Говард нахмурился:

— Ну а при чем тут Гитлер и его жажда власти?

— Но ведь Англия правит Индией, Канадой, Австралией, африканскими странами?

— Взгляни, который час. — Говард зевнул. — Марш спать.

Потом Джулия сетовала:

— Откуда этот нездоровый интерес к Гитлеру? Неужели нельзя интересоваться чем-то хорошим?

— Сама видишь, следы войны повсюду. Школу Уилла бомбили. Ты заметила, что его класс — на самом деле бывший армейский барак?

Продавщица в кондитерской потчевала Уилла рассказами о затемнении, когда в городах выключали свет, чтобы немецкие бомбардировщики не видели их с воздуха.

— Ну когда же наконец перестанут вспоминать о войне? — спросила Джулия однажды утром, услышав, как близнецы изображают в саду пулеметные очереди.

— Разве что если начнется Что-нибудь посерьезней, — вздохнул Говард. Он барабанил пальцами в такт песне по радио — «Битлз», «All My Loving».

Уилл пригласил Дигли в гости. Джулия приготовила жареную курицу. Дигли сказал Уиллу: от твоей мамы вкусно пахнет, она похожа на артистку Натали Вуд.

— Что ж, — заметила потом Джулия, — в общем, неплохой парнишка.

В следующий раз в гостях у Дигли Уилл познакомился с его сестрой. Элейн Дигли была в очках-«лисичках» и подавала на ужин подогретую фасоль на кусочках поджаренного хлеба. У нее была высокая прическа, ногти длиною в дюйм, и Уилл не мог оторвать от нее глаз.

— Славные у вас кошки, — сказал он.

Элейн улыбнулась:

— Ты милашка.

Но тут у нее склеились накладные ресницы, и она убежала в ванную приводить себя в порядок.

— У нее все фальшивое, — шепнул Дигли. — Даже сиськи. Ватой набиты. Все фальшивое, кроме задницы. Уж она-то настоящая. Однажды она села на Геббельса и сломала ему лапку.

После ужина они вышли на улицу ждать, когда за Уиллом заедет Джулия. Дигли стал искать на асфальте окурки, зажег один и предложил Уиллу.

Во рту стало скверно, но до чего приятно делать то, что нельзя!

— Я умею вызывать духов, — сказал Дигли, разглядывая облачко дыма. — Добрых и злых. Духи живут повсюду.

— Кого ты вызывал? — поинтересовался Уилл.

— Папу, конечно, — ответил Дигли. — Все время вызываю. Он говорил, что встречался с Черчиллем и Гитлером. И пил чай с Чингисханом и его гаремом — голые страшилища, и у всех жирные задницы, как у моей сестры.

Уилл подумал: а вдруг Полночный Китаец — тоже дух? И в ночных кошмарах пытается навредить их семье? Он вспомнил, как Полночный Китаец поманил его со дна бассейна на теплоходе, и вздрогнул.

Уилл издалека заметил старенький серый «моррис», который вела Джулия.

— Брось, — велел он Дигли. — Мама едет.

Дигли отшвырнул окурок и подмигнул:

— Славный ты парень, Ламент.

Уилл улыбнулся. Он на миг забыл об одиночестве. Он больше не чужак, его место рядом с другом, с Дигли.

Новая любовь

Салли Берд сидела за первой партой, прямо под носом у мистера Бро, которому так полюбился класс Уилла, что он взялся вести у них историю и на следующий год. Рот ее в улыбке дерзко кривился, а глаза глядели с вызовом из-под густой челки. Одной лишь Салли удавалось превратить нудный урок истории в настоящий бунт. И, как ни странно, мистер Бро ничего не замечал. Он шагал взад-вперед по рядам и бубнил, а минутная стрелка на огромных стенных часах, казалось, умирала медленной смертью.

— А соратников Оливера Кромвеля называли…

— Круглоголовые, — говорила Салли долей секунды раньше мистера Бро. Она любила историю.

— Правильно, круглоголовые, а сам он был…

— Пуританин, — вновь опережала его Салли.

Мистер Бро хлопал глазами.

— Я это уже рассказывал?

— Да, сэр.

Салли улыбалась, избавив класс от целого часа нудных фактов и дат. Ей все прощалось. То ли мистер Бро благоволил к девочкам, то ли был расположен к одной Салли, но она как могла извлекала пользу из его пристрастий — коих было великое множество.

Когда Бро бывал не в духе, он придирался к ученикам-иностранцам.

— Как тебя зовут? — спрашивал он смуглолицего новичка за первой партой.

— Пауло.

— Так ты не англичанин? — спрашивал мистер Бро, будто парнишка проник в школу обманом.

— Я здесь живу, — объяснял Пауло. — Я родился на Мальте, а она до прошлого года была британской колонией.

Мистер Бро хмыкнул, будто от присутствия Пауло Британские острова погрузились еще на дюйм-два ниже уровня моря.

— Чем же он не англичанин? — спросила Салли Берд.

— Не настоящий.

— Зато хотя бы житель Британской империи.

— Ее осколков, — пробурчал мистер Бро.

— «Над Британской империей никогда не заходит солнце», — дерзко улыбнулась Салли. — Правь, Британия!

Пойманный на крючок национальной гордости, мистер Бро страдальчески заморгал.

— Да, да. — И устремил взгляд на Уилла: — Ты ведь из Африки, Ламент?

— Да, сэр.

— Как ты здесь очутился?

— Моему отцу предложили здесь работу.

Мистер Бро в очередной раз хмыкнул. Британия погружалась все глубже.

— Разве в Африке не найти работу? Приехал из такой дали и согнал с места англичанина?

— Многие англичане уехали в Африку и согнали с мест африканцев, сэр, — вмешалась Салли, весело поглядывая на Уилла.

— Да, но они предложили взамен свой талант и знания. Они строили мосты, создавали законы и…

— Может быть, вы пригодились бы в Африке, сэр, — улыбнулась Салли.

— Я не влюблен, — сказал Уилл в ответ на расспросы мамы, что же это за Салли, о которой он болтает без умолку.

— Джулия, рано ему об этом думать, — сказал Говард вечером, оставшись с женой вдвоем.

— Но он всегда был влюбчивый. — Джулия вспоминала Рут и туннель до Китая. Кажется, что все это было давным-давно.

Говард при мысли о Рут решил запереть на замок лопаты, пока Уилл не позвал друзей.

Несмотря на Бро, Уилл ходил в школу как на праздник. Он думал о Салли и улыбался про себя. Помыслы его были чисты — Уиллу просто нравился ее смех. И ее острый язычок. И ум. И вкус — Салли любила батончики «Марс», но только верхушку.

И Уилл купил ей батончик и разрезал вдоль перочинным ножом. Себе взял низ, а Салли дал верхушку с карамелью. Дома Салли запрещали есть сладости (ее отец, Бенджамин Берд, был зубной врач), и они с Уиллом съели батончик за школьным футбольным полем.

И так продолжалось бы еще долго, если б не Дигли.

В ту осень он был «каштановым королем». Для игры в «каштанчики» мальчишки проделывали дырки в самых прочных каштанах, в дырку продевали шнурки; на спортплощадке устраивали состязания. Один держал на шнурке каштан, а другой своим каштаном пытался расколотить его на мелкие кусочки. Потом менялись местами. Состязания длились до конца октября. Разбитые каштаны валялись по всей площадке, а дворник с руганью подметал их каждое утро. Дигли уже второй год держал чемпионский титул. Риллкока отстранили в прошлом году, когда узнали, что он закалил свой каштан в огне. В этом году Дигли сорвал свой чемпионский каштан с дерева на заднем дворе у Уилла. Теперь все рвались к Уиллу собирать каштаны. Но на этот раз, когда позвонил Дигли, речь зашла вовсе не об игре.

— Зайдешь ко мне, Ламент?

— В другой раз, Дигли. У меня Салли в гостях.

Каштановый король не привык к отказам.

— Салли Берд?

— Да.

— Так она твоя девчонка?

— Нет.

— Нет?

— Не совсем, — смутился Уилл.

— Да мне все равно. Так, спросил, — ответил Дигли и повесил трубку.

Дигли, кажется, все равно, что Уилл дружит с девчонкой. На девчонок ему плевать, они даже в «каштанчики» не играют.

После разговора Уилла кольнула совесть. Под взглядом Салли он повесил трубку.

— Кто это?

— Дигли.

— Ох, — простонала Салли. — Жуткий тип.

Уилл изумился. Каштановый король? Жуткий тип? Дигли всеобщий любимец. Все девчонки вздыхают, когда он проходит мимо, и он это знает. Если Дигли захотелось твоих чипсов или шоколадного батончика, угостить его — большая честь. Дигли классный, это уж точно. Ему все сходит с рук. Салли первая отозвалась о нем плохо.