- И этого я бы не стал делать, - так же сдержанно заявил Санька.

Я уже и сам понял, что сглупил. Поди теперь докажи, что ты не верблюд, и что в комнате после ЧП никого не было! Улика неопровержимая! И куча свидетелей. А под подозрение подпадают все соседи. И Санька в том числе.

Я совсем растерялся:

- Ну и что теперь будем делать?

- Когти рвать! - гыгыкнул Пашка. - Чего же ещё? Пока не замели.

Я вдруг вспомнил сцену с драконом, испохабившим Настину квартиру и "на закусь" хряпнувшим соседскую бабулю по темечку оконной рамой. Ситуация повторялась. Тогда мне тоже пришлось поспешно уносить ноги, как нашкодившему щенку.

- А ты говоришь: "Купаться"... - задумчиво пробормотал я, возвращаясь в Санькину комнату и гася за собой экран.

- Чего? - удивился Санька.

- Ничего. Это я так, мысли вслух... Ну и куда же мы теперь?

- Ко мне, конечно! - уверенно сказал Пашка. - Там наши женщины, небось, уже с базара вернулись!

Меня словно кипятком обдало: я же канал сообщения с Пашкиной хибарой закрыл!!!

И случилось это в тот момент, когда я в азарте демонстрировал Саньке конец света!

Моля Бога, чтобы всё обошлось, я открыл проход в Пашкины апартаменты и буквально впрыгнул туда первым.

Тишина. Только на стенке тикают часы, да в печке потрескивают догорающие угли.

Никого.

- Рано им ещё, наверное, - предположил Санька, с любопытством осматриваясь.

- Да я бы не сказал... - Пашка посмотрел на часы: - Какой базар в такое время?

Часы показывали без десяти двенадцать.

- Может, зашли к кому? - попытался успокоить меня Санька. - Или по магазинам? - Он переглянулся с Пашкой и тот преувеличенно бодро поддакнул:

- А чё? Может быть! Денег-то теперь - завались! Карман чешется!

Но их игра меня вовсе не успокоила. Душа предчувствовала беду.

- Рынок далеко? - сдерживая дрожь в голосе, спросил я.

- Да нет, в двух шагах...

- Прошвырнёмся?

- В принципе, я бы тоже не против, - замялся Санька. - Только приодеться бы?..

Он глазами указал на то место, где за минуту до этого светился экран и который я выключил, как только Пашка, шедший последним, переступил порог.

- А... Да-да... - рассеянно кивнул я и вновь открыл проход.

Санька живо занырнул туда.

- И чего ты так разволновался? - напяливая на себя нечто среднее между фуражкой и лыжной шапочкой, неумело пытался успокоить меня Пашка. - Всё будет нормально!

- Дай-то Бог...

Уверенности его я не разделял.

Со стороны экрана послышались голоса. Санькин и ещё чей-то. Женский. Разговор шёл на повышенных тонах. Мы с Пашкой переглянулись и он прошипел:

- Влипли!.. Понесла ж его нелёгкая!..

- Не сообразили... Можно было бы самим сляпать ему что-нибудь приличное...

- Во-во! - шепнул Пашка, опасливо заглядывая за край экрана. - Ты хоть ворота сдвинь поуже... Чтоб не так явственно...

Я сузил экран до размеров обычной двери. Чтоб только человеку пройти.

Но всё оказалось не так страшно: просто вернулась жена Саньки. Он с виноватым видом выглянул из-за двери, ведущей в прихожую, и попросил:

- Володь, секундочку, я сейчас...

Он уже был при параде.

- С кем это ты? - услышали мы удивлённый возглас Санькиной супруги и из-за его плеча выглянуло довольно симпатичное женское лицо.

"Господи! - заныло в груди. - Как же невовремя!"

Но отступать было поздно. И мы с Пашкой, как были в верхней одежде, протиснулись в Санькину комнату.

И без того крупные глаза молодой женщины сделались от удивления ещё больше, когда она увидела окантованный светящейся рамкой проём в стене, которого (она знала это совершенно точно!) быть не могло, и нас, выходящих из этой новоявленной двери.

- О-о-оль! - простонал убитый Санька. - Ну некогда с этим сейчас!..

- Как это - "некогда"? - быстро обрела Ольга способность говорить. - У нас гости, а ты их прячешь от меня?

Она проскользнула между притолокой и раздосадованным мужем и медленно подошла, я бы даже сказал - подкралась к нам, внимательно нас разглядывая, словно музейные экспонаты.

Это была молодая и красивая светловолосая женщина лет двадцати пяти. Во всяком случае, она выглядела на этот возраст. Крупные глаза, маленький, чуть вздёрнутый носик и капризно изогнутые припухлые губы изобличали натуру, подверженную частым сменам настроения. Высокий лоб, прикрытый непокорным локоном, нисколько не портил общего впечатления. Скорее, даже наоборот, добавлял её образу некоторую мечтательность и интеллигентность. Ладная фигурка угадывалась в её кошачьих движениях, хотя она и не успела снять пальто с воротником какого-то рыжего пушного зверя.

Жеманничая, она протянула мне пухлую ручку, и, несколько растягивая слова, произнесла:

- Оля. - И, не давая мне раскрыть рта, прощебетала: - А вы, надо полагать, тот самый Володя? Мне Саша рассказывал о вас много замечательного. Так, значит, вот вы какой? - И она откровенно оглядела меня с головы до ног, будто пыталась на глаз определить, чем же это таким я отличаюсь от остальных шести миллиардов?

Я держал поданную ею руку и не знал, что с ней делать? Сначала было по привычке легонько пожал, потом сообразил, что так не поступают, а как, я не знал, и потому, после недолгого замешательства, наклонился и приложился к руке губами.

- Ой, ну что вы! - рассмеялась она мне в лысину и лёгким движением отняла руку. - Какие там церемонии?!

Потом, всё-таки не найдя во мне разительных отличий от рода человеческого, она обратилась к Пашке. Он переминался у меня за спиной и открылся для обозрения, лишь когда я согнулся буквой "зю".

- А вы, я думаю... Павел? - после небольшой паузы припомнила она. Пашка кивнул с такой готовностью, что я встревожился за его голову. Ольга также прошлась по нему оценивающим взглядом и неожиданно прыснула в кулачок, обернувшись к мужу: - Три мушкетёра!

Санька наблюдал всю эту сцену с кислым видом. Я подмигнул ему: ничего, мол, всё путём.

- Я не поняла, - капризно изогнула бровь его супруга. - Вы куда-то собрались? Разве вы у нас не погостите?