Беккера» лучших коротких рассказов года (1949г.), и, в конечном счете, стал первой главой и дал название первому роману Пола. (В его предисловии к позже изданному им сборнику коротких рассказов Пол воздал должное этому преподавателю за ее честность и искренность.)

  Мы с Полом не были столь близки в течение года во время нашей учебы в «Сайлас-Би», пока не наступил последний год в школе «Монумент-Хай», когда Пол был избран «Поэтом Класса», а я стал членом добровольного полицейского отряда, и когда наши имена были написаны рядом на доске учеников года. Два френчтаунских мальчишки, какая похвала и какое уважение со стороны одноклассников – это своего рода веха в истории наших с ним отношений! Празднуя это, мы с Полом прокрались в подвал нашего деда и начали пить за наш триумф его домашнее вино из бузины, чтобы поклясться друг другу в бессмертной лояльности. Это было еще до того, как нас начало рвать на покрытый мокрой грязью земляной пол. Пол добился большего, чем быть лучшим поэтом средней школы, в то время как я, в конечном счете, начал служить в полиции Монумента.

  Вместе с девяноста процентами своих одноклассников я призвался в армию. Это был июль 1942 года, Вторая Мировая Война была в разгаре. Я только получил диплом, как через пять недель японцы разбомбили Перл Харбор. Пола не взяли, у него были отверстия в барабанной перепонке одного из ушей. Небольшая проблема, но из-за нее было забраковано немало призывников. С таким дефектом уха невозможно противостоять звукам бомбежки или артиллерийского огня.

  Пол был расстроен профилем, обозначаемым как «4-F», и он целую ночь плакал, когда мы сидели на заднем крыльце его дома. Сегодня трудно оценить бешеный патриотизм тех лет и то, как молодые парни и девушки стремились служить своему отечеству, даже рискуя жизнью.

  Многие из Монумента погибли на войне или в ситуациях, близких к военной. Их имена надписаны на бронзовых панелях мемориала, воздвигнутого героям Второй Мировой Войны в Монументальном Парке напротив здания управления полиции. Статуя, которую я вижу всякий раз, когда я смотрю из окна своего кабинета, на ней есть табличка с именами. Одно из них – Омер Батисс, которого Пол выделил в своей рукописи, как Омера ЛаБатта. Омер отдал свою жизнь на Иво-Джима в одном из самых кровавых сражений на юге Тихого океана - боец отделения морской пехоты, которое ступило на остров на второй день боя. Он умер как герой, но я помню его как большого глупого увальня (и это, конечно же, не подразумевает, что он не смог бы умереть как герой). Он торчал на углах и отнимал деньги, нелегко зарабатываемые доставляющими газеты мальчишками на линиях Рудольфа Туберта. Таким образом, вполне возможно, что он задирал Пола и преследовал его по улицам и переулкам Френчтауна. Хотя Пол никому об этом и не рассказывал, я это помню.

  Если о том мальчике, которого Омер совращал в переулке, я неспособен поверить даже в малую часть этого инцидента. Так как это вовлекает использование исчезновения, я принимаю это как фабрикацию.

  Теперь о теме секса в этой рукописи. Особенно это касается владельца магазина, в котором работал Пол, которого он обозначил, как мистер Дондиер, а также близнецы Эмерсон и Пейдж Винслоу. В пользу Пола для этих персонажей он использовал полностью вымышленные имена, и я склонен, расценивать их в целом как вымышленные, хотя они основаны на вполне реальных людях. Я немного знал о реальных близнецах, изображенных им, и вместе с тем очень хорошо знал человека, кем мог бы быть мистер Дондиер, и я искренне ошеломлен открытием Пола и его изобретательностью. Он создал целый эпизод. Владелец этого магазина (что на самом деле был не магазин, а мясная лавка) был под вышеупомянутым подозрением. Та девочка – мне неизвестна. Если исчезновение – это вымысел, то я не знаю, как найти логику в том, чтобы не принимать все связанное с исчезновением. Здесь на лицо случай шпионажа, в частности и как вымысел.

  И та же самая логика не имеет места в сцене между двумя персонажами Пола под именами Эмерсон и Пейдж Винслоу. Акт инцеста, описываемый Полом, мне показался уж слишком отвратительным, хотя он не был явен в своих деталях, и в его более ранних книгах у него были намного более явные сексуальные сцены.

  Пейдж Винслоу (чтобы для нее использовать псевдоним, выбранный Полом) ярко выделяется в моей памяти из-за одного момента в моей жизни. Я видел, как одним зимним утром она вышла из магазина «Леди Монумент». Было солнечно и ясно. Все вокруг сверкало бриллиантами. На ней было длинное коричневое меховое пальто, а руки были скрыты в меховой муфте, которую она плотно прижимала к своему телу. Она вышла из магазина и пошла через снег и слякоть, чтобы сесть в ожидающий ее автомобиль. Она выглядела так, будто она была сказочной принцессой, проходящей все насквозь. Вероятно, это была самая красивая девушка, которую я когда-либо видел. И я почувствовал, как моя челюсть отвисла, когда я замер на тротуаре, наблюдая ее движение.

  Ее брат, известный по рукописи как Емерсон Винслоу, остался в нашем классе и на первом году обучения в средней школе «Монумент-Хай». Я его немного знал, достаточно, чтобы поздороваться с ним, когда мы случайно встречались в коридоре. Он всегда выглядел так, как сегодня говорят: «Он крутой». Он никогда не раздражался, не суетился по мелочам, и вообще он всегда вел себя очень достойно. Сцена, в которой Пол описывал любовь между братом и сестрой, показалась мне еще отвратительней из-за того, что случилось в будущем. Девушка, которую Пол назвал Пейдж Винслоу, умерла в возрасте шестнадцать лет. Лодка, на которой она плыла, перевернулась. Это было у берегов штата Мэн. Позже в том году Эмерсон оставил школу «Монумент-Хай». Ходили слухи, что он поступил в школу особой подготовки на севере штата Вермонт. Кто-то позже рассказывал, что во время войны он добровольно призвался в армию и стал членом младшего медицинского персонала в одном из английских госпиталей. Я знаю достаточно, чтобы быть уверенным, что парень, которого Пол назвал Эмерсоном Винслоу, постригся в монахи в одном Римско-Католическом монастыре в предгорьях Смоки-Монтейн в штате Теннесси.