Рами склонился над письмом. От страниц шел запах табака. Сидел в кресле, как спасающийся с тонущего корабля, а среди утопающих был и Мойшеле. Подняв голову от письма, он наткнулся на другую сентенцию Циона Хазизи: «За муравьем следи все дни, изучай его путь и сиди в тени».
За окном день клонился к вечеру. Солнце спустилось на край горы, округлилось и побагровело, как огненный шар. Ветер пустыни пылал последним жаром хамсина, и за черными утесами сгустились белые пары. Лучи солнца преломлялись в туманах и радуга цветов – красного, желтого, коричневого, зеленого и синего – натянулась луком в небе. Ломаные тени преломленных лучей охватили сиреневыми объятиями небо и землю. Ветер нес солнечное пламя по пескам, и пустыня вспыхнула цветами неба. Песок двигался вместе с ветром и нес на своих волнах последний свет дня. С тоской смотрел Рами на цветные пески, а виделась ему осень там, дома.
Мойшеле и он гуляют по осенним тропам. В саду созрели мандарины. Рами и Мойшеле удостоены первыми попробовать плоды, но во рту оскомина от соков, так что в животе все переворачивается. Деревья шумят птицами: осенние гости уже прилетели, и воробей умывается под капающим краном. Рами и Мойшеле бежали между грядками белого морского лука, гуляли по бахче. Осень прошла, весь урожай был собран, и все же они нашли один единственный арбуз, он был переспелым и потому слишком сладким, даже немного подгнившим. Рами и Мойшеле рассеяли его косточки по земле, которая все еще была в трещинах после засушливого лета. Скоро прольется первый дождь, семена эти превратятся в ростки, и сотни молодых арбузов вырастут из одного подгнившего.
Мойшеле и Рами ступают по белым полосам хлопка, который упал с плоской телеги и рассыпался по шоссе. В садах уже собрано золотое и белое еще до прихода первого дождя. Крошки белого хлопка несутся на осеннем ветру и цепляются за последние колючки. Седые косы уходящего лета. Сорвал Рами колючую ветку с висящим на ней клочком хлопка, и подарил Адас в знак расставания.
Рами и Мойшеле топтали клочья хлопка, рассыпанного по шоссе, до пальмовой рощи. Когда они вошли в нее, уже таял слабый отблеск вечера, одного из последних в кибуце. Ведь они уже были почти бойцами, прошедшими экзамен в десантные войска. Сидели между пальмами, и перед ними лежала долина, омытая светом заходящего солнца. Озимые уже были посажены, но еще не дали ростки. Рыбные пруды морщились под ветром, как влажные борозды между сухими глыбами земли. Ощущалась печать летнего увядания на всем, и уже дул сильный осенний ветер. Резкий вскрик птицы заставил забиться сердце. Где то пес лаял на закат. Засветились огнями огсна кибуца, и двое друзей вдыхали последние мгновения дома перед уходом в армию. Вздохнул Рами и сказал:
«Страна любимой».
«Что ты сказал?»
«Я сказал – любимая страна»,
«Ты сказал – страна любимой».
Молчал Рами и не объяснил Мойшеле, что имел в виду простую и чистую любовь. Вообще разговоры о любви им не удавались. Все их разговоры о любви сводились к одной, делающей их друзьями-противниками. В тот осенний вечер Рами видел лето, замыкающееся взглядом Мойшеле. Долго сидели они, печальные и молчаливые, в тот вечер.
Тени опустились на пустыню, и Рами витал в воспоминаниях, глядя на темнеющие к вечеру пески. Поселенцы вернулись с маневров, и в окно штаба ворвался их оглушительный говор. Все собрались под инжирным деревом, склоненным над цистерной с горючим, пока не пришел приказ разойтись. Рами не вышел к младшим командирам, не пришел встретиться с ними за ужином в столовой базы. В окне штаба так и не зажегся свет, и потому никто не зашел туда, к Рами. Он сидел в одиночестве, с письмом Мойшеле. В комнате темно, но пустыня светла. В бараках зажглись огни, вспыхнули прожекторы, своими далеко идущими лучами ощупывая пески. Рами смотрел на небо, звезды и луну. Знаки Зодиака светили ему, и среди них – его – яркий, искрящийся. Снова пришла осень во всей своей силе в пустыню. Капитан Рами возвращается домой! Капитан Рами любит родной дом и свою страну. Его абсолютно ничего не сдерживает сказать Мойшеле именно так – «Страна любимой», и думать про себя: и Адас – моя любимая. Мойшеле оказался жертвой тысячи дней войны да еще поскользнулся на несчастной любви. И теперь он решает проверить себя на чужбине. Он собирается покорить мир, а Рами возвращается домой – покорить сердце красавицы. Благословен Мойшеле за свои деяния и за это письмо. Благословен Мойшеле, отменяющий запреты, избавляющий его, Рами, от пустыни, открывающий ему дорогу домой. Кончилось лето, пришла осень, и Рами возвращается домой! Воздух полон белой паутины: молодые паучки оставляют своих матерей, готовясь к самостоятельной жизни. Осень в пустыне полна тушканчиками, готовящими себе запасы пищи на зиму. Десятки тысяч нор пробиты мышами. Все живое ищет себе дом, убежище. Убралось лето, убралась война, и убрался Мойшеле. Новый год на пороге, и все полно ожиданий и надежд, и любому началу дано право осуществиться. Капитан Рами возвращается домой с букетом колючек для Адас.
Всматривается Рами в туманы, сгущающиеся перед окном Соломона, и пытается определить расстояния, чтобы понять, у какого окна он стоит. Поменялись ли окна, и он не может отличить окно в пустыне от окна в доме? Осень, завершившая «Войну на истощение» уже давно прошла, миновала также дождливая зима, Мойшеле не вернулся домой, и Рами тоже не вернулся. Пришла весна, и Рами почти женат, и первенец должен родиться через несколько месяцев. Почесывает Рами нос, и все запахи этой весны не похожи ни на одну из прошедших весен. Запахи этой ночи чужды ему, хотя двор кибуца тот же, и нос тот же. Смотрит Рами на дум-пальму, и ветер приносит от нее аромат Адас. И снова он ученик Рами, который прокрадывается в комнату ученицы Адас, чтобы вдыхать запах ее духов, идущий от подушки, запах горожанки, целый парфюмерный магазин. И снова он Рами, который поймал Адас на лужайке, поднес ее волосы к своему носу и патетически воскликнул:
«Сокровища ароматов!»
Дум-пальма словно переносится по воздуху к окну, у которого стоит Рами. Единственное дерево, которое врывается в серую пустоту двора запахами весны, запахами Адас, и они чужды, потому что пришла пора с ними расстаться. Чувствует Рами сухость в горле, и перед глазами проходят аккуратно и плотно написанные строки письма Мойшеле, которое он упрятал на самое дно рюкзака, и он про себя отвечает себе: капитан Рами не вернулся домой. Капитан Рами вернулся в пустыню. И букет колючек не дошел до Адас. Мойшеле открыл мне дорогу домой, чтобы я вернулся и замгснул ее в ту несчастливую ночь с Адас. Пришел домой, как герой, принесший мир, и вернулся в пустыню не мужчиной и не героем. В жаркой пустоши дух мой упал до нуля, и любовь замерзла, опустившись еще ниже нуля. Влачил я существование между днями, предшествовавшими той несчастливой ночи с Адас, и месяцами после этого. Длинное прощальное письмо Мойшеле не освободило меня от пустыни. Письмо это не принесло мне облегчения. Майор покинул страну, капитан женится, а что же с красавицей? Подул утренний ветер – куда он дует? Придет день, и Адас прочтет наши письма, и тогда нахлынут на нее воспоминания, как нахлынули на меня в эту ночь, и желательно, чтобы и письмо Мойшеле попало ей в руки. И тогда губы ее не успокоятся от тоски по мужу и любовнику, которые ей изменили. Прощальное письмо Мойшеле будет для нее как древо познания.
Одинок Рами перед серым утром на дворе кибуца. Даже пес-лунатик сбежал от него. Кричит петух, но крик его тонет ватной предутренней тьме. Исчез и Соломон, и даже звука шагов его не слышно. Достает Рами из рюкзака письмо Мойшеле, странички которого измялись. Он осторожно их разглаживает и вкладывает в стопку писем, на последнее письмо Мойшеле Соломону. Война была еще в разгаре, и Мойшеле писал его в командном пункте их бункера на канале. Посреди ада, взрывов, смерти, писал Мойшеле аккуратным почерком, плотно ставя буквы одну к другой, как будто вообще нет войны, и грохот орудий не сотрясает его руку. Рами склонился над письмом, и снова вдохнув запах табака, тот самый, который шел от пепельницы в его штабной комнате в пустыне, когда он читал это письмо. Сложил Рами письма в стопку, перевязал их, сверху положил тарелку и громко сказал в пустой комнате: