Изменить стиль страницы

– Скажи ему, что за предложение покорнейше благодарим.

Дэн снова перевел. Русский вежливо кивнул в ответ, но Шоукросс сказал, что таким типам доверять не следует. Ему не понравилось, как русский обошелся с уникальными партитурами. Для него это нацистский мусор, достойный лишь огня. Когда русский офицер листал пожелтевшие бумаги, Шоукросс мог поклясться, что видел автограф Людвига Ван Бетховена – набросок Концерта для клавира.

– Помните те ящики, что везли вместе с нами из Италии? Я уверен, они здесь. Их и разгружали вместе с нами. Были нацистские трофеи, теперь стали советские, – не отставал Шоукросс от лейтенанта Свенсона.

– С этим мы ничего поделать не можем, – ответил лейтенант Свенсон, – этим пусть начальство занимается.

– Да вы только посмотрите, что он вытворяет!

Русский офицер подносил угол горящего манускрипта Моцарта к торчавшей у него изо рта папиросе «Беломорканал». Рядовой Шоукросс бросился к нему, но путь преградили русские винтовки.

– О господи Иисусе, помоги нам, – простонал Шоукросс.

– Сматываться надо поскорее, – сказал сержант Кобб, – по-моему, мы здесь лишние.

– Да, я предполагал, что произойдет что-нибудь в этом роде, – сказал полковник Хебблтуэйт, выслушав вернувшихся разведчиков. – Мы все еще в плену, но теперь у наших славных союзников. Никто нас здесь не задерживает, но куда нам идти? Что касается припасов, полюбуйтесь, чем нас осчастливили. – На земле перед офицерским бараком выросла горка из консервных банок. – Я почти ничего не понял из того, что говорили любезно посетившие нас союзники, но и они, конечно, вряд ли поняли меня.

Дэн повертел в руках консервную банку явно американского происхождения, с грубо наляпанной русской этикеткой поверх первоначальной, и сказал:

– Это свиная тушенка, сэр. Моя мать всегда говорила, что порядочные русские не станут есть свинину, если в ней нет лаврового листа. Наверное, янки туда лаврового листа не положили, вот русские нам ее и спихнули, сэр.

– Ясно. На те, боже, что нам негоже. Ладно, пойдемте в тепло. Как говорится, будет день – будет пища.

На следующее утро Дэн напек пирожков с начинкой из свиной тушенки для своих двенадцати соседей по бараку. Погода к лучшему не изменилась. Фронт подходил все ближе. Полковник Хебблтуэйт не приказывал трубить сбор, однако около полудня все вышли из бараков: по заледенелой дороге к лагерю подъехал джип с двумя русскими офицерами.

– Хорошенькое дело, посдирали все приметы американского происхождения джипов и теперь на них разъезжают. Да еще красными звездами разукрасили, будто машины в Сталинграде собирали, – возмутился полковник Хебблтуэйт. – Ну что ж, посмотрим, зачем пожаловали.

Русский офицер, высокий мужчина со скошенными к длинному сизому носу глазами, говорил с полковником, недоверчиво поглядывая на переводчика. Алкоголик, наверное, у русских это обычное дело, решил Дэн.

– Сэр, они гонят сюда две тысячи пленных немцев, – перевел он, – и хотят разместить их здесь. Нас просят очистить территорию.

– Ерунда. Мы занимаем эту территорию как представители двух государств. Покажите ему флаги.

Британский и американский флаги висели на заборе из колючей проволоки, как вывешенные сушиться одеяла.

Заявление полковника развеселило русского офицера, и он решил пообщаться с Дэном.

– Я так понимаю, что ты наш, русский, обученный пехотинец. Можешь присоединиться к нам в нашем славном походе на запад. Ты и по-американски и по-английски могешь?

– Нет, я уж лучше тут со своими останусь. Спасибо за приглашение.

– И куда же они предлагают нам двинуться? – спросил полковник Хебблтуэйт. – На север, на юг или к черту на рога, причем в дикую стужу? А немцы, значит, пусть греются под нашими одеялами?

Русский говорил долго. Дэн передал главное:

– Сэр, нам предлагается идти на юг. На севере и на западе мы попадем в самое пекло.

– Да куда на юг-то, пусть объяснит, бога ради?

Русский ответил, не дожидаясь перевода.

– К Черному морю, – озадаченно повторил за ним Дэн, – убейте меня, сэр, если я знаю, где это.

– Силы небесные, он что, рехнулся? – полковник взорвался. – Черное море – это же край света!

– Он говорит, сэр, что не собирается с вами спорить, – снова перевел Дэн. – Это приказ. Мы должны убраться отсюда к завтрашнему утру.

– Господи, да он и впрямь чокнутый. Вы слышали, Пилпел?

– Я полагаю, надо взглянуть на карту, полковник. Мне кажется, нам действительно предстоит чертовски долгий путь.

В бараке Дэна все сгрудились вокруг атласа в энциклопедии Пира, одной из дюжины книг, присланных какой-то частной благотворительной организацией вместе с Библией, специально изданным для военнопленных молитвенником, поваренной книгой и сборником добрых советов с красноречивым названием «Любовь и одинокий мужчина». Рядовой Шоукросс показал пальцем предполагаемый маршрут.

– Мы сейчас примерно здесь, верно? Гораздо южнее, чем Латвия, или Эстония, или бог знает что, – там, наверно, совсем задубеешь от холода.

Собравшиеся так разволновались, что стали отпихивать друг друга:

– Убери башку-то, не видно, да убери же ты свою толстую репу, кому говорят.

– Идем на юго-восток. Ченстохова, Львов, Тернополь, – продолжал Шоукросс. – Когда доберемся до Черного моря, будет тепло, деревья зацветут, красота.

– Да пока туда доберешься, окочуришься на этом долбаном снегу, это же мили и мили, всю зиму!

– А вы смотрите на это как на прогулку от Дувра до Северной Шотландии, просто накиньте еще пару сотен миль, вот и все.

Для многих это был первый в жизни урок географии, но спор разгорелся, как в бюро путешествий.

– А поезда туда не ходят?

– Размечтались! Да все железные дороги взорвали, к чертям собачьим.

– А если и ходят, деньги где возьмем?

В барак неожиданно вошли полковник Хебблтуэйт и майор Пилпел. Все встали.

– Вольно, ребята. Джонс, где Джонс? А, вот вы где. Потрясающе, что вы говорите по-русски. Один на весь лагерь, поэтому пойдете в первой группе.

– Что это за группы, сэр? – смело спросил рядовой Шоукросс.

– Мы должны продвигаться как военное формирование, повзводно, под командованием младших офицеров и сержантов. В первой группе, которую возглавляю я, пойдут старшие офицеры. Джонс нам необходим в качестве переводчика.

– Я бы хотел идти со своими, – расстроился Дэн.

– Вы нам очень нужны, мы не можем позволить себе… э-э… разбрасываться такими людьми.

– Тогда мой барак пойдет со мной, – твердо заявил Дэн.

– Я знаю, – сказал полковник, – что лагерная обстановка ослабляет воинскую дисциплину. Однако сейчас речь идет о жизни и смерти, так что это приказ, Джонс, и я надеюсь, он будет выполнен. Завтра на рассвете всем построиться на плацу, взяв с собой лишь самое необходимое. Нам предстоит долгий поход.

Он вышел, а майор Пилпел, прежде чем последовать за ним, издевательски отсалютовал всему бараку.

После их ухода барак отвел душу: пидор старый, мать его растак, дисциплину ему подавай, кто он вообще такой, послать его подальше – и точка.

– Тогда нам остается только одно, – предложил наконец рядовой Шоукросс, – уйти по-тихому после захода солнца. Теперь полнолуние, не заблудимся. Опередим их. Что нам за дело до дисциплины? Война по большому счету окончена. Через пару месяцев на Черном море нас уже будут ждать корабли, на которых мы поплывем домой. Что скажете, капрал?

Шоукросс имел в виду капрала Моксли, единственного в бараке младшего офицера, юношу с продолговатым лицом, не слишком умного, но отлично разбиравшегося в технике. До производства в капралы он служил шофером.

– Все равно они до нас доберутся. Всегда так бывает, – ответил тот.

– Предлагаете отправиться вместе со всеми?

– Нет, я с вами. Только отвечать ни за что не хочу. Удивляюсь, как я эту нашивку еще не спорол?

– Да уж, ни богу свечка, ни черту кочерга, – согласился Шоукросс. – Что ж, тогда давайте собираться, – бросил он остальным, как будто они отправлялись на воскресную экскурсию.