Когда Вики очнулась, то увидела, что находится в объятиях Мартина. Он крепко прижимал ее к себе. Она взглянула в его взволнованное лицо, совершенно не понимая, как она здесь очутилась.

— О, Мартин, — тихо пробормотала она. — Я была так далеко.

Как только она заговорила, то сразу все вспомнила. Опустив глаза, Вики спрятала лицо у Мартина на груди.

— Я умерла?

— Нет. — Его голос дрожал, и Вики подумала, что он смеется, но когда она взглянула ему в лицо, он был серьезен. — Нет, благодарение Богу. В какой-то ужасный момент я подумал, что да.

— Я тоже. Мне кажется, у меня что-то с ногой.

С бесконечной осторожностью он снял ее лыжи, что немного облегчило ее положение, и сказал:

— Мне следовало бы оказать тебе квалифицированную первую помощь, но, так как я ничего не знаю об этом и мы довольно близко от деревни, мне лучше пойти туда и привести кого-нибудь.

Близилась ночь. Они слишком долго задержались в избушке. Безмолвные горы, окутанные фиолетовыми сумерками, окружили их, словно мрачные призраки.

— Не оставляй меня, Мартин, — попросила Вики.

— Но, моя дорогая девочка, ты не можешь лежать здесь в снегу. Мне следует… — Он взглянул ей в лицо и снова опустился рядом. — Нет, — твердо сказал он. — Нет, я не оставлю тебя. Они придут за нами, раз мы не вернемся, когда обещали. Ты не замерзла?

— Н-нет, — с сомнением ответила Вики. Ее одежда была рассчитана на активное движение, к тому же солнце уже скрылось.

Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Мартин тихо сказал:

— Они идут. Я вижу людей, выходящих из деревни. Он поднялся, стал размахивать шарфом и кричать.

— Они увидели нас. Мужайся, малышка, скоро они будут здесь.

Ее нога была сплошная боль. Мартин тер ее лицо и руки, прижимал ее к себе, чтобы согреть своим теплом, но Вики все равно дрожала от холода, а ее щеки потеряли всякую чувствительность.

— Скоро стемнеет, — прошептала она. — Они не успеют найти нас.

Мартин еще крепче прижал ее к себе, и она опустила голову ему на грудь. Внезапно стало совсем темно, и в небе зажглись огромные сверкающие звезды. Внизу, в деревне, загорелись огни, и она стала похожа на бриллиантовое ожерелье, небрежно сброшенное вниз.

Наступила полная тишина — тишина, которую можно было почувствовать. Она давила на них, как будто негодуя на присутствие двух крошечных, ничтожных смертных, нарушивших покой этих величественных гор. Затем где-то вдалеке раздался странный протяжный вздох, от которого у них волосы встали дыбом.

— Что это? — прошептала Вики.

— Ничего. Там ничего нет.

Но вот наконец они услышали голоса, которые раздавались все ближе и ближе. Мартин закричал, и в ответ раздался громкий и бодрый окрик.

— Они рядом, Вик. Перед тем как они придут, я хочу задать тебе один вопрос. Я все время хотел его задать, но боялся. У меня было что-то вроде видения, когда ты впервые вошла в мою комнату у Стайгеров. Мне показалось, что ты назвала меня «дорогой». Мне это приснилось — не так ли, Вики?

Пульс застучал у нее в горле.

— А тебе было бы не все равно, если… это тебе не приснилось?

— Я бы все за это отдал.

И тут их окружили огни и голоса. Чьи-то заботливые и ловкие руки подняли Вики со снега. Она услышала, как Ганс сказал:

105

— Ах вы, непослушные, вы спускались слишком быстро. Я не должен был доверять вам…

Затем она, вероятно, погрузилась в небытие, так как следующее, что она помнила, это то, как ее вносили в теплую, наполненную ароматными запахами кухню Стайгеров.

— Не слишком близко к печи, — услышала она приказ доктора.

Она хотела уснуть, но фрау Стайгер высоко держала ее голову и заставляла пить горячий суп, растирая ее лицо и руки до тех пор, пока они не заболели. Боль была так сильна, что она кусала губы, чтобы не кричать. Казалось, что боль будет длиться вечно, но постепенно она стала утихать, и Вики с трудом удерживалась, чтобы не провалиться в сон.

— Теперь все в порядке, — сказал голос фрау Стайгер откуда-то издалека, и сильные руки отнесли ее в кровать, глубокую, мягкую кровать, где она мгновенно забылась тяжелым сном.

Утром она проснулась и увидела, что находится в спальне Гензеля и Гретель. Ее щиколотка была аккуратно перевязана, хотя она не помнила, кто это сделал. Она подумала, где же спал Мартин.

Фрау Стайгер вошла в комнату с кофе и горячими булочками на подносе и, увидев, что Вики проснулась, позвала кого-то снизу. На лестнице зазвучали шаги, и в комнату вошел Мартин, робко остановившись у двери.

— Можно войти?

— Да, конечно. С тобой все в порядке? Мне очень жаль, что так вышло. Я была неосторожна и причинила тебе столько хлопот. Ты ничего себе не отморозил?

— Все пальцы на руках и ногах на месте. — Мартин придвинул стул к кровати, фрау Стайгер поставила поднос на столик и исчезла. Они остались одни.

Вики лежала очень тихо, но ее широко расставленные зеленые глаза внимательно наблюдали за мужем. Мартин налил им обоим кофе, и чашка, которую он протянул Вики, утонула в его широких ладонях. Глядя в его спокойные глаза, никто бы не догадался, что происходит в его сердце. Он, не отрываясь, смотрел на свою жену, возлюбленную Вики, шальную рыжеголовую девчонку и безмятежную светскую даму. Она слегка загорела под альпийским солнцем, и россыпь золотистых веснушек украсила ее прямой короткий носик. Ее глаза были похожи на волнующееся море. Она может перевернуть душу любого мужчины, подумалось ему.

— О боже! — Краска показалась на ее шее и залила все лицо до корней волос. — Что на мне надето?

— Моя пижама. Надеюсь, ты не возражаешь. Это, — добавил он с поспешностью, — тебя фрау Стайгер переодевала. Ты так быстро заснула, и доктор сказал, что тебя не следует отвозить в гостиницу. Я ночевал в твоем номере.

Вики погладила тяжелый шелк.

— Такая элегантная пижама. Спасибо, Мартин.

Они молча пили кофе, погрузившись в свои мысли.

Когда они закончили завтрак, Мартин отставил поднос.

— Доктор обещал зайти пораньше, — сказал он. — Твоя щиколотка сильно ушиблена, но перелома нет. Ты очень скоро сможешь ходить. Она болит?

— Немного дергает, — призналась Вики. — Я перетерплю.

— Моя бедняжка, как жаль, что я не могу пострадать вместо тебя. Помнишь, перед тем, как нас нашли спасатели, — его голос стал ниже, — я спросил тебя, правда ли, что ты назвала меня «дорогой»?

— Я помню. — Она подняла на него глаза. — И ты сказал, что отдал бы все за это.

— Да, ведь это означает, что у меня есть надежда. Ты ясно дала мне понять, что не бросишь меня, потому что ты моя жена. Твое очень сильное чувство долга не позволяет тебе бросить меня, я ценю это и благодарю Бога за это. Но я хочу большего.

Робкая улыбка тронула уголки ее рта.

— Насколько большего? — Ее голос был тонким, как нить.

— Когда-нибудь… не сейчас, а в будущем, я надеюсь завоевать твою любовь. Как ты думаешь, я смогу, если очень постараюсь? Я так плохо обращался с тобой. Я должен на коленях молить тебя о прощении, но, мне кажется, в таком положении я буду выглядеть довольно нелепо. Возможно, мне не следует этого бояться. Это было бы полезно для моего самоуверенного «я».

Ее дыхание сбилось. Надежда и вера зажгли свет в ее глазах.

— Что все это значит?

— Я слишком долго заблуждался. У меня было твердое убеждение — да простит меня Господь, — что ты вышла за меня замуж из-за денег, и я не мог избавиться от него до тех пор, пока не обнаружил мою собственную никчемность. Я должен был потерять все на свете, чтобы начать ясно видеть; и когда все, что я ценил, ушло от меня, ты по-прежнему была рядом.

— Ты как-то сказал, что только одну вещь хотел бы спасти.

— Наш брак. И хотя до сих пор это была лишь насмешка над браком — я признаю свою вину. Вики, я хочу, чтобы наш брак стал настоящим.

Вики склонила голову. Он не должен — пока не должен — видеть счастье, которым лучатся ее глаза. Невыносимое, невероятное счастье. Он все еще не сделал последнего шага на этом пути.