Кэрол была уверена, что это прощальный ужин. День выдался душным. После обеда снизу все время доносились громкие звуки — Хендершолты собирали вещи. А это означало, что жильцы собираются уезжать и закрывать дом. Большой Джим много раз ходил от задней двери к сараю. В нем стояла машина, на которой он не ездил, поскольку номера на ней были калифорнийские.

Несмотря на обычную болтовню Крошка находилась в приподнятом праздничном настроении. Все это очень расстраивало Кэрол, но она старалась казаться тоже веселой. Крошка помыла и расчесала ей волосы. Толстуха накрасила глаза, и всякий раз, когда Кэрол хвалила ее, у нее начинали предательски блестеть глаза.

Итак ее деда убили или очень скоро должны убить, подумала Кэрол, отчаянно прожевывая праздничный ужин и не сводя взгляда с неугомонной Крошки. Девушка задумалась, как бы выведать последний и самый важный секрет.

Прошло совсем мало времени, а Кэрол Уоттерсон уже поняла, что в этот вечер Крошка не собирается откровенничать. Барбара Хендершолт говорила о ней, ходила вокруг да около и попыталась вбить в голову Кэрол неприятную мысль. Veau начало прилипать к ее горлу, и она не могла смыть его даже с помощью вина. Кэрол отложила в сторону вилку и раздраженно посмотрела на толстую тюремщицу. Весь долгий день они собирали вещи, прятали и уничтожали следы. Сейчас была половина девятого вечера, и небо стало менять цвет. Из серебристо-абрикосового оно превратилось в темно-синее, на нем засверкали звезды. Теперь в доме оставалась последняя и единственная улика: Кэрол Уоттерсон.

Несмотря на все протесты Крошки и печальные заверения, которые она видела утром в глазах Туро, Кэрол не была уверена в своей судьбе. А вдруг они собирались просто убить ее? С полминуты Кэрол твердо верила в это. Барбара Хендершолт рассказывала о чем-то интересном, что вычитала в газетах или видела по телевизору, делая аккуратные жесты толстыми сильными руками. Кэрол никак не могла понять, о чем она говорит. Ей даже показалось, будто она плохо слышит. С ее ушами происходило что-то неладное. Где-то в глубине раздавался странный звон и ощущалось холодное трепетание. В ушах Крошки блестели крошечные золотые бусинки. Длинные белокурые волосы были стянуты посередине лентой, открывая мягкий столб шеи, как бы изваянной из слоновой кости. Горло разбухло от непонятной речи. Странно, что она не могла больше слышать, подумала Кэрол, так как во всем остальном она чувствовала себя абсолютно нормально. Однако к глухоте скоро добавился и еще один тревожный симптом. Кроме неспособности слышать, она не могла и ничего почувствовать. Сейчас она находилась в состоянии оцепенения, которое было страшнее любой паники и страха. Крошка улыбнулась. В отличие от большинства толстух у нее были крепкие ровные зубы и здоровые глаза, этим вечером слегка порозовевшие от слез. Она сохраняла дистанцию и украдкой вытирала слезы, думая, что Кэрол не замечает. Очень эмоциональная девушка Крошка, внимательная и заботливая до самого конца. Она будет клясться в нерушимой дружбе, желать доброй ночи и говорить: до встречи утром! А позже будет сидеть на переднем сиденьи машины в дорожном платье, слушать по радио какую-нибудь приятную музыку и при этом не испытывать ни малейших угрызений совести, пока Большой Джим потихоньку поднимется на второй этаж, чтобы в последний раз пожелать пленнице спокойной ночи. В кулаке он зажмет шприц, наполненный смертельной дозой наркотиков.

— Ты что, больше ничего не будешь есть, Кэрол?

Кэрол Уоттерсон подошла к кровати и с сомнением посмотрела на тарелки, стоящие на подносе. От рук приятно пахло, перед ужином она надушила запястья. Физическое присутствие Барбары Хендершолт оказывало на нее такое же воздействие, какое луна оказывает на приливы и отливы. Запах духов возбудил ее. Кожа оставалась ледяной, и она выделяла алкоголь всеми порами своего тела. Несмотря на странное состояние девушка улыбнулась.

— О, я… Крошка, все потрясающе вкусно, но настолько калорийное, что я больше просто ничего не могу втолкнуть в себя.

— С тобой все в порядке? Ты что-то сильно побледнела.

— Все в порядке, Крошка, — кивнула головой Кэрол, изо всех сил стараясь притвориться веселой. — Немного устала… почти всю вчерашнюю ночь у меня болела спина, и я очень мало спала.

— Задерживается менструация, да? — Крошка, похожая на маленького толстого доктора, как всегда в таких случаях нахмурилась.

— Ну, я могла и пропустить этот месяц. Знаешь, ведь у меня была высокая температура.

— О, конечно. — Крошка отрезала кусок сыра и принялась грызть его маленькими кусочками, как огромная довольная жизнью мышь. — Объедение, — заявила она, собирая и кладя в рот крошки.

Кэрол весело кивнула, а внутренне задрожала от страха, что ее сейчас вырвет.

— Крошка, ты не возражаешь, если я сниму цепь? Мне хотелось бы сходить в ванну.

Крошка сунула в рот последний кусочек сыра и стала искать у себя в карманах нужный ключ, пока Кэрол стояла около нее с подступившим к горлу комом. Она заставила себя пойти в ванну и открыть краны. Там ее действительно вырвало, но она постаралась как можно меньше шуметь. Ей показалось, что организм хочет избавиться от всего, чем ее кормили за последние три недели. У Кэрол промелькнула мысль, что после приступа тошноты она здорово ослабнет, у нее опять начнут слезиться глаза и бешено колотиться сердце, но она ошибалась. Помыв с две минуты лицо холодной водой, Кэрол напротив почувствовала прилив сил, успокоилась и была готова к решительным действиям. У нее, правда, дрожали руки, но в эти дни они дрожали почти постоянно, зато сил явно прибавилось.

— О, Крошка! Мне придется задержаться здесь на некоторое время. Не принесешь покурить?

Большой Джим строго следил за количеством сигарет, которые выкуривала жена. Барбара подошла к слегка приоткрытой двери и сунула в ванную зажженную сигарету.

— Большое спасибо, — поблагодарила Кэрол и закрыла дверь.

— De nada, [29]девочка.

— Может, доешь за меня poire?

— О, Господи, я уже и так слопала три чашки! Но если ты настаиваешь…

Кэрол села на крышку унитаза и выкурила две трети длинной сигареты. Потом отложила ее в сторону, взяла два квадратных кусочка туалетной бумаги и сложила их так, чтобы они помещались в ладонь левой руки. Затем девушка подняла крышку и смахнула пепел в унитаз. Сейчас в сигарете оставалось около полутора дюймов. Кэрол вставила окурок между третьим и четвертым пальцами правой руки так, чтобы тлеющий кончик был спрятан в ладони, промыла унитаз и вернулась в комнату. Скованные цепью руки она держала перед собой ладонями внутрь, и Крошка не могла увидеть, что она по-прежнему держит сигарету. От жара тлеющей сигареты кожа на ладони стала покрываться волдырями, но Кэрол не обращала внимания на боль. Она притворно, но вполне убедительно зевнула.

— Наверное, я буду укладываться.

— Так рано? — удивилась Барбара Хендершолт.

Однако несмотря на удивление было ясно, что Крошка одобряет решение Кэрол лечь спать пораньше. Она выпила остатки вина из горлышка, после чего на верхней губе остался красный полумесяц, и поставила бутылку на поднос. Потом начала готовить постель ко сну. Пока она отворачивала простыни и отвлеклась от Кэрол, та опустилась на корточки в изножьи кровати, положила сигарету между слоями туалетной бумаги, быстро раздвинула матрацы и незаметно сунула между ними завернутую в бумагу сигарету. Избавившись от сигареты, она встала, облизнула ожог на ладони и невинно улыбнулась, когда к ней повернулась Крошка, взбивающая подушку.

— Передали, что завтра влажность понизится.

— Хорошие новости.

— Последние пару дней все время я так здорово потела, что боялась, как бы на мне не стали расти грибы.

— Ну ты и шутница, Крошка!

— А сейчас пора надевать пояс.

Толстуха надела на пленницу пояс. Кэрол села на кровать, и Крошка продела цепь в петлю. К этому времени она здорово вспотела, с виска к подбородкам пробежал ручеек пота, на платье появились темные влажные пятна. Кэрол легла на спину. Крошка прикрепила цепь к кровати и повесила большой медный замок.