Изменить стиль страницы

– И ты помогла ей, Салли, я в этом уверен. Сейчас Аннек лучше.

«Цинизм три раза в день после еды», – подумал Босх.

– Когда я вернусь к господину П.?

Босх вспомнил, что «Пурпурный тюльпан» был куплен почти пятнадцать лет назад человеком по имени Перлман. Это был один из самых уважаемых клиентов Фонда. Салли была десятым дублером картины. Все ее предшественницы и она сама называли Перлмана «господином П.». В последнее время похоже было, что Салли запала господину П. в душу, и он требовал, чтоб ее не заменяли в конце года. Поскольку за содержание картины он платил астрономическую сумму, его желания были законом. Кроме того, господин П. любезно предоставил свой «Тюльпан» для европейского турне, так что нужно было отблагодарить его за это одолжение.

– Лучше всего об этом тебя проинформирует Вилли. Даю его. Держись.

– Спасибо, дедуля.

Пока де Баас продолжал беседу, Бенуа будто снял маску под холодным фиолетовым светом стен. Он достал из пиджака платок и вытер пот, выплескивая негодование:

– Задолбали эти козлиные картины, честное слово… Гребаные фанфароны, вознесенные в категорию произведений искусства… – Он исказил голос, имитируя акцент Салли: – «Мне тоже так одиноко…» Ее вытянули из нигерского района, получает за месяц столько, сколько я в ее возрасте зарабатывал за год, и еще говорит, что ей «одиноко»!.. Идиотка!

Его слова были отмечены только хихиканьем одного довольного комарика – мисс Вуд. Ни одна шутка ни на одном языке не имела такого эффекта, но Босх неоднократно видел, как она смеялась таким смехом, когда кто-то выплескивал горькие чувства.

– Просто потрясающе, шеф, – сказал один из помощников, подняв вверх большой палец.

– Спасибо. И, пожалуйста, больше никаких баек о гриппе. Чтобы поддерживать картины в хорошем состоянии, с ними нужно обходиться очень осторожно, очень деликатно. Они накачаны, но умны. Если б мы заменяли их пораньше, то сэкономили бы на содержании. Да уж, я предпочитаю содержать «Монстров». – Он сделал паузу и фыркнул: – С некоторых пор искусство стало безумием…

– Слава Богу, что для реставрации картин у нас есть «дедуля Поль», – заметила Вуд.

Бенуа сделал вид, что не слышит. Он направился к двери, но на полдороге остановился.

– Я должен идти. Хотите верьте, хотите нет, утром мне надо на частный концерт в Хофбурге. Встреча на высшем уровне. Четыре австрийских политика и я. Восемнадцатилетний контратенор исполнит «Прекрасную мельничиху». Если бы только я мог отвертеться от этого концерта, я был бы счастлив. – И он погрозил указательным пальцем: – Пожалуйста, Эйприл, результаты.

Уже ничего не прибавляя, он еще погрозил пальцем, а потом вышел.

Зазвонил сотовый мисс Вуд.

– Колумбийка у нас, – сказала она Босху, закончив разговор. И оба поспешно вышли из фиолетовой комнаты.

●●●

Телесный цвет. Делая на коврике зарядку для картин, она видела телесного цвета фигуру, повторяющуюся в пяти зеркалах. Зарядка состояла из странных упражнений, разработанных для профессиональной картины: она выгибалась, кувыркалась, неподвижно застывала на цыпочках. Потом она приняла душ, съела вегетарианский завтрак, накрасила брови, ресницы, губы и выбрала хлопчатобумажный брючный костюм с молнией и ремнем с пряжкой – все телесного цвета. Телесный и светло-бежевый цвета очень хорошо шли к ее бледной наготе и светлым, почти платиновым волосам. Затем она набрала номер телефона Гертруды, хозяйки галереи «ГС», и оставила сообщение на автоответчике. Она сказала, что никак не может выставляться сегодня из-за срочного дела. Перезвонит попозже. Она знала, что немка устроит скандал, но это ее нисколько не беспокоило. Взяла сумку и ключи от машины и вышла из дому.

Она легко нашла это место. Площадь Десидерио Гаоса была в районе Мар-де-Кристаль и представляла собой пустой круг, обрамленный новыми симметричными зданиями из розового кирпича. Единственное здание без номера – восьмиэтажный офисный блок. На входных дверях из плексигласа никаких вывесок. Она позвонила, в ответ услышала жужжание. Толкнула створку двери и вошла в просторный стерильный вестибюль, пахнущий кожей кресел. Тут и там – столики с брошюрами и мягкие диваны. Голые и гладкие стены, как она сама под одеждой. Пол казался скользким. Никого не было. А, нет. В центре возвышалась стойка приемной, а на середине ее – голова. Клара приблизилась к голове. Это была молодая женщина. Ее прическа бросалась в глаза, но самой любопытной деталью была венчавшая прическу заколка: маленькая пластмассовая рука с раскрытой пятерней; из-под пальцев выбивались пряди волос. Макияж обильный, глаз почти не видно под бежевыми тенями.

– Добрый день.

– Добрый день. Меня зовут Клара Рейес. У меня встреча с господином Фридманом.

– Да.

Девушка поднялась и вышла из-за стойки, оставив за собой шлейф духов и продемонстрировав платье из сияющего крепдешина, туфли на платформе и бархатку. Клара подумала, а не украшение ли это, но этикеток на запястьях и щиколотках не заметила.

– Сюда.

Они вошли в короткий коридор. Пол был аккуратно выстлан ковролином, поглощавшим шум шагов, и пока они шли, царила странная тишина. Новая дверь. Тихий стук. Открылась. Кабинет со стенами цвета кожи здорового младенца. В углу свежие орхидеи. Господин Фридман стоит посреди этой мирной вселенной. По обеим сторонам стола – два белых кресла, одно без спинки, но Фридман не предложил ей сесть. Не поздоровался, не улыбнулся, ничего не сделал и не произнес. Тишина была ужасной – такая сопровождает дурные известия. Когда девушка оставила их одних, Клара и Фридман поглядели друг на друга.

Странный тип. Опрятный костюм на шерстяной основе, шелковый галстук и рубашка с итальянским воротом, все на тон темнее, чем одежда Клары. Но лицо его было плохо прорисовано: одна половина не соответствовала другой. В день, когда Бог собирал господина Фридмана, у Него дрогнула рука. Он ничего не говорил и стоял так неподвижно, что Клара уже было решила, что перед ней – восковая фигура, а сам Фридман скоро выйдет из какой-нибудь двери. Но в этот момент он шевельнулся. Обернулся и молниеносно схватил бумагу и ручку, лежавшие на столе, до этого скрытом его телом. Он, как щипцами, поднял бумагу двумя тощими пальцами и поднял ее на высоту плеча.

– Начнем с этого. Прочитайте внимательно. Тут шесть статей на ваше имя. Если согласны, подпишите. Если нет, убирайтесь. Если есть вопросы, спрашивайте. Понятно?

– Вполне, благодарю.

Их разделяло три метра, но Фридман не сделал попытки приблизиться. Он стоял рядом со столом, держа бумагу на весу. Кларе на ум пришел дрессировщик дельфинов, держащий рыбку перед своим подопечным. Она вздохнула, подошла к Фридману и взяла бумагу. Затем отошла в сторону, чтобы прочитать.

Это было нечто вроде контракта. На грифе бланка рисунок: рука на бедре, нога на руке, локоть на ноге, все вместе образует светло-бежевую звезду. Клара сразу его узнала. Это была эмблема «F amp;W», одной из лучших мастерских грунтовки наряду с «Леонардо» и «Дубль И». Она не знала, что у них есть офис в Испании, и, судя по выглядевшему совершенно новым зданию, скорее всего они обосновались здесь совсем недавно.

Она почувствовала прилив безграничной радости. Ее никогда не грунтовали в «F amp;W» (или в «Леонардо», или в «Дубль И»), потому что это очень дорого, и большинство писавших ею художников не могли бы позволить себе такие расходы. Шальбу и Брентано – да, могли бы, но у них свои грунтовочные мастерские. Вики отдала ее в грунтовку только однажды, для перфоманса «Белая королева», в испанскую фирму «Хризалида». Гэмайю тоже обратился в «Хризалиду». Все остальные писали ею без грунтовки. Однако без грунтовки обойтись никак нельзя, если хочешь написать картину высшего класса. Тот факт, что нанимавший ее художник выбрал «F amp;W», еще больше укрепил уверенность в том, что это кто-то очень важный.

Шесть статей, обычных для любой мастерской грунтовки. Она – полотно Клара Рейес Пихван с таким-то порядковым номером в международном реестре полотен. «F amp;W» – грунтовщик. Грунтовщик не несет ответственности за халатное поведение полотна. Полотно пройдет все необходимые по мнению грунтовщика пробы. Полотно проинформировано, что некоторые из проб связаны с физическим и/или психическим риском или могут задеть его этические убеждения, затронуть привычки или привитые воспитанием понятия. Грунтовщик во всех отношениях считает полотно «материалом для живописи». Из понятия «материал для живописи» исключаются все вещи, связанные с полотном, но не являющиеся им, как то: одежда, дом, родственники и друзья. Однако в это понятие входит все, что является полотном: его тело и все, содержащееся в нем. Перед началом грунтовки полотно будет застраховано. Внизу место для двух подписей. Фридман расписался от имени «Грунтовщика». Клара взяла ручку, положила бумагу на стол и направила кончик стержня к пустому месту с надписью: «Полотно». Но когда она коснулась бумаги, Фридман почему-то остановил ее: