— А почему, собственно, ты это все мне говоришь? — спросил он.

— Потому что ты этим интересуешься. С Трульсеном говорить невозможно, его теория о самоубийстве трещит по всем швам, а он этого не желает признавать. А Моене… — Его глазные яблоки перекатывались за толстыми стеклами очков.

— И что же, по-твоему, надо делать? — Валманн бросил вопрос в воздух, обращая его в равной степени себе и своему коллеге. Он был не прочь обсуждать это дело так, чтобы не нести за это ответственности. Не прочь узнать что-то новое, но так, чтобы не надо было делать из этого выводов. Он не имел ничего против легкой конспирации, в ходе которой Кронберг бегал из своего офиса к нему, сообщая о новых находках до того, как об этом будет доложено остальным, несмотря на то что все это подрывало его представление о профессиональной этике.

— Вот об этом-то я как раз и хотел спросить именно тебя.

Кронберг отлично все понимал. Он сам был немножко конспиратором. Вся его работа состояла из тайных поисков, подслушивания и слежки, причем нередко на грани дозволенного. Для такой работы нужен был человек с душой канализационной крысы. Кронберг обладал всеми необходимыми качествами.

— Моене уже наседала на меня, — сказал он и подмигнул Валманну. — Она считает, что мы зря тратим ресурсы и время, и хочет подвести черту.

— Вот-вот. И только одно это уже дает достаточно оснований для того, чтобы продолжать, — сказал Валманн и заговорщицки улыбнулся. — Даже если бедняжка Ханне вновь пребывает в закрытой больнице в каком-то другом месте.

— Вовсе не обязательно. Возможно, она поправилась и осела в каком-нибудь жилищном кооперативе, где все вместе живут и ведут хозяйство.

— В Дании?

— Нет, там я проверял.

И Валманна вдруг осенило:

— Тогда предлагаю начать искать там, откуда она родом.

— Ты думаешь, что она в Норвегии? Н-да, это мысль. Ведь в этих местах мы еще не искали…

Валманну показалось, что он видит, как сложный механизм в мозгу его коллеги набирает обороты. Это его порадовало. Ему надоело чувствовать себя тупицей, которому коллеги навязывают совершенно очевидные и бесспорные выводы. Однако что касалось судьбы Клауса Хаммерсенга, его предчувствия никто не разделял. Тут он был в полном одиночестве.

— Начни с Сандеруда!

Это прозвучало как приказ. Валманн наконец-то почувствовал уверенность. Сандеруд — так называлась окружная психиатрическая больница.

— Ведь не одни только преступники возвращаются на место преступления. Жертвы тоже возвращаются. Это факт, хотя и довольно грустный.

Произнеся эти слова, он вспомнил труп, обнаруженный в лесу. Вспомнил Клауса Хаммерсенга. И какие только пути привели его к такому плачевному концу на каменистой осыпи в Стангеланде. Что-то подсказывало ему, что это был именно Клаус. Он был в этом почти уверен. Все сходилось, хотя каким-то извращенным, трагическим образом. А психическое расстройство Ханне как нельзя лучше укладывалось в общую картину. Хотя целиком общая картина пока еще не вырисовывалась. Пока что ему приходилось сдерживать свои предположения и предчувствия, так как ощутимых доказательств было очень мало. Валманн возлагал большие надежды на анализ частичек, оставшихся на камертоне. На что Анита совершенно справедливо возразила: А разве у тебя есть анализ ДНК Клауса Хаммерсенга?

Ну да поживем — увидим. Зачем расстраиваться раньше времени?

— Отлично, — кивнул Кронберг. — Это, видимо, не составит большого труда.

— И пожалуйста, докладывай обо всем сначала мне и никому больше, — произнес Валманн довольно резко. Он определенно не желал вмешивать в это дело Трульсена. Тот со своими амбициями наверняка стал бы действовать за спиной у Валманна, чтобы выслужиться у Моене.

— Хорошо.

— И еще… — Взгляд Валманна упал на нездоровый цвет лица Кронберга. — Выйди на свежий воздух. У тебя лицо как рыбное желе. Немножко румянца не помешает. Ты же выглядишь, как будто всю зиму пролежал под снегом.

— Извини, Юнфинн, но гулять на солнышке — это не для меня, — пробормотал Кронберг и осторожно закрыл за собой дверь.

Зазвонил телефон. Валманн не сразу узнал голос, хотя женщина обратилась к нему как к старому знакомому, почти фамильярно:

— Привет. Надеюсь, не помешала? Я только хотела спросить…

И в тот момент, когда он уже открыл рот, чтобы спросить, кто говорит, его стукнуло: да ведь это Гудрун Бауге. Ее голос звучал просто и грубовато. Как будто она все еще сидела в кабине трактора, а он стоял на земле, подняв голову. Эта дамочка не страдает от излишка воспитания, подумал он.

— А, так это вы?

— Ну да. Я хотела спросить… Я подумала, что лучше будет все-таки сначала спросить, могу ли навести порядок в хижине?

— Навести порядок?..

— Да. Мы почти что закончили полевые работы, и скоро возвращается Солум. А ведь летом могут пожаловать гости. Поэтому все должно быть в порядке. А учитывая то, что там произошло, я подумала…

— Все понял. Хорошо, что вы спрашиваете. И вот вам мой ответ: хижина пока что под запретом. Туда никто не должен заходить.

— Все еще под запретом? Но ведь там уже целую неделю никто не появляется… даже больше недели!

— Последняя находка была сделана всего три дня назад. — В этот момент ему вдруг пришло в голову, что Гудрун Бауге проявляла на удивление мало интереса к тому, что произошло вблизи хижины. А теперь, похоже, установила там наблюдение. — Нам еще много надо сделать там. На двери висит надпись: «Не входить», и мы обнесли место вокруг клейкой лентой. Если хотите, мы дадим вам знать, когда все будет закончено.

— Понятно… — В ее голосе прозвучало столько вопросов, что ему показалось, что он должен еще что-то сказать, попытаться объяснить, как много времени занимает полицейское расследование, прежде чем достигнет результатов. Не то что бросить семя в землю и ждать урожая.

— Это очень трудоемкая работа, почти что головоломка, и еще много надо выяснить, пока пазлы сложатся в единую картину. Дело о найденном в лесу трупе еще не закончено, так же как и дело Хаммерсенгов.

— Дело Хаммерсенгов?

Черт побери. Ну черт побери же! Ему захотелось обрезать телефонный провод. И какого черта у него вырвались эти слова про Хаммерсенгов? Предельно ясно: ему просто надо было обсудить связь между двумя делами с кем-нибудь — с коллегами, свидетелями, с кем угодно!

— Вы имеете в виду этих супругов, которых обнаружили мертвыми?

— Ну да, я просто сказал об этом, чтобы привести пример того, как медленно иной раз движется следствие.

— Ну конечно…

Она, скорее всего, не поверила. Не успеешь оглянуться, как про его оговорку узнает вся округа. А там недалеко до заголовков крупным шрифтом в газете. Если ему не удастся ее отвлечь и переубедить.

— Мой отдел занимается тем человеком, труп которого нашли в лесу, — начал объяснять Валманн, стараясь придать своему голосу как можно более авторитетный тон. — Похоже, что он жил в этой хижине, пока не погиб. То есть мы нашли улики, говорящие о том, что он там жил с кем-то, с женщиной.

— Ах вот как?.. — Валманн не мог понять, удалось ли ему ее заинтересовать и поймать на крючок.

— Постарайтесь вспомнить, не видели ли вы каких-то людей здесь в конце лета или начале осени в прошлом году?

— Не-ет… Ведь я уже говорила: я никогда особенно не обращала внимания на то, что там происходит. Эта хижина обычно пустовала.

Значит, она стала наблюдательной только в самое последнее время.

— И эта женщина была беременна.

Он снова явно блефовал. Ведь не было никаких доказательств, что этой женщиной была Сара Шуманн. Однако в тот момент, когда он произнес эти слова, он вдруг понял, что связь между отдельными обстоятельствами уже существовала в его голове: следы женщины в хижине, чек из магазина «Киви», таинственная Сара Шуманн, которая невесть откуда взялась и помогала по дому Хаммерсенгам, а потом вдруг исчезла, родила ребенка и оставила адрес в коммуне Станге (как сказала Анита). И когда он наконец высказал свое подозрение, эта связь обрела вдруг вполне конкретную форму. Он рискнул и начал осторожную игру с ничего не подозревающей Гудрун Бауге, чтобы самому разобраться в своих мыслях. Только вот сработало или нет?