И вот теперь он летел как дух смерти на «кавасаки», прижавшись к рулю, на пятой передаче со скоростью сто пятьдесят километров в час по этой узкой пустынной дороге.

В этот раз он не стал скрываться в лесу, прятаться как какой-нибудь паршивый вьетконговец. Он резко притормозил перед дорожкой, ведущей к домику Эймоса Клея, переключился на вторую передачу и полетел по дорожке, попадая в рытвины, стукаясь о сиденье, с каждым толчком все больше озлобляясь.

Теперь ему было неважно, было ли их пять, десять или целая армия. Через плечо у него по-прежнему был перекинут узи, он просто нападет на них, заберет все деньги и сделает ноги. Это были его деньги. Может быть, изначально они ему и не принадлежали, но после того, как он целую неделю провел в лесу, подтирая задницу левой рукой, не говоря обо всем прочем, эти деньги по праву были его.

Около дома никого не было. На опушке тоже ни души. Ирв не стал возиться с подставкой, просто бросил мотоцикл на землю, стащил через голову узи, вставил новый магазин и подошел к двери.

В ту неделю, что он провел в лесу и воображал себя воинственным зулусом, ему много раз хотелось кричать, и теперь, когда он распахнул эту расшатанную дверь, из его горла вырвался душераздирающий вопль.

Вот они, его денежки. Они были разложены на длинном столе, пачки, перевязанные резиновыми лентами. А по другую сторону стола стоял этот старик, Эймос, за которым Ирвин следил всю неделю. Он стоял и смотрел на Ирва, держащего узи.

Старик протянул руку и схватил зубные протезы, лежащие рядом с пачкой сотенных купюр. Он вставил свои жернова в рот.

Ирв глядел, как старик, увидев того, кто предстал перед ним, отпрянул назад, чуть не выронив вставные челюсти. Ирв заорал на него. Он махнул в сторону старого пердуна автоматом, показывая, чтобы тот отступил еще дальше.

Вот и настал этот момент. Не слишком шикарная аудитория, но зато какая роль! Он играл Ирва Макмана, наемного убийцу и миллионера. Перед ним лежал миллион долларов наличными. Солнце все еще было довольно высоко, дул теплый ветерок. Жизнь по-прежнему была хороша. Перед ним открывались большие возможности. Он мог сыграть себя. Самого себя. Ведь Джек, в конце концов, делал именно это. Почему бы и Ирву не прославиться, играя самого себя? Ирв прицелился. Старик поднял вверх руки, чуть прищурился, по его лицу пробежала судорога. Как будто он готовился к тому шуму, который мог произвести узи.

Ирв медленно двигался вдоль периметра стола. Старик развернулся, чтобы видеть его, но не сдвинулся с места. Ирву не нравилось, с каким нахальным видом стоял этот старикашка, как будто бросая ему вызов, подбивая его сорваться и выстрелить.

— Ты меня знаешь? — спросил его Ирв. — Ты знаешь, кто я такой, черт побери?

— Я знал, что ты придешь, — ответил старик. — Я всю свою жизнь ждал, знал, что ты придешь.

— Кто я такой! — заорал Ирв. — Кто я такой, ты, недоносок!

— Ты не заставишь меня это сказать. По крайней мере, вслух.

Ирв выпустил три очереди и пригвоздил тощего старикана к стене. Эймос стал медленно оседать на пол, но Ирв прошил его новой очередью, потом еще одной. Тело, удерживаемое в вертикальном положении, билось о неровную деревянную поверхность стены. Старик извивался, дергался, как будто кто-то ухватил его за яйца.

Шугармен наткнулся на удачную строку. Она не имела прямого отношения ни к Джинни, ни к священнику, ни к институту брака, но она вселила в него страх и могла бы заставить Джинни понять, насколько серьезными бывают последствия в самом широком смысле. В Книге Иеремии. Глава 19, стих 7, Господь говорит: «… и сражу их мечом пред лицем врагов их и рукою ищущих души их, и отдам трупы их в пищу птицам небесным и зверям земным. И сделаю город сей ужасом и посмеянием; каждый, проходящий через него, изумится и посвищет, смотря на все язвы его. И накормлю их плотью сыновей их и плотью дочерей их; и будет каждый есть плоть своего ближнего, находясь в осаде и тесноте…».

Ему понравилась эта речь, это был Бог-мститель. Не та картинка Бога, созданная воображением Джинни, не какой-нибудь сексапильный белый мужчина с бородкой, который хочет, чтобы все занимались любовью, стонали и каждый день испытывали оргазм. Этот Бог был серьезным парнем. Когда он говорит: «Почитай супруга своего», — он может подкрепить слова действиями. Бог, который может прибегнуть даже к каннибализму, чтобы заставить себя уважать, — серьезный Бог.

Владелец магазина свистнул ему. Шугармен поднял голову и проследовал взглядом за пальцем коммерсанта, указывающим на кондоминиум. Явился тот, кого он ждал. Одетый как Хью Хефнер, [42]возвратившийся домой после ночи борьбы в грязи. С двумя спортивными сумками. Можно ли засадить человека в тюрьму за то, что тот раскатывал на мотоцикле в пижаме? Шугармен подумал, что, вероятно, да.

Он смотрел, как парень открыл входную дверь и исчез внутри. Пускай Ирвин пообщается со своим приятелем, что-нибудь из этого да получится. И тогда он пойдет и посмотрит, как обстоят дела.

Глава двадцать восьмая

В ярких обжигающих лучах солнца Торн гнал лодку восемь километров к «Корал-Риф Клабу». Он прошел через систему петляющих проливов и каналов и наконец попал в главный канал. Миновал пристань, где было пришвартовано множество яхт и шхун со звенящими от полуденного бриза мачтами и такелажем, и вошел в каналы, ведущие к жилым апартаментам. На малой скорости он вел свою лодку мимо частных причалов, у которых в основном стояли пятнадцатиметровые «Гаттерасы», «Бертрамы», словно холеные жеребцы, дремлющие позади жилищ своих владельцев.

Торн прислушивался к рокоту своего «Эвинруда». Возможно, обороты были выставлены чуть больше чем надо, но все же в целом он неплохо над ним потрудился. Было глупо думать об этом сейчас, но Торн, видя перед собой Сару, чуть приподнявшую голову, чтобы подставить ветру шею, и слыша позади себя исправный мотор, чувствовал себя счастливым.

Счастливым — именно так, не больше и не меньше. В эту минуту он хотел быть именно здесь и делать именно это. И он был с ней, единственной, которая знала, кем он был на самом деле, знала все самые постыдные тайны, которые он хранил в глубинах своей души.

Конечно, то, что она хотела его убить, немного омрачало его радость. Он чувствовал себя так, как чувствуют позабытые всеми солдаты, которые после двадцати лет блужданий по джунглям наконец нашли выход и стоят, радуясь, на краю леса, но не знают, чем их встретит первый, кто попадется им на пути — дружескими объятиями или автоматной очередью.

Он сбросил обороты чуть ли не до холостого хода, внимательно вглядываясь в шеренгу яхт. Завидев красный «Скараб» под названием «Безупречное исполнение», он загнал свою лодку на спуск рядом с ним.

Сара сказала:

— Я знаю эту яхту. И этих парней. Это они напугали меня до полусмерти, прикинувшись агентами по борьбе с наркотиками.

— Да, пугать они мастера, — отозвался Торн. — Это они убили Кейт. Дело было связано с «Аламандой». И Рики каким-то образом здесь замешана. Может, выступила в роли Иуды.

Сара осведомилась, уверен ли он в том, что говорит.

— Что касается коротышки, я уверен. На сто процентов. — Торн пришвартовался к «Скарабу».

— У тебя есть план?

— Да, какое-то подобие плана.

— Какое-то подобие плана, когда речь идет об этих головорезах? Да ты что, Торн! Нужно иметь какой-то замысел, какую-то стратегию. Может быть, пора позвонить Шугармену?

— Нет, — возразил Торн. — Это я разбудил зверя, и мне придется войти в его логово.

— По крайней мере, возьми пистолет. — Она протянула ему пистолет, держа его за ствол.

— Нет, — ответил он. — Пусть он будет у тебя. В моем плане это не предусмотрено.

Сара тяжело вздохнула. Кивнула головой в знак согласия. Одной рукой она собрала распущенные по плечам волосы и приподняла их вверх, обнажив шею. Все еще держа кольт за ствол и позволив ветру на секунду обдать себя прохладой, она выглядела такой одинокой, какой Торн никогда еще ее не видел. Ушла в себя, глаза потухли.