Коста тоже встал и открыл дверь. Толпа стала больше и состояла исключительно из мужчин – нетрезвых, хохочущих, перебрасывающихся шуточками и, похоже, терпеливо ожидающих наступления вечера, чтобы устроить небольшой суд Линча.

Между ними и домом стояли трое полицейских в форме – со скрещенными на груди руками, скучающие, равнодушные.

Сдерживая закипающую злость, Коста направился к самому здоровому из троих – громиле, которого пару раз видел в квестуре Кастелло.

– Вас сюда прислали делом заниматься! Вот и занимайтесь, черт возьми! Кто бросил бутылку?

– Вылетела из ниоткуда, – с ухмылкой ответил полицейский.

– Так следите, чтобы больше ничего не вылетало.

– Обязательно. – Верзила глуповато усмехнулся и, обратившись к толпе, погрозил пальцем. – Слышали? Здесь теперь римляне отдают приказы. Урода не беспокоить. И чтобы никаких бутылок! Ясно?

Я толпе послышались издевательские смешки.

– Пока я смотрю, – добавил полицейский.

Ник негромко выругался и вернулся в дом. Альдо снова присосался к бутылке. Выглядел он жалким и немного испуганным.

– У вас есть родственники? – поинтересовался Коста. – я бы посоветовал на какое-то время уехать из города. Только оставьте адрес, чтобы мы могли с вами связаться.

– Здесь мой дом! – визгливо крикнул Браччи. – Думаете, я уеду? После стольких-то лет? Из-за придурков, что там собрались? Ну уж нет.

Коста взглянул на Фальконе.

– Может, заберем его в участок? Мне эта толпа совсем не нравится.

Инспектор покачал головой:

– Нет. Раз сам не хочет, пусть остается. Но если передумаете, дайте нам знать.

Он тяжело поднялся и, не попрощавшись с хозяином, вышел на улицу, где отчитал полицейских по первое число. Перони и Коста, не раз попадавшие инспектору под горячую руку, многозначительно переглянулись.

– Теперь они вас не тронут, – сказал Перони, когда шум за дверью поубавился.

Коста посмотрел на дряхлого, безвольно поникшего хозяина дома, на лице которого отчетливо читались стыд и презрение к самому себе. Толпа за дверью была наименьшей из свалившихся на Альдо Браччи проблем.

Глава 11

Джанфранко Рандаццо его работа нравилась. Управлять участком Кастелло было нетрудно: контролируй растекающийся по барам и ресторанам поток иммигрантов, разбирайся с ворвавшимися туристами да не давай разгуляться местным наркоторговцам. Здесь всем управляла рутина. В районе, растянувшемся от набережной до вымершей промышленной зоны вокруг Арсенала, где путаные переулки с прижавшимися друг к другу домишками напоминали кроличий садок, обитал шустрый, неспокойный, горячий люд, которому время от времени приходилось указывать его истинное место.

Рандаццо был венецианцем в третьем поколении и еще в раннем возрасте усвоил простую истину: воровство по мелочи есть неотъемлемая часть здешнего характера. Город веками загребал гостей своей цепкой сетью, и делать вид, что положение вещей можно как-то изменить, было бессмысленно. За двадцать лет службы в полиции, медленно, но неуклонно поднимаясь по карьерной лестнице, Рандаццо сумел понять и оценить необходимость поддержания определенного баланса. Население надлежит держать под контролем, в рамках приемлемых границ поведения, а узду натягивать тогда, когда какому-нибудь глупцу взбредет в голову переступить дозволенную черту.

Ежемесячные статистические отчеты рисовали практически безоблачную картину: незначительное число уголовных преступлений, невысокий уровень правонарушений, низкая текучесть кадров. Статистика – дело важное. Именно на цифры в первую очередь обращало внимание начальство, когда у него появлялось желание узнать, как там комиссар справляется со своей работой. Так что на бумаге квестура Кастелло выглядела вполне удовлетворительно. До появления римлян. Самоуверенных, наглых, любопытных и неумных. Рандаццо жил согласно принципу, что трогать ничего не надо, что крышку следует держать закрытой поплотнее, а инициативу применять стоит лишь тогда, когда на то возникает особая причина. Римляне такой точки зрения не разделяли. С первого же дня они совали нос во все попавшие им под руку дела и копали до тех пор, пока не вытаскивали на белый свет последнюю деталь, сколь бы отвратительной и нежелательной она ни была. Рандаццо почти решил проблему, отослав инспектора Фальконе в Верону. Но потом обстоятельства изменились. Он долго колебался, поручать или нет им дело Арканджело, и, наверное, отказался бы от этой идеи, если бы не сильнейшее давление сверху и настойчивое требование представить ясный и убедительный результат. С логикой не поспоришь. Никто не мог опровергнуть тот факт, что заезжие детективы набили руку на расследовании убийств.

Но Рандаццо знал и другое: если на этом крохотном пыльном клочке суши есть грязь, римляне обязательно ее разыщут. Глупцы, враги самим себе, слепцы, не видящие последствий собственного усердия. И вот результат то, что должно было бы стать несложным, предсказуемым расследованием, на глазах разрасталось и усложнялось, угрожая поставить комиссара в весьма и весьма неловкое и даже затруднительное положение. Со сдержанной яростью выслушал он по телефону отчет Фальконе, объяснившего необходимость выставить охрану у дома Браччи. Тогда Рандаццо промолчал. Сейчас он стоял на террасе апартаментов Хьюго Мэсситера в палаццо Арканджело, ожидая прибытия гостей и раздумывая над тем, что сказать инспектору, когда они окажутся с глазу на глаз. Думал он и о том, что римляне здесь не единственные, кому недостает мозгов. Комиссар следовал приказу. Отношения с коварным, хитроумным и богатым англичанином определялись не его личным выбором. И все-таки он прекрасно сознавал уязвимость и деликатность своего положения. Если дело Арканджело не будет завершено вовремя, как того требовали его хозяева, и скандала избежать не удастся, начнутся поиски козла отпущения. Скорее всего в жертву принесут не кого-то, а комиссара Джанфранко Рандаццо, вина которого будет заключаться лишь в том, что он послушно исполнял приказы. Комиссар вздохнул: как же трудно порой сохранить разумный баланс между долгом и самоуважением.

До начала приема оставалось около часа.

Он даже не заметил, как рядом оказалась американская подружка римского детектива. В руке она держала бокал со спритцем, дополненным, как того требовали строгие венецианские правила, кружком лимона и оливкой.

– Хьюго сказал, что вам это понравится. – Девушка улыбнулась. – Я сегодня не только бармен, но и архитектор, так что прошу извинить – надо еще покомандовать рабочими внизу. Хозяин будет с минуты на минуту. А мне еще нужно переодеться.

– Успеете? – спросил Рандаццо. Общение с американкой доставляло ему удовольствие. Маленький тихий римлянин, которого комиссар инстинктивно считал потенциально самым опасным из троицы, определенно отхватил лакомый кусочек, – Я видел список гостей, весьма внушительный. Люди жаждут увидеть чудо. Здесь ведь несколько лет никто не бывал.

– Думаю, довольны будут все. – Она снова улыбнулась. – Наберитесь терпения и увидите сами.

Комиссар проводил ее долгим взглядом. Шикарную фигуру не портил даже испачканный краской комбинезон. У двери девушка едва не столкнулась с будущим владельцем Изола дельи Арканджели. Проходя мимо, англичанин шепнул ей что-то на ухо и ласково потрепал по плечу. Жест получился столь же невинный, сколь и интимный.

Довольный и улыбающийся Мэсситер вышел на террасу. Сгущающихся на горизонте грозовых туч он, похоже, не замечал.

– Даже не верится, что такая женщина могла заинтересоваться заурядным римским полицейским, – сказал комиссар. – А вы что думаете?

– В пользу ее вкуса это никак не говорит, – согласился англичанин, поднося к губам бокал. – А вот спритц у нее получился отменный.

– Попробуете отнять ее у него? – полюбопытствовал Рандаццо.

Холодные голубые глаза вспыхнули, как идеально отшлифованный камень.

– Свободная воля, Джанфранко. Ее не объедешь. Я никогда ничего ни у кого не отнимаю. Меня привлекают дары, а не добыча. Чего стоит то, что не предлагается добровольно? С другой стороны, небольшое убеждение…