Послание Сью было самым бесхитростным и непринужденным. Она называла его своим милым кузеном Джудом, сообщала, что лишь совсем недавно и совершенно случайно узнала о его пребывании в Кристминстере, и упрекала за то, что он не дал ей об этом знать. Они могли бы так приятно проводить время вместе, писала она, ведь по существу она предоставлена самой себе и у нее нет здесь, пожалуй, ни одного близкого друга. А теперь она, по всей вероятности, скоро уедет, и случаи завести с ним дружбу будет упущен, возможно, навсегда.

При известии, что она уезжает, Джуд похолодел.

Ему и в голову не приходило, что это может случиться, и он поспешил написать ей записку. Он будет ждать ее сегодня вечером, через час после написания записки, у креста, выложенного на мостовой в знак принятых на этом месте мук.

Отослав с мальчиком записку, он тут же пожалел, что сгоряча предложил ей встретиться на улице, тогда как можно было просто зайти к ней. Назначать свидание под открытым небом — так было принято в деревне, и потому ни о чем другом он не подумал. Именно так встречался он, на свою беду, с Арабеллой, но такой тонкой девушке, как Сью, это может показаться неприличным. Однако поправить дело было уже нельзя, и за несколько минут до назначенного срока он направился к условленному месту при свете только что зажженных фонарей.

Широкая улица была безмолвна и почти пустынна, хотя час был не поздний. На противоположной стороне он заметил фигуру — это была она, и они оба одновременно двинулись к изображению креста. Но не успели они дойти до него, как она крикнула:

— Не хочу, чтобы наша первая встреча произошла здесь! Пройдем дальше.

Голос ее, решительный и звонкий, звучал взволнованно. Они пошли параллельно друг другу, и Джуд, повинуясь ее воле, ждал, пока она не подала знак к сближению. Они встретились как раз на том месте, где днем стояли извозчики; в этот час тут никого уже не было.

— Прости, что я назначил встречу на улице, а не зашел к тебе, — с робостью влюбленного начал Джуд. — Мне казалось, так мы сбережем время, если вдруг захотим пройтись.

— О, все равно, — ответила она с дружеской непринужденностью. — Собственно говоря, мне и позвать-то к себе некуда. Я только подумала, что ты выбрал такое ужасное место… нет, пожалуй, нехорошо говорить — ужасное… я хотела сказать, мрачное и зловещее, если вспомнить… Но разве не смешно начинать разговор вот так, когда я даже не знакома с тобой? — Она с любопытством окинула его взглядом, меж тем как Джуд старался не смотреть на нее. — Ты как будто лучше знаешь меня, чем я тебя, — добавила она.

— Да… я тебя изредка видел.

— И знал, кто я, и не заговорил? Ну вот, а теперь я уезжаю.

— Да, это очень грустно. У меня ведь нет здесь больше друзей. Есть, правда, один старый друг, который живет где-то в этих краях, но пока я еще не хочу с ним встречаться. Не знаю, может, ты слыхала о нем. Его зовут Филотсон. Я думаю, теперь он уже приходский священник где-нибудь в графстве.

— Нет, я знаю другого Филотсона, что живет неподалеку в деревне, в Ламсдоне. Он школьный учитель.

— Как? Неужели это тот самый Филотсон? Нет, не может быть! Все еще школьный учитель! А как его зовут? Уж не Ричард ли?

— Да, Ричард. Я посылала ему книги, но его самого ни разу не видела.

— Стало быть, он так ничего и не добился!

Джуд помрачнел: где ему рассчитывать на успех, если даже сам великий Филотсон потерпел неудачу? Он бы на целый день впал в отчаянье, если бы получил это известие не от своей обожаемой Сью. Однако уже сейчас он ясно представлял себе, как тяжело будет переживать крах планов Филотсона, когда она уйдет и он останется один.

— Раз уж мы решили погулять, может, зайдем к нему? — неожиданно предложил Джуд. — Еще не поздно.

Она согласилась, и они пошли вверх по холму через красивую лесистую местность. Вскоре на фоне неба показались зубчатая башня и квадратная колокольня, а за ними и школа. Они спросили первого встречного, бывает ли мистер Филотсон в это время дома, и услышали в ответ, что он всегда дома. Учитель вышел на стук со свечой в руке; лицо его, изможденное и похудевшее с тех пор, как Джуд видел его в последний раз, выражало недоумение.

Не такой рисовалась воображению Джуда встреча с мистером Филотсоном все эти годы, и безотрадное от нее впечатление мигом развеяло ореол, которым был окружен в его глазах образ учителя с того дня, как они расстались. Вместе с тем в нем пробудилось сочувствие к Филотсону как к человеку явно много претерпевшему в жизни и перенесшему крах всех своих иллюзий. Джуд назвал себя и сказал, что пришел повидаться с ним, своим старым другом, который был так добр к нему в дни его детства.

— Я совершенно не помню вас, — задумчиво произнес учитель. — Вы говорите, что были моим учеником? Очень может быть, но их прошло тысячи через мою жизнь, разумеется, они так изменились, что я помню лишь немногих, разве что самых последних.

— Это было в Мэригрин, — сказал Джуд, уже жалея, что пришел.

— Да, да, я работал там некоторое время. А это тоже моя бывшая ученица?

— Нет… это моя кузина… Я просил вас прислать мне грамматики, если вы помните, и вы их прислали.

— Да, да! Помнится, было что-то такое.

— С вашей стороны это было очень любезно. Именно вы направили меня на верный путь. В то утро, когда щы уезжали из Мэригрин и вещи ваши уже лежали в повозке, вы пожелали мне всего доброго и сказали, что намереваетесь окончить университет и вступить в лоно церкви, что ученая степень — это то пробирное клейма, которое необходимо всякому, кто хочет чего-либо добиться как теолог или преподаватель.

— Помню, я подумывал об этом про себя, но удивлен, что не сохранил этого в тайне. Эту мечту я оставил давно.

— Зато я никогда не забывал об этом. Это-то и привело меня в Кристминстер и побудило навестить вас сегодня.

— Заходите, — пригласил Филотсон. — Вместе с вашей кузиной, разумеется.

Они вошли в гостиную с лампой под бумажным абажуром, освещавшей три или четыре книги на столе. Филотсон снял его, чтобы лучше разглядеть гостей, свет упал на выразительное лицо, живые черные глаза и волосы Сью, на серьезное лицо ее брата и усталое лицо и фигуру самого учителя — худощавого, задумчивого человека лет сорока пяти, с тонким, нервным ртом. Он чуть сутулился в силу привычки и был одет в черный сюртук, слегка лоснившийся от долгой носки на спине и на локтях.

Былая дружба мало-помалу возобновлялась: школьный учитель рассказывал о своей жизни, брат и сестра — о своей. Он признался им, что иногда все еще подумывает о духовной карьере и, хотя не имеет возможности осуществить свое давнишнее намерение — принять сан, все же надеется приобщиться к церкви в качестве лиценциата. А пока что, сказал он, его вполне устраивает настоящее положение, вот разве что недостает помощника.

Ужинать они не остались и пошли обратно в Кристминстер, так как Сью должна была рано вернуться домой. Несмотря на то что говорили они только на обще темы, Джуд с изумлением убеждался, какая замечательная женщина открывается ему в Сью. Она была сама трепетность, и казалось, будто все, что бы она ни делал, имеет своим источником чувство. Какая-нибудь вдруг взволновавшая ее мысль заставляла ее настолько ускорять шаг, что он едва поспевал за нею, а ее щепетильность в некоторых вопросах могла быть принята за тщеславие. С тоскою в сердце от отмечал, что любит ее теперь сильнее, чем до знакомства, тогда как она питает нему всего лишь искренние дружеские чувства. И на обратном пути мрак царил не только в нависшей над ними ночи, но и в его мыслях о ее отъезде.

— Зачем ты уезжаешь из Кристминстера? — спросил он с сожалением. — Как ты можешь изменить городу, чья история связана с такими громкими именами, как Ньюмен, Пьюзи, Уорд и Кэбл?

— Да… громкими. Но прогремят ли они в мировой истории?.. И что за смешная причина к тому, чтобы остаться! Мне бы это и в голову не пришло! — Она засмеялась. — Ничего не поделаешь, приходится уезжать, — продолжала она. — Мисс Фонтовер, одна из совладелиц заведения, в котором я служу, недовольна мной, а я ею, так что мне лучше уехать.