Таково было прошлое герра Бинцера. Что до его личности, то люди, знавшие его в Гамбурге, отзывались о нем как о человеке не лишенном способностей, весьма нахальном и исключительно упрямом. Если принять во внимание образ жизни, который этот герр Бинцер должен был вести в Америке, расставшись с Альтенхаусом и Мейером, то его описание неплохо подойдет тому герру Бинцеру, который в 1910 году объявился на Менорке. Его нахальство и упрямство не вызывают никаких сомнений, также приходится признать, что он был скорее хитер, чем талантлив. Именно в результате спора, возникшего между хитростью и нахальством, герр Бинцер совершил во время аудиенции у дона Рамона те ложные шаги, о которых у нас пойдет речь ниже.

Внешность герра Бинцера не стала утаивать образ жизни и характер своего владельца, когда тот, минуя Огюста, вошел в столовую великого герцога. После темноты прихожей герра Бинцера на мгновение ослепил солнечный свет, и он заморгал, чтобы приспособиться к новому освещению. Уголки его губ судорожно подергивались, так что казалось, что рот не вполне подчиняется своему хозяину. Выражение лица герра Бинцера было отталкивающим и энергичным; его лицо в любом случае нельзя было назвать красивым, но оно было изуродовано еще и тем, что Бинцер был подстрижен на немецкий манер — коротким ежиком. Брови у немца были густые, почти щетинистые, но такие светлые, что их почти не было видно. Мешки под глазами выдавали распутный образ жизни. Очки были без оправы. Герр Бинцер был одет в потертый сюртук, серые брюки и высокие ботинки со шнуровкой по немецкой моде. Его коренастая фигура обнаруживала склонность к полноте, руки были маленькие, пухлые, пальцы украшены несколькими перстнями. Огюст с ухмылкой представил герра Бинцера и удалился, напоследок еще раз окинув посетителя взглядом. Герр Бинцер, продолжая моргать, поклонился великому герцогу. Дон Рамон лениво качнул сигарой.

— Вы просили об аудиенции? — проговорил он. — Это мой друг, сеньор Пакено.

Когда герр Бинцер вошел, сеньор Пакено встал и вежливо поклонился, однако в ответ получил лишь легкий наклон головы. Министр финансов покраснел, дон Рамон слабо улыбнулся. Этот тип европейца был ему внове. Что у него на уме? Было очевидно, что, обращаясь к герцогу, герр Бинцер старался придать своему лицу как можно более вежливое и располагающее выражение, однако, насколько мог судить дон Рамон (а он, даром что самодержец, был неплохим психологом), герр Бинцер надел маску подобострастия слишком небрежно. Его лоб и губы свидетельствовали о грубости нрава, и тот скупой поклон, которым он приветствовал старого сеньора Пакено, только подтверждал это.

Дело, с которым он пришел к великому герцогу, настолько занимало его, что он не имел времени смотреть ни на кого другого. Какого рода было это дело? Чтобы догадаться, дону Рамону было достаточно взглянуть на линии вокруг глаз герра Бинцера и на складки в уголках его губ: там ясно читалось слово «гешефт»! Гешефт с великим герцогом Менорским! Такие предложения случались не часто, но когда случались, то, скорее всего, речь шла о гешефте худшего рода, в котором великий герцог был обречен на поражение. Внутренне улыбнувшись, дон Рамон решил как можно более осложнить герру Бинцеру достижение его целей.

За те несколько секунд, которые дон Рамон посвятил этим размышлениям, герр Бинцер успел окинуть комнату быстрым косым взглядом; забавно было наблюдать, как он силится скрыть чувства, которые вызвала в нем ветхая обстановка. Дону Рамону пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться при виде его мины, а также при виде сеньора Пакено, который так и буравил герра Бинцера глазами. Но наконец тот открыл рот. Казалось, он несколько растерян и не знает, с чего начать.

— Я просил об аудиенции, с тем чтобы… выразить свое преклонение перед вашим высочеством… я уже пробыл некоторое время на Менорке… и нашел уместным…

Он говорил на довольно правильном испанском, но с сильным акцентом; своему голосу он старался придать то же подобострастное выражение, которое было на его лице.

— О, — сказал дон Рамон, — вы слишком любезны, герр Бинцер. Иностранцы не так часто посещают Менорку и еще реже оказываются столь учтивы.

Герр Бинцер улыбнулся в знак согласия и торопливо огляделся по сторонам. Было очевидно, что он ждет приглашения сесть, а так как приглашения не последовало, сам взял один из старинных стульев красного дерева, которые стояли у обеденного стола. Сеньор Пакено покраснел, как помидор: даже в крайней нищете он оставался верен старомодным правилам придворного этикета. Сантьяго де Корунья! Немец запросто сел, хотя сам Пакено остается стоять, напоминая о требованиях этикета! Сеньор Пакено уже собирался сказать об этом вслух, но дон Рамон остановил его жестом:

— Пакено, сядьте, ради всего святого!

Положив ногу на ногу, герр Бинцер продолжил:

— Я очень доволен своим пребыванием на Менорке. Чудесный остров. Дивная природа. Я восхищен. А климат…

— Я искренне рад, — произнес дон Рамон с самой задушевной интонацией. — Если человек любит природу, значит, он не совсем безнадежен. Как вы могли заметить, герр Бинцер, природа — почти все, что есть у Менорки!

— Да-да, в остальном дела и впрямь никудышные, — герр Бинцер участливо улыбнулся.

Сеньор Пакено подскочил так, словно получил пощечину. Неужели дон Рамон не слышал? Проклятый немец осмеливается колоть им глаза их же несчастьями! Пакено воззрился на своего господина, но тот снова остановил его жестом. Лицо дона Района было приветливей, чем когда бы то ни было.

— Вы нам сочувствуете, герр Бинцер. Это очень приятно. Позвольте мне выпить с вами! — проговорил он и, не дожидаясь ответа, наполнил коньяком большую рюмку. Герр Бинцер непринужденно поднял ее и осушил до дна. А дон Рамон подвинул свой стул так, чтобы оказаться спиной к свету.

— Вы приехали из Германии, герр Бинцер?

Было очевидно, что после коньяка герр Бинцер стал увереннее держаться в седле. Он откинулся на спинку стула и улыбался уже не так расточительно и подобострастно.

— Нет, из Мек… из Америки. Я долго жил там — везде понемногу — versteht sich, [12]работал немного тут, немного там — недвижимость, шахты, акции. Неплохой заработок, а?

Герр Бинцер добродушно рассмеялся своим же словам.

— И зарабатывали вы тоже всем понемногу. Не так ли, герр Бинцер?

Великий герцог поспешил скрыть иронию, снова наполнив рюмки коньяком, который герр Бинцер принял молча. Дон Рамон славился тем, что мог, если нужно, потреблять огромные количества алкоголя, однако сеньор Пакено никогда не видел, чтобы тот выпил больше рюмки коньяка после обеда, и потому теперь смотрел на своего господина с изумлением и почти с упреком. Как его высочество мог терпеть рядом с собой подобного человека и как мог опуститься до того, чтобы пить с ним?

Услышав вопрос герцога, герр Бинцер загадочно улыбнулся.

— Ach, was. [13]Но пока мне действительно удается сводить концы с концами. Дела у меня идут неплохо. Приходится ведь думать и о старости, nicht? [14]Я сколотил капиталец и вовремя отошел в сторону. Времена нынче нелегкие!

И взглядом, еще более откровенным, чем голос (насколько такое было возможно), герр Бинцер вновь окинул источенную червями роскошь.

— К несчастью, вы более чем правы, герр Бинцер. Отсюда вы намереваетесь направиться домой, в Германию?

Герр Бинцер быстрым движением опустошил свой бокал.

— Это зависит от некоторых обстоятельств, — проговорил он. — У меня есть кое-какие сбережения, и я могу позволить себе потратить их так, как мне заблагорассудится. А здесь, на Менорке, я обнаружил нечто такое, что бы я охотно купил.

— Бог мой, что же это? — серьезно спросил герцог. — Наш климат не продается, герр Бинцер.

Герр Бинцер пронзительно рассмеялся. Он уже позабыл свою прежнюю, искательную вежливость, а легкий румянец, выступивший у него на щеках, свидетельствовал о том, что коньяк уже начал оказывать свое действие.