Когда я вошел, секретарша подняла голову от вязания:

— Вы мистер Ангел? — спросила она, перегнав во рту жевательную резинку.

Я подтвердил ее догадку и извлек из кармана свой «рабочий» бумажник, а из него, в свою очередь, липовую визитку. Сегодня я был мистер Ангел, представитель страховой компании. Хорошо иметь приятеля — владельца типографии. Благодаря ему я овладел десятком ремесел, от юриста-транспортника до профессора зоологии.

Девица зажала мою визитку блестящими ноготками, выкрашенными в цвет зеленого жука-короеда. Природа наделила ее пышным бюстом и стройными бедрами, и оба эти достоинства ей удалось эффектно подчеркнуть посредством пушистого розового свитера и узкой черной юбки. Что касается цвета волос, то тут налицо было стремление к медно-платиновому колеру.

— Минутку подождите, — продолжала она, улыбаясь и не переставая жевать. — Вы пока присядьте, что ли…

С этими словами девица профланировала к двери с табличкой «Не беспокоить» и, единожды стукнув по ней костяшкой, вошла. Напротив этой двери была другая такая же, с такою же точно табличкой. Стены были увешаны фотографиями, на которых в рамке и под стеклом убиенными бабочками замерли выцветшие улыбки. Я огляделся и нашел фотографию Джонни Фаворита — точно такую же, как та, что я держал под мышкой в коричневом конверте. Она висела на левой стене, довольно высоко, рядом с портретами чревовещательницы и толстяка, играющего на кларнете.

За спиной у меня открылась дверь, и девица произнесла:

— Заходите, мистер Вагнер вас ждет.

Я поблагодарил ее и вошел в клетушку вполовину меньше первой. Фотографии на стенах были поновей, но и здесь улыбки уже поблекли. Большую часть кабинета занимал деревянный стол, весь в подпалинах от сигарет. За столом сидел молодой человек в жилете и брился электрической бритвой.

— Пять минут, — в подтверждение своих слов он растопырил пятерню.

Я поставил дипломат на вытертый зеленый ковер и принялся наблюдать за молодым человеком. Он был ржаво-рыж, кучеряв и веснушчат. Очки в роговой оправе не прибавляли ему солидности: на вид ему было года двадцать четыре. Ну, может, немного больше.

— Простите, вы мистер Вагнер? — поинтересовался я, когда бритва умолкла.

— Да.

— Мистер Уоррен Вагнер?

— Он самый.

— Но вряд ли вы могли быть агентом Джонни Фаворита?

— А-а. Так то мой отец. Я — Уоррен Вагнер-младший.

— Ага. Значит, мне нужно к вашему отцу.

— Вам не повезло: папа четыре года как умер.

— Понятно.

— А что у вас там за дело? — Вагнер откинулся в кресле, обитом кожзаменителем, и сцепил руки на затылке.

— Понимаете, Джонатан Либлинг значится как получатель по одному страховому полису, а адрес указан ваш.

Вагнер-младший засмеялся.

— Деньги небольшие, скорей всего, подарок от старого поклонника. Так вы мне подскажете, где его искать?

Вагнер чуть на пол не свалился от смеха:

— Ну и дела! Джонни Фаворит — наследник из Калькутты! Нет, ну просто смех и грех!

— А что тут, собственно, смешного? — спросил я.

— Что смешного? Да то, что он уже лет двадцать как в психушке. И в голове у него не мозги, а эклер!

— Действительно забавно. Вы всегда такой остроумный?

— Да нет, вы не поняли. — Он снял очки и вытер глаза. — Папаша крупно погорел на этом Фаворите. Он его у Паука выкупил, все деньги вложил, сам без штанов остался, а только пошли барыши, этого подлеца призвали. Там и с киношниками контракты были, и бог знает что. Нет, каково, а? Парень стоит миллион долларов, так они его отправляют в Африку, а обратно привозят мешок картошки.

— Не повезло.

— Не то слово! Отец после этого так и не оправился. Все ждал, что Фаворит вдруг выздоровеет. Тогда, мол, он ему устроит шикарное возвращение и станет Ротшильдом. Так и не дождался, бедолага.

Я встал.

— А как называется больница? У вас адреса нет?

— У секретарши спросите. У нее должно быть где-то.

Я поблагодарил Вагнера за аудиенцию и вышел. Секретарша нашла и выписала мне адрес клиники имени Прозерпины Харвест.

— А вы, часом, не бывали в Покипси? — спросил я, пряча листок в кармашек рубашки. — Чудный городок.

— Что вы! Да я и в Бронксе ни разу не была.

— И в зоопарке не были?

— В зоопарке?! Да что я там забыла?

— Ну, не знаю. Съездите как-нибудь, может, понравится.

Последнее, что я увидел, закрывая за собой дверь, был ее безмолвно округлившийся рот и розовый язык с комком жевательной резинки в обрамлении красной помады.

Глава девятая

На первом этаже Брилль-билдинга, на той его стороне, что выходит на Бродвей, по обе стороны от входа было два бара. В заведение «У Джека Демпси» стекались на водопой толпы любителей бокса, «Площадка» же, что на углу Сорок девятой, была местом встреч музыкантов и композиторов. Снаружи голубые зеркальные стекла обещали прохладу каприйских фотов. Внутри помещалась обычная пивная.

Я прошел вдоль стойки и нашел того, кого искал: Кенни Помероя. Кенни аккомпанировал разным певцам и писал аранжировки, когда меня еще и на свете не было.

— Ну что, Кенни, как делишки? — бросил я ему, взбираясь на соседний стул.

— Кого я вижу: Гарри Ангел, великий сыщик! Где пропадал, а?

— Да закрутился как-то. А что это у тебя стакан пустой? Так, сиди, сейчас мы все исправим.

Я подозвал бармена и заказал себе «манхэттен», а Кенни — еще виски.

— Ну, твое здоровье. — Кенни поднял стакан.

Кенни Померой был лысый толстяк с носом грушей и целым каскадом подбородков. Он носил костюмы в ломаную клетку и сапфировый перстень на мизинце. Кроме репетиционного зала его можно было найти только здесь, в «Площадке».

Потрепавшись немного и вспомнив минувшие дни, мы перешли к делу.

— Что это тебя к нам занесло? — спросил Кенни. — Все злодеев ловишь?

— Да не то чтобы… Есть одно дело, и ты можешь мне помочь.

— К твоим услугам.

— Джонни Фаворит — это что за тип такой?

— Фаворит? Что это тебя на древность потянуло?

— Ты его знал?

— Да нет. Видел пару раз, еще до войны. Последний раз вроде бы в Трентоне, в «Звездном салоне».

— Так. А последние лет пятнадцать не доводилось встречать?

— Ты что. Он помер давно!

— Помер — да не совсем. Он сейчас в клинике на севере штата.

— Ну и как бы я его встретил, если он в клинике?!

— Ну, не всегда же он там лежит. Посмотри-ка вот. — Я достал из конверта фотографию симпсоновского оркестра и протянул Кенни.

— Который из них Симпсон? А то тут не подписано.

— Симпсон — на барабанах.

— А что он сейчас делает? Все со своим оркестром?

— Нет. Из барабанщика никогда хороший солист не получится.

Кенни задумался, потягивая виски, и собрал на лбу целую сотню морщин до самой макушки.

— Знаешь, в последний раз он, по-моему, работал на студии, где-то на побережье. Попробуй-ка позвонить в Кэпитол-билдинг Натану Фишбину.

Я записал имя себе в книжечку.

— Еще кого-нибудь знаешь?

— С ихним тромбонистом я играл как-то в Атлантик-Сити. Лет сто назад, правда. — Кенни ткнул куцым пальцем в фотографию. — Вот он, Ред Диффендорф. Сейчас у Лоренса Велка играет.

— А остальные? Их где искать?

— Имена знакомые. Играть-то они все до сих пор играют, а вот кто где — неизвестно. Придется тебе тут поспрашивать или в профсоюз позвонить.

— Ладно. А знаешь такого Эдисона Свита? Негр, на пианино играет.

— Ножку-то? Еще б я его не знал! Такого второго нету! У него левая, как у Арта Татума. Высокий класс. Ну, этого искать не надо. Он лет пять уже в «Красном петухе» играет. Это на Сто тридцать восьмой.

— Кенни! Ты просто кладезь. Отобедать со мной не желаешь?

— Не имею привычки. А вот выпить — выпил бы.

Я велел официанту повторить, а себе заказал еще сандвич с сыром и к нему — жареной картошки. Пока готовился мой заказ, я нашел таксофон и позвонил в Американскую музыкальную федерацию. Я представился как внештатный журналист, пишущий статью для журнала «Лук», и сказал, что хочу взять интервью у музыкантов из бывшего оркестра Симпсона.