Мантуя была достаточно близка, и хотя там больше не правили прежние щедрые меценаты герцоги Гонзага и власть была в руках австрийского двора, культурная жизнь продолжала бить ключом. Многие знающие люди рассказывали, что на сцене герцогского дворца ставятся прекрасные спектакли, а недавно там оказалось вакантным место главного дирижёра камерного оркестра.

— А как же быть с новой оперой, обещанной Сан-Мозе? — спросил Джован Баттиста, выдвинув последний аргумент.

Но сын заверил его, что работа над заказом продолжается. Камилла хранила молчание, сидя в сторонке на кухне и прислушиваясь к перепалке мужа с сыном. Наконец она поднялась со стула и, беспокоясь прежде всего за здоровье Антонио, грустно сказала:

— Сын мой, тебя вконец доконают эти поездки из Венеции в Мантую и обратно. Учти, там теперь правят немцы. — И она перекрестилась, прошептав привычное: — Иисус, Иосиф и Дева Мария, спасите наши грешные души.

Всё было тщетно — Антонио настоял на своём.

На следующий день, облачившись в новую сутану, Вивальди отбыл в почтовом дилижансе в Мантую. Тамошнее герцогство на границе с Венецианской республикой в годы правления династии Гонзага являлось процветающим центром художественной жизни. В 1708 году последний из Гонзага герцог Фердинанд Карл оказался в долгу как в шелку, и правление обанкротившейся династии пало. Её владения оказались лакомым куском для претендентов на господство, и вскоре сильная и алчная Австрия прибрала бесправное герцогство к рукам. Для неё это был важнейший форпост в Паданской равнине.

Поездка в Мантую преследовала двоякую цель: познакомиться с местным театром и получить аудиенцию у австрийского наместника принца Филиппа Дармштадтского, от которого многое зависело. В кармане сутаны Антонио на сей случай лежало рекомендательное письмо.

Уставший в дороге Вивальди по прибытии в Мантую на закате первым делом поспешил устроиться в гостинице поблизости от дворца. На следующее утро он был принят принцем-наместником. Филипп был наслышан о славе Вивальди, музыканта и композитора, так что рекомендательное письмо оказалось излишним. Во время краткой аудиенции были оговорены детали, в том числе какие оперы будут предложены мантуанскому театру и согласен ли автор взять на себя обязанности импресарио. Понравился украшенный лепниной и позолотой театр, называемый Арчидукалеили театр Веккьо.Над партером возвышались пять ярусов лож, да и сцена была довольно вместительная с высоченным потолком, что позволяло давать на ней грандиозные представления.

Довольный результатами поездки Вивальди вернулся в Венецию, где его ждали неотложные дела. Прежде всего завершение работы над оперой «Армида в Египте» на либретто венецианца Джованни Палацци, премьера которой намечена на открытие карнавала. Нужно было также побеспокоиться о её сценическом оформлении. История Армиды, навеянная поэмой Тассо «Освобождённый Иерусалим», наверняка должна вызвать интерес публики не только в театре Сан-Мозе, но и в Мантуе. Вивальди был настолько уверен в этом, что в венецианском издании либретто для зрителей приказал напечатать: Музыка дона Антонио Вивальди на службе Мантуи.

На премьере побывали Джован Баттиста и брат Франческо. Им опера понравилась, особенно второй акт. Но как «Армиду» воспримет публика в Мантуе? Джован Баттиста знал по опыту, сколь отличаются вкусы зрителей и по-разному воспринимается одно и то же музыкальное произведение. Сплошь и рядом это зависит от уровня культуры, местных традиций и качества исполнения, а оно не всегда бывает высоким. Пока непонятно, как дебют Антонио пройдёт в театре Арчидукале с незнакомым оркестром? Да и на репетиции отведено мало времени.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

После последнего представления «Армиды» в Сан-Мозе, прошедшего с неизменным успехом, Вивальди спешно отправился в путь с баулом, набитым больше нотами, чем сменной одеждой. Он решительно отказался от приготовленной, как обычно, матерью дорожной корзины с питьём и всякой снедью.

— Даже кофе не успел попить, — вздохнула Камилла, помахав сыну рукой с балкона.

До гондолы с неизменным Меми его провожали отец и Бастази, домашний парень на посылках, взваливший баул себе на плечи. Вивальди торопился, так как уже на следующее утро должна была состояться первая репетиция с оркестром в театре Арчидукале. Он беспокоился, как бы не оказаться в дилижансе с кем-нибудь из знакомых певцов. Это было бы для него невыносимой мукой, так как вне сцены этот народ способен только сплетничать или выклянчивать прибавку к гонорару. После доброй понюшки табаку он занял место в дилижансе и вынул молитвенник из баула, но после Падуи задремал под мерный цокот копыт.

Все домашние с нетерпением ждали вестей из Мантуи. Сестра Дзанетта уже дважды бегала на почту и всякий раз возвращалась ни с чем. Вот и старшая сестра Маргарита отправилась на материк с партией вышивок для заказчика. В Местре она зашла на почтовую станцию и встретила дилижанс, прибывший из Мантуи. Но на её расспросы о премьере «Армиды» никто из пассажиров не мог ничего сказать.

В начале мая пришло долгожданное письмо от Антонио. Оно было коротким. Уже то, что он вспомнил о родных и черкнул пару строк, выглядело чем-то из ряда вон выходящим. Вся семья собралась на кухне, и Изеппо принялся читать вслух. Антонио писал, что ему пришлось в качестве импресарио заниматься подготовкой спектакля. Тут сгодилась помощь некоего Рампони. Сама премьера прошла с ещё большим успехом, чем в Венеции. В конверт была вложена вырезка из мантуанской газеты от 29 апреля: «Опера маэстро дона Вивальди была встречена аплодисментами всего зала за блестящее исполнение, музыку и гармоничное звучание оркестра». В конце письма приписка: «Думаю, что опера будет идти в течение всего мая. Как видите, я оказался прав!»

Во время чтения письма Камилла стояла рядом с младшим сыном, опершись о край стола. Затем она села на стул и взяла в руки письмо, чтобы спокойно перечитать его. Ведь весточка от Антонио такая для неё редкость.

— Старшего сына мы потеряли, — тихо промолвила она. — Кто знает, как ему живётся в этой Мантуе с её болотной сыростью?

Домашние не знали, что Антонио уже покинул Мантую и находился в эти дни во Флоренции, откуда был получен заказ на написание оперы для театра Делле Перголе, который после долгих лет бездействия был отремонтирован и приведён в порядок. Руководство театра приняло решение открыть его для платных представлений, как это давно практиковалось в Венеции.

Для новой оперы Вивальди выбрал либретто тосканца Сальви под названием «Скандербег». Для большей уверенности в успехе начинания он заранее обзавёлся рекомендательным письмом мантуанского наместника Филиппа Дармштадтского к принцессе Анне Марии Луизе де Медичи. В нём давалась восторженная оценка музыки Вивальди. Во Флоренции, к счастью, подвернулся толковый импресарио, которому удалось собрать приличную труппу и хорошо слаженный оркестр. Понадобилась всего одна неделя на репетиции, чтобы премьера состоялась при переполненном зале. Свою роль тут сыграла не только возросшая известность Вивальди, но и пробудившаяся во флорентийцах страсть к театру. После каждой арии, некоторые из которых были вставлены в действие из предыдущих сочинений, зал разражался аплодисментами. В конце спектакля автор был препровождён в ложу принцессы Медичи, которая поздравила его с удачным дебютом на флорентийских подмостках. Последовало приглашение вновь посетить город на Арно. Обласканный и окрылённый успехом Вивальди на следующий день возвратился в Мантую, где в театре Арчидукале его ждала новая постановка.

В отличие от беспечно живущей Мантуи, гордой мощью и богатством своих новых правителей, для Венеции настали мрачные времена. После навязанного ей Пассаровицкого мира, подписанного с турками 21 июля 1718 года, она сохранила за собой лишь несколько прибрежных крепостей в Далмации и остров Китира к югу от Пелопоннеса, лишившись всего остального. Как средиземноморская держава Венеция прекратила своё существование, а ненасытная Австрия продолжала за её счет укреплять позиции и наращивать военную мощь на Адриатике.