Сэм Холланд недоверчиво посмотрел на жену. Она спокойно улыбнулась в ответ.

— Мне кажется, сейчас все предельно прояснилось. Все, как в «Коллекционере» Фаулза. У какого-то ненормального бедняги хватило наглости похитить Кэрол, но он не причинит ей вреда. Он не относится к любителям насилия. Просто он одинок, и ему нужна компания. Он увидел Кэрол, влюбился в нее и позволил своим фантазиям взять верх. Все предельно ясно, Сэм. — В ее голосе послышались нотки настойчивости. — Поэтому я сейчас не беспокоюсь о ней…

— Но была же записка с требованием выкупа. Мы не можем игнорировать ее.

— Записка была самой обыкновенной… хитростью. Ее цель — направить нас по ложному следу.

— Но зачем вообще писать записку?

— Сэм, — сказала Филисия, стараясь говорить терпеливым голосом, — другого объяснения просто не существует. Он никогда и не собирался позвонить. Не беспокойся, с Кэрол все в порядке. Она в безопасности, ей ничто не угрожает. Со временем Кэрол уговорит его отпустить ее. Или…

— Мне кажется, ты дала волю своему воображению, — чересчур резко произнес Холланд.

Филисия закончила предложение, которое прервал Сэм:

— …или ФБР поймает его.

— Я бы не стал слишком надеяться на ФБР.

Филисия села.

— Но согласись, они уже много раскопали. К тому же Гаффни всегда знает больше, чем рассказывает.

— Я… я не хочу расстраивать тебя, Филисия. Фэбээровцы в тупике и просто не знают, что делать дальше. Не забывай, что они уже объявили розыск в четырех штатах.

Филисия долго и пристально смотрела на мужа. Ее лицо посуровело, из глаз исчез уверенный блеск. Она тихо проговорила горьким голосом:

— В чем ты пытаешься меня убедить, Сэм? Что Кэрол нет в живых?

Эти жестокие слова были несправедливы, и Филисия Холланд немедленно поняла это. Они потрясли Сэма. Его губы шевельнулись, но он не произнес ни слова. Филисия бросилась на мужа, крепко обняла и горько воскликнула:

— Сэм, Сэм, я не знаю, почему сказала это!

Сэм тут же простил ее и успокоил. Он поцеловал обнаженное плечо жены, потом бледную на фоне загорелого тела грудь, в центре которой темнел сосок. Кожа Филисии сохранила теплоту солнца, и эта теплота и аромат возбудили его. Филисия выгнулась дугой, когда его пальцы грубо вонзились ей в спину. Она широко раскрыла глаза, понимая, что муж возбужден.

— Сэм? — вопросительно прошептала она ему на ухо.

Несколько секунд они находились в состоянии напряженного ожидания, потом Холланд обмяк и встал.

— Не думаю, что от меня будет какой-то прок, — безнадежно буркнул он.

Сначала Филисию охватил гнев. Потом ей стало стыдно своего эгоизма, и она взяла себя в руки. Абсолютно голая она сидела по-турецки и, повернув голову, смотрела, как он подошел к окнам, выходящим на подъездную дорогу к дому.

— Тогда я сделаю все сама, — предложила Филисия, терпеливо ожидая, когда успокоится сердце, гулко стучащее в груди. Ее пальцы, касающиеся стройных бедер, слегка согнулись.

— Может завтра я буду… — пробормотал Сэм побелевшими губами. Он неловко закурил и обжег ноготь быстро сгоревшей спичкой. — Я бы с удовольствием вышел в море, — сказал он, нервно глядя на дождь. — Если, конечно, распогодится. Знаешь, только для того, чтобы быть подальше от проклятого телефона!

— Знаю.

— Извини, что говорил так прямо. Кто знает, может, в конце концов ты и права. Гаффни с самого начала считал, будто похищение Кэрол какое-то странное и непонятное… По-моему, он подозревает Дева Кауфмана.

— О, Господи! Дева? — Филисия задумалась на несколько секунд. — Когда я познакомилась с ним… когда же это было?., два года назад?., он показался мне напряженным и вспыльчивым парнем… еще я подумала, будто он очень сильно любит Кэрол. Но мне даже в голову не могло прийти, что Дев мог похитить Кэрол! К тому же он сейчас в Европе.

— Все считают, будто Дев в Европе. Говорят, что он в Старом Свете, но Кауфман покинул Мадрид более трех недель назад и с тех пор как сквозь землю провалился.

— Уверена, очень легко выяснить, вернулся он в Штаты или по-прежнему в Европе.

— Я тоже думаю, что легко. — Сэм зевнул и потер красные глаза. — Кажется, будто все начинает неметь, — пожаловался он. — Чертовски неприятное ощущение. Голове хочется крутиться, словно она сидит на какой-то оси.

— Иди спать, — нежно посоветовала Филисия Холланд.

— Нет, я решил ненадолго составить тебе компанию…

— Сэм, иди спать. Ты едва на ногах стоишь от усталости.

Холланд пожал плечами и робко улыбнулся.

— Ты уверена, что…

— У меня все в порядке. И ты не сможешь завтра выйти в море, если не поспишь хотя бы восемь часов. Упадешь за борт и утонешь.

Сэм пробормотал:

— Боб Кеннеди говорил, что на Лонг Айленд Саунде больше никто не тонет. Они сначала опускаются…

— Спать! — приказала Филисия и быстро встала, чтобы проводить мужа в его спальню.

На кровати и на полу валялись скомканные в шары листы желтой бумаги. Филисия Холланд отодвинула запачканную чернилами пишущую машинку и быстро навела порядок. Потом заставила Сэма снять потрепанные брюки и оставшуюся почти без пуговиц рубашку.

Это был его любимый рабочий костюм, в нем он писал. Раздев мужа, она включила кондиционер, чтобы очистить наполненный дымом воздух. Когда Филисия оглянулась, Сэм уже крепко спал на кровати, положив щеку на подушку и слегка сжав кулаки. Она накрыла мужа простынью и покрывалом и выключила свет.

Книгу для записей Филисия Холланд нашла в комнате дочери, она принадлежала Кэрол. Ей казалось, будто она поступает неправильно всякий раз, когда открывала книгу, но Филисия ничего не могла с собой поделать. Стихи, заметки, целые страницы порой грубого копания в себе оказались лучшей нитью, связывающей ее сейчас с похищенной дочерью. Филисия привязалась к этой книге и стала даже зависеть от нее.

Филисия Холланд удивилась, найдя в книге грубоватые и вовсе не сентиментальные стихи. Когда же находила откровения, которые не предназначались ни для чьих глаз, кроме самой Кэрол, то часто испытывала потрясение. Ее тронула человечность дочери, откровенность и очень здравые рассуждения. Теперь у нее появилась обильная пища для размышлений, и она собиралась коротать долгие бессонные ночи с этой толстой книгой, положив ее к себе на колени. Кэрол быстро менялась в ее глазах, как меняется опытная актриса, играя разные роли. С этим было трудно примириться и отставить в сторону взлелеянные, но внезапно оказавшиеся неверными понятия о том, кем и почему была ее дочь. Предположения и предрассудки приходилось отодвигать в сторону, как тяжелые камни, чтобы освободить Кэрол место, где бы она могла расти, стать сама собой и доказать правоту своих взглядов. Филисия читала и перечитывала записи дочери. Чтение откровений Кэрол напоминало ей подслушивание… но может, ему можно найти оправдание, с надеждой подумала она.

Позволь мне попытаться объяснить, Кэрол. Когда ты была совсем маленькой девочкой и могла доверять мне каждое свое чувство и каждую мысль, между нами существовала близость, которой больше никогда не будет. Я самая обыкновенная мать и лучше всего помню именно это. Быть сентиментальной, когда взрослеешь, очень нелегко. Необходимо время, чтобы стать равными, и осознать, что это означает для женщин. Иногда мы ссорились и на какое-то время забывали о доверии. Сейчас я часто вспоминаю, сколько у меня было возможностей, чтобы попытаться облегчить для тебя взросление, но у меня ничего не получалось, потому что я не всегда понимала, что ты хочешь. В общем мы неплохо ладили, однако при этом одновременно теряли как бы выразиться… соприкосновение. Любовь, слава Богу, была для нас больше, чем простой привычкой. И я надеюсь, что ты сейчас не думаешь обо мне слишком плохо.

Равные… Итак я вторгаюсь на чужую территорию, краду то, что нельзя трогать, что принадлежит не мне. Надеюсь, ты не будешь так думать, если узнаешь о том, что я прочитала твой дневник. Я снова могу услышать биение твоего сердца, и это единственное, что меня волнует в данную минуту. Мы не так уж и отличаемся друг от друга… и ты не можешь себе представить облегчение, которое я ощущаю, когда думаю об этом. Мы не такие уж и незнакомые люди. Сейчас я могу разговаривать с тобой с большей уверенностью и легкостью, чем многие последние годы. Кэрол, когда ты вернешься домой…