Однажды ее обступила орава ребятишек, протягивая руки, и Джулия полезла за кошельком, но детвора вдруг бросилась врассыпную, вспугнутая резким окриком. Джулия оглянулась: перед ней стоял мужчина в белом костюме. Он улыбнулся, протянул руку — вылитый Кларк Гейбл, только дочерна загорелый.
— Позвольте вас проводить, мадам, — предложил он.
— Спасибо, не надо. — Джулия, вспыхнув, резко отвернулась.
— Арабский квартал — настоящий лабиринт, — предупредил господин в белом.
Что это — дружеский совет или угроза? Джулия скользнула по нему взглядом: тоненькие усики, щеки гладко выбриты, прическа — как у Гейбла в фильме «Одной счастливой ночью».
— У меня с собой карта, спасибо.
Джулия с бьющимся сердцем свернула за ближайший угол, но попала в глухой переулок, где старик и мальчик забивали медные гвозди в резные сундуки, а рядом, в пыли, шипела кошка. Сверившись с картой, Джулия повернула направо, в грязный внутренний двор сыромятни, где от вони едва не лишилась чувств; пошатываясь, она бросилась в единственный узкий проулок, ведший прочь. Но где-то на заднем плане по-прежнему маячил белый костюм — то ли Джулии чудилось, то ли она и вправду видела его уголком глаза.
Она принялась разговаривать сама с собой, призвав на помощь здравый смысл, чтобы побороть страх. «А теперь слушай, Джулия. Два поворота направо, один налево — и мы выйдем отсюда». На другой улочке она наткнулась на вопящую косоглазую девчонку, а рядом три морщинистые старухи передавали из рук в руки чашку чая. Джулия была в отчаянии, но тут ей вспомнились слова Говарда: «Спускайся под гору к берегу и возвращайся вдоль реки». Что Джулия и сделала и в конце концов очутилась у выхода из шумного арабского квартала.
Солнце палило нещадно, шумела веселая толпа, ревел скот. Белого костюма не было видно, и все же Джулия ощущала его присутствие. Она остановилась перевести дух, но тут ее окликнул резкий голос:
— Кого я вижу! Джулия, милочка! А я чай покупаю!
Миссис Мак-Кросс что есть силы вцепилась ей в локоть и, прежде чем Джулия опомнилась, повлекла ее сквозь толпу, прокладывая путь пышным бюстом.
— Белой женщине здесь надо быть начеку, милочка. Лучше нам держаться вместе. Как хорошо, что я вас встретила!
Джулия сама себе удивлялась: красавцу-арабу смогла дать отпор, а перед дурой Мак-Кросс беззащитна!
— Как вас сюда занесло одну-одинешеньку? — поинтересовалась миссис Мак-Кросс.
— Пошла за покупками, — объяснила Джулия.
— Вот и замечательно. Пойдем вместе.
Надеясь отделаться от миссис Мак-Кросс, Джулия нарочно целый час проторчала в лавке гончара, но миссис Мак-Кросс достала из сумочки карманную Библию и читала, пока Джулия покупала вазочку. Затем стала учить Джулию торговаться и убедила торговца сбавить цену.
— Запомните, милочка, — наставляла миссис Мак-Кросс, — нельзя позволять местным нас надувать.
— Почему? — возразила Джулия. — Мы отняли у них часть земель, когда рухнула Османская империя, мы воруем их нефть, наши крестоносцы убивали их.
— Не путайте политику с торговлей, милочка. Мы не в ответе ни за Османскую империю, ни за нефтяные компании, ни за Ричарда, пусть он был и очень хороший король!
Вдруг Джулия додумалась, как достучаться до миссис Мак-Кросс.
— Разве несправедливость — это по-христиански?
Грудь миссис Мак-Кросс тяжело вздымалась от негодования.
— Несправедливость? Милая моя, эта вазочка стоит ровно столько, сколько вы за нее отдали!
— Да, но в Лондоне я заплатила бы вдесятеро больше.
— Здесь вам не Лондон, милочка. — Миссис Мак-Кросс торжествующе улыбнулась. — С этими людьми щедрость ни к чему, благодарности от них не дождешься. Оберут до нитки и глазом не моргнут. Попомните мои слова!
Пусть Роза была за тысячи миль, миссис Мак-Кросс в точности выражала ее чувства. От Розы приходили авиапочтой письма, напечатанные на машинке мелким шрифтом.
Помни, что я говорила про арабов. И не забывай про Омара Шарифа — он ведь тоже с Ближнего Востока. Красавец-мужчина, особенно в «Лоуренсе Аравийском», но игрок, если верить глупым журналам (которые я никогда не читаю).
Кстати, мы чудесно провели время в Женеве, жили в гостинице с видом на набережную Монблан; швейцарцам гостиницы нужны, чтобы угодить гостям, а англичанам — чтобы позлить их. Одна парочка из Америки довела нас с Альфредом до слез своим ломаным французским.
— Альфред? — переспросил Говард, заглядывая Джулии через плечо.
— Ее новый муж, — объяснила Джулия.
— А старый куда делся?
— Похоже, прогнала.
Как поживает мой внук? Надеюсь его скоро увидеть. Догадываюсь, в кого он такой замухрышка, — наверное, в наших предков-ирландцев. Те ничего не ели, зато пили как лошади. Пришлите же мне фотографию!
Как поживает твой чудо-муж? Корми его повкусней, а то загуляет! На Востоке всюду соблазны!
— Почему она не называет Уилла по имени? — удивлялся Говард. — Все «мой внук» да «мой внук»!
— Считает, что имя французское, а французы в 1066 году убили короля Гарольда. Мама, — продолжала Джулия, — так и не простила французам норманнского завоевания. Французов она признает лишь в фартуках и с меню.
— Ну, — Говард похлопал себя по животу, — покорми-ка меня повкусней, а то загуляю!
Джулия рассмеялась, потом спросила с тревогой:
— Говард, ты встречал хоть одну арабскую женщину, что сводила бы тебя с ума?
— Ни одной, милая. — Говард робко глянул на жену. — А ты?
— Мужчину? Нет, конечно. — Джулия вспыхнула, силясь отогнать от себя образ незнакомца в белом костюме.
Джулия вполне могла бы сравнить свой брак с арабским кварталом: хоть в нем и есть темные закоулки, но стены прочно скреплены доверием. Как ни странно, первой это доверие пошатнула вовсе не восточная красавица. Ее появление напророчила Роза, в свойственной ей неподражаемой манере.
Говорят, в нефтяном бизнесе полно американцев. Осторожней с ними! Мало того, что они невежи и пьянчуги, — они еще и не помнят истории!
— А-а, — обрадовался Говард, — значит, они ничего не имеют против имени Уилл? Где бы с ними познакомиться?
Трикси Ховитцер
Рождество в Персидском заливе — нелепый обычай, ревностно соблюдаемый англичанами. Несмотря на жару тридцать семь градусов в тени, окна клуба были облеплены искусственным снегом, а самые отчаянные из гостей щеголяли в шерстяных свитерах. Миссис Мак-Кросс связала свитер своими руками — с Санта-Клаусом на груди, но она пропустила стежок-другой, и ухмылка у бедняги вышла похотливой. Едва Джулия переступила порог клуба, из конторы Говарда пришла записка-извинение: очень занят, прийти не смогу, встретимся дома. Мельком оглядев собравшихся, Джулия поняла, что лишь она одна здесь без мужа, и одиночество сделало ее невидимкой для всех (к счастью, и для миссис Мак-Кросс). С легкой завистью Джулия смотрела, как прибывают новые пары и присоединяются к соотечественникам: англичане пробуют традиционный рождественский пудинг на сале, американцы толпятся у стойки, пьют яичный коктейль и пунш, а управляющие-индусы, которым есть и нить все, что здесь подают, запрещает религия, страдальчески улыбаются, брезгливо глядя на сало и спиртное, и лишь из вежливости не уходят.
Джулия заметила в толпе незнакомку, тоже одинокую. Ярко-розовое платье в обтяжку подчеркивало стройную шею, пышную грудь и дерзкую улыбку, взбитые черные волосы ниспадали волной. Бледное, насмешливое лицо было достойно кисти Матисса: мраморная кожа, сочные алые губы, тонкие брови, как на японской маске. Незнакомка в розовом вовсе не была невидимкой. На нее смотрели все: женщины — поджав губы, с деланными улыбками, а их мужья — хищно и похотливо. Сомнений быть не могло: она богиня.
Джулия представилась:
— Здравствуйте, я Джулия Ламент!
— Трикси, — послышался низкий, хриплый от виски голос. — Ховитцер.