— Ты проделал такой путь, чтобы увидеть меня? — Она приблизилась к нему вплотную, обдав запахом рома. — Не могу сказать, что я тронута до слез.

— Да, — сказал он. — Я хотел тебе кое-что сказать.

— У меня есть телефон, — сказала Рики. — В следующий раз просто позвони. Чем реже я тебя вижу, тем лучше себя чувствую.

— Я хотел видеть твое лицо в тот момент, когда ты это узнаешь.

Рики презрительно усмехнулась.

— Шугармен мне уже звонил, дубина. Кейт убили.

Торн сказал:

— Нет, не это. Кое-что получше. Кое-что, что заставит тебя попрыгать.

Рики хмыкнула и зашагала в сторону центра. Торн двинулся следом, поравнявшись с ней через несколько шагов. Они прошли мимо босого бородача в рабочем комбинезоне, который развалился на ступенях картинной галереи. Завидев их, он поднялся и заковылял вслед за ними.

— Оставь меня в покое, Торн, — сказала Рики. — Возвращайся в свою берлогу и оставь меня в покое. Тебе здесь не место.

Торн сказал:

— Я знаю, почему ты ее убила.

Она остановилась и повернулась к нему.

— Ты с ума сошел! Совсем свихнулся?

Бродяга оказался у них за спиной, он ухмыльнулся Торну, глаза его забегали. Он облизывал губы и потирал пальцами, словно пересчитывал деньги.

Торн взглянул на него и отрицательно покачал головой.

Рики продолжила свой путь, а Торн и бродяга последовали за ней.

Торн сказал:

— Еще я разговаривал с юристом насчет наследства Кейт.

Она остановилась и уперла руки в бока, притворяясь рассерженной, однако Торн заметил искру заинтересованности в ее взгляде.

Рики шагнула к бродяге и сказала:

— Доктор Лири, найдите мне ящерицу. Прямо сейчас.

— Ладно, ладно, — сказал он, польщенный вниманием. — Улыбнулся Торну. — А ты тоже хочешь ящерицу? Хочешь?

Торн ответил, что ему и так хорошо.

Они стояли перед магазином водолазных принадлежностей. Улица была пуста, солнце почти село. С запада, с центральных улиц, доносились еле слышные звуки музыкального автомата. Доктор Лири ползал по чьей-то лужайке через несколько домов от них.

— Говори, Торн, если тебе есть, что сказать.

— Я знаю, почему ты ее убила, — сказал он.

Рики недоверчиво покачала головой, глядя на Торна.

— Тогда скажи мне. Ты проделал такой путь, так давай, говори.

— Не из-за того, что ты ее ненавидела, и не из-за денег, — сказал он. — Это первое, что приходит на ум. Нет, просто ты думала, что не можешь продолжать жить, пока жива она. Тебе легче умереть. Ты думала, что наконец-то будешь счастлива, когда она умрет. Перестанешь слышать голоса, мучиться от бессонницы. Но нет, не все так просто.

— Что за игру ты затеял, Торн? Что это за нелепая комедия?

— Кейт все оставила мне. Все, кроме двадцати пяти тысяч. Остров Отдохновения, дом, имущество, все. Ты получишь только двадцать пять штук.

Она на секунду закрыла глаза. И когда снова открыла, они были сощуренными, злыми и смотрели на него в упор.

— Двадцать пять тысяч. — Торн выдержал ее взгляд. — До того, как это случилось, ты думала, что тебе лучше умереть, чем ходить с ней по одной земле. Но теперь твоих родителей нет в живых, а ничего не изменилось. И это для тебя хуже всего. — Он взглянул ей прямо в глаза. — Ты уже это чувствуешь? Ощущаешь?

В ее взгляде он увидел что-то живое. Тревогу. Ее глаза забегали.

— Я опаздываю на работу, — сказала она тихо.

— Я еще не решил, как с тобой быть. Я знаю, что ты в этом замешана, Рики. Я не был уверен, пока не приехал сюда. Но теперь я знаю.

— Ты никогда не отличался умом, Торн. И не стал ни на йоту умнее.

Она попыталась напоследок испепелить его взглядом, потом зашагала прочь.

Торн смотрел, как она удаляется. У нее была плавная походка доктора Билла, она шла не подпрыгивая и не раскачиваясь на ходу. Шла очень решительно, как если бы шла по пояс в воде.

Торн поужинал неподалеку от самой южной точки Америки. Заказал самый южный гамбургер с дополнительной порцией томатов. Он снова мог испытывать чувство голода, поэтому мгновенно проглотил гамбургер и заказал второй, когда официантка принесла ему пиво.

— Ты что, с голодного острова, милый? — спросила она, ставя перед ним бокал «Будвайзера».

— Да, — ответил он, — был там довольно долго.

Он взял оставленную кем-то на соседнем стуле утреннюю газету и попытался вникнуть во все эти землетрясения, эпидемии и другие катаклизмы, о которых там говорилось. Где-то лучше, где-то хуже, но везде об одном и том же — как тяжело, когда что-то резко меняется.

Закончив есть, он оставил машину около ресторана и, пройдя пять кварталов, оказался рядом с «Сэндпайпер Бэй Клабом». Он заметил его при въезде в город и теперь собирался рассмотреть получше.

Еще пару лет назад на этом месте был «Сэндс Пьяно Бар». Ресторан и бар, пол которого всегда был покрыт песком, занесенным посетителями с пляжа. По вечерам в уголке тихо звучало пианино. Туристы избегали сюда заходить, потому что в туалетах дурно пахло, а кондиционер и вовсе отсутствовал.

Старое здание снесли. Теперь здесь был «Сэндпайпер Бэй Клаб» — пятиэтажный кондоминиум. Массивные ворота, охрана. В будке сидели серьезные ребята в униформе, в любой момент готовые исполнить свой долг.

Торн обошел вокруг здания. Он задержался на тротуаре на противоположной стороне улицы, чтобы получше рассмотреть трехсотпятидесятиметровую стену. Тут и там в окнах загорался свет. Похоже, на террасе пентхауза что-то отмечали. Здание было розово-белым, росшие вокруг королевские пальмы освещались прожекторами. Как и все новые здания на Ки-Уэсте, этот дом пытался создать иллюзию того, что был здесь вечно, что обладал такой же благородной легкостью и очарованием, как и старые дома кончей, а не состоял из бетонных панелей. Торну он напомнил зоб.

Он нашел причал, который еще не стал частным, и присел на краю. В лицо дул сильный юго-восточный ветер. Он снял ботинки и опустил пальцы ног в воду. С какой-то парусной шлюпки, стоящей на якоре в полутора километрах от Торна, доносились голоса.

Спустя какое-то время на причал забрели две подвыпившие парочки. Они остановились в трех метрах от Торна и стали спорить о каком-то общем друге, который стал геем. Для одной пары это была ужасная трагедия, другая пара считала, что это ничего не меняет. Разве можно, вопрошал кто-то из них, действительно полностью измениться? И не являются ли все изменения личности чем-то внешним, наносным? По существу ничего не меняется. Они говорили громко и казались увлечены философским смыслом своего разговора. Они поглядывали на Торна, как будто хотели, чтобы он рассудил их. Торн поднялся на ноги и побрел прочь, подгоняемый сильным ветром. Обрывки их разговора преследовали его еще целый квартал.

Когда он вернулся к шлеп-мобилю, он до упора откинул назад пассажирское сиденье, засунул себе под голову футболку Джерома вместо подушки и закрыл глаза. Он слышал, как волны прилива бьются о дамбу на южной оконечности острова. Сосредоточившись на этом звуке, представил себе лицо Рики в тот момент, когда врал ей, что знает, почему она убила Кейт.

Перед его глазами снова промелькнули сотни мостов, трейлеров, взятых напрокат автомобилей, Джером в своем парике, Сэмми в рубашке-сафари, Эймос Клей. Торн лежал неподвижно и чувствовал, как машину заполняет горячее дыхание ветра. Этот ветер, родившийся в пустынях Африки, проделал тысячи километров через океан. Пассаты принесли на Ки-Уэст запах высохший травы и пыль других земель, эта пыль оседала на ветровом стекле машины Торна.

Торн лежал с закрытыми глазами. Это была самая южная бессонница.

Глава семнадцатая

Ирвин Макман расхаживал взад-вперед по своей трехметровой гардеробной комнате. Милберн наблюдал за ним, стоя в дверях гардеробной и потирая кожу вокруг повязки телесного цвета, прикрывавшей его глаз.

— Да скорее же. Давай просто оденемся как туристы.

— Это ты можешь одеться как турист, — ответил Ирвин. — На большее у тебя воображения не хватит.