Свои повседневные обязанности она выполняла машинально, без интереса, что заметил даже полковник.
— Франция, — заявил он презрительно, — отвратительная страна. Я был там с четырнадцатого по семнадцатый. Лучше отдыхать в Уэймуте, [81]моя дорогая.
Она непрерывно тревожилась за Кейтлин. Та больше не выказывала гнева и обиды, относилась к ней с холодной учтивостью, но Тильда помнила, как девочка смотрела на нее. Со жгучей ненавистью во взгляде. Тильду не покидало ощущение, что они балансируют на грани чего-то опасного, в шаге от скрытой зловещей правды. Она навела справки о школах-пансионах. В новой школе у Кейтлин появилась бы возможность начать новую жизнь. «Но где взять денег на новую школу? — недоумевала Тильда. — Может быть, Кит согласится помочь».
Она переживала, что Кейтлин, возможно, забеременела, но та, к ее вящему облегчению, развеяла ее страхи. Тильда попыталась еще раз поговорить с Кейтлин, объяснить ей, что она попадет в беду, если будет продолжать в том же духе, на что Кейтлин с каменным выражением на лице ей ответила:
— Ты добилась своего. Джулиан больше не желает меня видеть.
Тильда знала, что будут другие Джулианы, другие мужчины, жаждущие воспользоваться легкомыслием и беззащитностью Кейтлин.
По ночам, не в силах заснуть, она думала о Максе. Написала ему короткое письмо, в котором чопорно благодарила за приятный отдых. Она понимала, что должна отпустить Макса и дать ему шанс начать новую жизнь.
Они сидели на террасе с видом на укромный садик.
— Кусты самшита перед домом будут представлять фигуры на шахматной доске. Черный ферзь, белый конь.
Кейтлин глянула на высокую живую изгородь, которой Эрик начал придавать форму.
— А разве их здесь достаточно?
— Восемь. Вокруг газона я высажу еще. Это будут пешки.
У Кейтлин в кармане лежала плитка шоколада. Она отломила от нее кусочек, угостила Эрика. Вечерело. Заходящее солнце золотило извилистые тропинки и цветущие кустарники.
— Так ведь они еще не скоро вырастут.
— Через много, много лет. Но это ничто в сравнении с продолжительностью жизни сада, — объяснил Эрик. — Тот, кто разбил этот сад, знал, что он не увидит его во всем его великолепии. В этом особенность садов.
Кейтлин нравилась завершенность, незаконченность вызывала у нее досаду. Разговор прекратился, и, пока оба молчали, Кейтлин сообразила, что она на время позабыла о том, что заставило ее искать общества Эрика. Она беспокойно заерзала, напоминая себе, что ее цель — влюбить в себя Эрика, отвоевать его у Тильды. А она умела нравиться мужчинам. Порой ей казалось, что только это ей и удается.
— А что случилось с твоими зубами, Эрик? — полюбопытствовала она, глянув на него. Одного зуба у Эрика не было, от второго остался один лишь пенек.
— Меня ударил солдат.
— В Вене?
Он кивнул.
— Когда убили моего отца.
Она ошеломленно уставилась на него.
— Ты видел,как его убили?
— Да. Они пришли как-то вечером. Я спрятался. — Он принялся жевать заусенцы на пальцах.
На мгновение ей стало жаль его.
— А мой отец в Ирландии, — неожиданно сказала Кейтлин. — Я хочу его найти.
Она объяснила, что написала письма священникам и те прислали ей адреса трех Кейтлин Канаван. Эрик слушал внимательно, задавал резонные вопросы, и она пришла к выводу, что он вовсе не так глуп, как она думала.
— Две уже ответили, но это не они. Теперь я жду ответа от третьей. Наверняка она и есть моя родственница. Она живет в графстве Уиклоу, а папа, помнится, рассказывал мне про графство Уиклоу.
— Ну и что ты будешь делать, когда найдешь отца?
Кейтлин представила особняк с колоннами, с большим газоном перед парадным входом. Представила, как они с отцом скачут на лошадях по холмам.
— Уеду к нему, естественно. Буду жить с ним.
Эрик поднялся и принялся выдергивать сорняки из каменных ваз на верхней площадке террасы. Кейтлин осталась сидеть на ступеньках, глядя на сад, вдыхая аромат цветов, которым был пропитан теплый воздух раннего вечера. У нее на душе было необычайно покойно. Она начала избавляться от состояния вечного недовольства, неприкаянности, подавленности. Общество Эрика ее не раздражало, ведь он ничего не требовал от нее. Раньше она думала, что мужчинам всегда приходится что-то дарить — улыбки, поцелуи, свое тело, — но Эрик ничего не просил. Казалось, Эрику просто нравится быть с ней рядом, он ничего от нее не ждет, совсем ничего. Обхватив руками колени, Кейтлин смотрела, как пчела хоботком тыкается в золотистый трубчатый венчик жимолости.
Потом Эрик у нее за спиной произнес:
— Я возделываю сад для Тильды. Хочу сделать ей сюрприз. — И Кейтлин встала, носком туфли обивая крошащиеся каменные ступеньки.
Ханна нередко забывала поесть, а когда ела, перед ней всегда была открытая книга. В ванной она пристроила на краны «Анатомию» Грея, но подлый учебник свалился в воду, и ей потом пришлось очень долго его сушить. Она накричала на Рози, когда та, слушая пластинки, включила проигрыватель на большую громкость, и отказалась от приглашения Ричарда покататься на лодке. Она решила, что будет ежедневно заниматься до полуночи, но с каждым днем просыпалась все раньше и раньше, а в короткие часы между отходом ко сну и пробуждением ее мучили кошмары.
Однажды ночью, через несколько дней после возвращения в Кембридж, Ханна ненадолго забылась тревожным сном, но потом проснулась, вся дрожа, чувствуя себя несчастной. Она взбила подушку, натянула носки, потому что ноги замерзли, и попыталась снова заснуть. На этот раз сон был сродни яви. С матерью и сестрами она гуляла по парку в Вене. Парк она не узнавала: извилистые тропинки и развесистые деревья были ей незнакомы, таили в себе угрозу. Казалось, они хватают ее, затягивают в темный подлесок. Наконец они вышли на поляну, где стояла статуя из белого гладкого камня. «Чудо, правда?» — восхищенно произнесла мама Ханны, а статуя у них на глазах вдруг начала осыпаться, ее прекрасное лицо крошилось. Ханна повернулась к матери, но та уже исчезла. И сестры тоже исчезли, лишь откуда-то из парка едва слышно доносился топот их бегущих ног. Сам парк трансформировался в лес из нависающих черных сучьев и скрученных ползучих растений. Ханна думала, что она одна, но неожиданно чья-то рука схватила ее за плечо, стала трясти, пытаясь утащить за собой…
— Ханна, liebling, [82]не плачь.
Она открыла глаза, села, дико озираясь по сторонам. Ее лицо было мокрым от слез. Возле ее кровати стояла Рози — в ночной сорочке, с бигуди на голове.
— Это всего лишь сон, только сон, — сказала Рози, обнимая ее.
— Включи свет.
Рози зажгла лампу.
— Так лучше? Тебе снилось то же, что всегда?
Ханна покачала головой.
— Другой сон. — Она села в постели, подтянула колени ко лбу. Ее переполнял ужас.
— Расскажи. Уф, холодно здесь. Подожди, я возьму сигареты. — Рози порылась в выдвижном ящике и затем шмыгнула к Ханне под одеяло.
— Там была статуя… — Ханна силилась вспомнить, где она раньше видела эту статую. — Вспомнила. Я видела ее в саду Красного дома.
— Красного дома?
— Это заброшенный особняк в нашей деревне. Возле реки. Эрик возделывает там сад. Он показывал мне, давно. Сказал, что это секрет. Он нашел статую. Статую нимфы. Миниатюрную, с совершенными чертами, с ниспадающими кудрями.
— И что? — спросила Рози. Послышалось шипение. Это Рози чиркнула спичкой, прикуривая сигарету. — Статую, говоришь, нашел?
— Эрик считает, что она похожа на Кейтлин. — Ханна нахмурилась, вспоминая. — Рози, Эрик влюблен в Кейтлин.
— Нет, — возразила Рози категоричным тоном. — Это исключено. Она и двух слов ему не сказала.
— Такой человек, как Эрик, — объяснила Ханна, — запросто может влюбиться в девушку, которая с ним не общается. Эрик не ждет от людей хорошего отношения к себе.