Говард со спящим ребенком на руках шагал по темной дорожке к дому Куиннов и вдруг услыхал свирепое рычанье. Аякс набросился на него, вцепился зубами в штанину.

— Фу, Аякс, — шикнул Говард. — Мне сейчас не до игр.

Но пес повис на его ноге, потащился брюхом по земле, скребя когтями гравий.

— Отстань, Аякс! — рявкнул Говард.

С трудом держа равновесие, обеими руками прижав к себе Уилла, Говард забарабанил в дверь с проволочной сеткой. Острая боль пронзила ногу.

— Аякс, а ну… О-о! Ах ты, скотина!

Может быть, оттого, что в доме по-прежнему было тихо, старый пес рассвирепел пуще. Говард почувствовал еще укус.

— Куинн! — взревел он.

Собака зарычала громче, и Говард привалился к двери, надавив плечом на кнопку звонка.

— Куинн! Ради всего святого, проснитесь!

Тут зажегся свет, и в дверях вырос Бак с боевой винтовкой триста третьего калибра, целясь в Говарда сквозь сетку от комаров. Аякс метнулся прочь, зажав в зубах длинный клок левой штанины Говарда, и тут же принялся его терзать.

— Руки вверх!

— Бак, да это же я! Говард Ламент!

— Ламент? Боже, вы-то как здесь очутились?

— Джулия вот-вот должна родить, а Сэнди обещала присмотреть за Уиллом, — напомнил Говард.

— Ах да. Вот что, Сэнди в Ботсване, — отвечал Куинн, — но Уилл пусть остается!

Тем временем Аякс, ничего не разбирая в темноте, услыхал голос Говарда и решил, что настиг еще одного незваного гостя. Развернувшись, он кинулся на Говарда, тот почувствовал боль в правой ноге.

— Ох! Куинн, да уберите же чертову псину!

— Voertsek! [7]— рявкнул Бак по-бурски и повторял до тех пор, пока пес не прижался к земле. Бак толкнул дверь дулом винтовки.

Говард не решался войти.

— Живей, приятель! — поторопил Куинн.

— Я бы рад, только не цельтесь в моего сына.

Бак, фыркнув, опустил винтовку.

Уложив Уилла рядом с Мэтью, Говард заковылял на кухню. Нагнувшись, он увидел на брюках кровь. Куинн нахмурился, заметив на полу тоненький алый след.

— Черт возьми, Ламент, — проворчал он, — вы мне весь дом залили кровью.

— Ваша собака меня чуть не разорвала в клочки.

— Аякс белых не трогает… — начал Бак, но тут же сообразил, что кровь на полу доказывает обратное. — Простите, приятель. У меня тут аптечка.

— Не надо, — нетерпеливо прервал его Говард, — потом, я сам. А сейчас надо отвезти Джулию в больницу.

Бак понимающе кивнул:

— Ладно, за мальца не волнуйтесь, его тут не обидят.

Однако его уверения не успокоили Говарда. Он подумал о собаке Куинна, глянул на винтовку у него в руках.

— Бак, как вы можете так жить? Вы ведь меня чуть не убили!

Бак в ответ лишь криво улыбнулся и вслед за Говардом вышел из дома.

— Белого населения здесь всего десять процентов, старина. В один прекрасный день остальные девяносто потребуют подчинения меньшинства большинству. Значит, надо быть начеку.

— Раз вы боитесь войны, почему не уезжаете, хотя бы ради семьи? — спросил Говард, ковыляя через двор.

С минуту Бак молчал. Он стоял в темноте без рубашки, седые волосы топорщились на груди, изо рта в ночном воздухе вырывался пар.

— Не могу, старина. Мой дом — моя крепость, сами понимаете!

Близнецы родились маленькими, хотя и не такими крошечными, как Уилл. Оба с темными чубчиками и припухшими глазками, а вид у них после трудного появления на свет был как у боксеров после поединка. Уилл представлял толстеньких крепышей, а увидел двух заморышей. В порыве страха за маму он тут же запросился к ней.

— Пошли. — Говард захромал по коридору, его левая ступня в толстой повязке была размером с дыню.

Кровать Джулии отгородили длинной прозрачной шторой. У Уилла упало сердце, когда он увидел над мамой тень ангела. Но это оказалась всего лишь медсестра с тонометром.

— Мамочка!

Волосы у Джулии прилипли ко лбу, а губы, всегда ярко-красные, были серые, как больничное белье.

— Что с тобой? — спросил Уилл.

— Я только что родила малышей, сынок, — отвечала она слабым голосом, подтвердившим опасения Уилла, что близнецы в схватке за жизнь едва не отняли у него маму.

— Ты умрешь?

— Нет, Уилл, все хорошо. Еще несколько дней — и я к тебе вернусь. — Джулия заметила, что Говард хромает. — Милый, что у тебя с ногой?

— Меня покусал чертов пес Бака.

— Боже! Ничего серьезного?

— Ничего. Но Бак полоумный. Встретил нас в дверях со старой боевой винтовкой. Ждет революции. Надо убираться из этой страны, пока все не схватились за оружие.

Джулия улыбнулась: ну и чушь!

— Никто не хватается за оружие. А у меня на руках двое малышей и Уилл. Тебе пришлось бы снова искать работу. Не время сейчас переезжать.

Дьяволово отродье

Говард предложил назвать близнецов Джулиус и Маркус.

— Шекспировские имена — как раз в твоем вкусе! — сказал он Джулии, но она восприняла его выбор без восторга.

— Джулиус мне не нравится: так звали моего прадеда, а он был чудовище…

— Милая, твоего прадедушку все давно забыли. — Говард хотел придумать малышам имена как можно скорее — видимо, чувствовал, что их колебания с именем первенца непостижимым образом привели к его гибели.

— А в «Антонии и Клеопатре» Цезарь убивает Марка Антония.

Говард, нетерпеливо откинув со лба рыжую прядь, глянул на часы, словно к безымянным малышам с каждой минутой все ближе подступала опасность.

— Родная, имена хорошие. Это же не Каин и Авель.

— Нет, но ты выбрал имена из трагедий. Почему не из комедий?

Говард вытаращил глаза:

— Мальволио? Бертрам? Рыло? Милая, у имен трагических героев есть благородство, блеск, история! Мы же хотим, чтобы у ребят была судьба, верно?

Что до Уилла, то ему казалось, будто во имя судьбы близнецов принесли в жертву его собственную: любящие родители постоянно отвлекались на заботы о них. К чести Уилла, он не испытывал ревности: как-никак он первенец, и его место в семье никто не займет. При этом он понимал, что бесценное триединство его первых лет утрачено навсегда.

К счастью, Уилл уже подрос и зажил своей жизнью. В сентябре он пошел в школу, надел форму — защитного цвета шорты, белую рубашку и панаму от солнца. После школы он и Рут вместе готовили уроки. Бывало, Рут смешила его, разыгрывая в лицах истории из Ветхого Завета. Особенно Уиллу нравилось, как Рут изображала Далилу, которая отрезала Самсону волосы и сделала из них парик, чтобы стать самой могучей из женщин. Рут надевала на голову щетку от швабры и скакала по комнате, сворачивая стулья, словно горы.

Первые месяцы жизни близнецов почти не удержались у Джулии в памяти, поскольку забота о малышах поглощала ее целиком. В познании мира ими руководил дух товарищества пополам с духом соперничества. Маркус, когда учился сидеть, уселся на голову брата; Джулиус вылез из кроватки, наступив на спящего Маркуса. Когда Джулиус сделал первые шаги, Маркус три ночи метался во сне, пока не сравнялся с братом.

Но вот близнецам исполнился год, и их характеры стали несхожи — видно, недаром Говард выбрал имена. Джулиус был полон кипучих замыслов, драчлив и таскал все, что плохо лежит. Маркус же рос мягким и ласковым, но братские чувства нередко толкали его на озорство — Джулиусу ничего не стоило подбить его на любую шалость. Однажды Маркус засмотрелся на кусачих муравьев, что шествовали вокруг дома длинной цепочкой в поисках дохлых птиц. Когда Авраам пришел травить их, Маркус залился горючими слезами, схватил садовника за ногу и вопил во все горло, пока бедняга не пообещал оставить муравьев в покое.

— Мальчик любить животину, — сказал Авраам.

Несмотря на разницу характеров, близнецы во всем были заодно и обсуждали свои планы на тайном языке, который разве что Уиллу под силу было расшифровать. В три года Авраам как-то раз застукал близнецов за попыткой сделать «стрижку» одному из его призовых розовых кустов. Спас цветник Уилл, предложив братьям обкорнать азалии в саду Пью. Марджори Пью до того оскорбилась, что с тех пор каждый раз при встрече с Джулией поджимала крошечные губки.