В наступившей тишине она вдруг говорит ему, что он и есть ее настоящий любовник.

— Вы мой любовник. Потому что сказали сейчас, что ничего не хотите.

Он закрывает лицо рукой. Потом рука падает. И оба опускают глаза. Они не смотрят друг на друга, они смотрят, может быть, на пол, на белые простыни. Они боятся поднять глаза. Они не двигаются. Им страшно встретиться взглядами.

Она прислушивается, это исходит от темных камней на пляже. Наступила необычная тишина. Они вспоминают, как только что мимо дома прошло с десяток мужчин. И вот раздается свист, крики, слышен чей-то бег. Он говорит: это полиция с собаками.

При этой фразе его взгляд случайно падает на нее. Их глаза встречаются на какое-то мгновение, столь же краткое, как проблеск солнечного луча на стекле. От этого взгляда они как будто обжигаются, отводят глаза, закрывают их. Шум в сердце стихает и переходит в тишину.

Она отворачивается, закрывает лицо черным платком. Он смотрит, как она это делает. Он говорит:

— Вы солгали, когда говорили о том, что вам было хорошо с этим мужчиной.

Она не отвечает. Она солгала.

Он кричит, спрашивает ее, каким было это наслаждение с тем, другим.

Она просыпается, но остается с закрытыми глазами. Она повторяет:

— Таким, что я чуть не умерла.

Он не двигается. Его дыхание останавливается. Он закрывает глаза, чтобы умереть. Она смотрит на него. Она плачет. Она говорит:

— Оно было удушающим.

Его дыхание восстанавливается. Он по-прежнему молчит. Она говорит:

— Как с тобой.

Он рыдает. Сам доводит себя до оргазма. По его просьбе она смотрит, как он это делает. Он зовет того мужчину, просит его прийти, прийти к нему прямо сейчас, в эту минуту, когда он вот-вот кончит от одной мысли о его глазах. Она тоже начинает звать этого человека, просит его прийти, она смотрит на лицо мужчины, она совсем рядом, чувствует на себе его дыхание, но не касается его, словно это может его убить.

Однажды ночью он замечает, что она смотрит на него сквозь черный платок. Сквозь закрытые веки. Ничего не видя, она смотрит на него. Он будит ее, говорит, что боится ее взгляда. Она отвечает, что скорее всего его пугает черный платок, а не ее глаза. И что-то еще. Он боится всего на свете.

Она отворачивается от него к стене.

— Этот шум за стеной похож на шум моря, но на самом деле это шум нашей крови.

Она говорит: иногда я действительно смотрю на вас сквозь черную ткань, но это не то, о чем вы говорите. На самом деле вас пугает то, что вы не знаете, когда я это делаю, потому что мое лицо, накрытое черным шелком, уже стало чем-то неопределенным, ускользающим, похожим на смерть. Вы начинаете его узнавать, и оно на ваших глазах теряется.

Она говорит: это происходит не тогда, когда мои глаза открыты и я смотрю на ваше лицо, чего вы так боитесь, это происходит, когда я сплю.

Она улыбается. Она целует его и улыбается.

Он говорит:

— Так, значит, не его вы видите по ночам в ваших снах?

Она перестает улыбаться. Она смотрит на него так, словно уже успела забыть его. Она говорит:

— Нет. Он пока мне не снится. Мне не снится никто определенный. Должно пройти много времени, чтобы кто-нибудь проник в мой сон.

Она спрашивает: а что происходит по ночам с ним? Он говорит, что все время одно и то же, в поиске этого любовника он проходит всю землю. Но, как и она, не видит его во сне. Он спрашивает ее, начала ли она его забывать. Она говорит:

— Может быть, черты его лица, но не глаза, не голос, не его тело.

А он, он начал его забывать? Нет. Он говорит: его образ не меняется, он останется таким до вашего ухода.

Она лежит в золотом свете люстры, говорит актер, ее красивая грудь будто из светлого мрамора.

Она говорит: если бы нашу историю играли в театре, то внезапно на берегу появился бы другой актер. Он подошел бы совсем близко к нам. Но смотрел бы только на вас. Он обращался бы только к вам. Он говорил бы, как вы, медленно и спокойно, как будто читая книгу. Читая ее все время немного рассеянно, уделяя все внимание тому, чтобы не замечать женщину, также присутствующую на сцене.

Буря утихла. Море далеко, начались прогулки по пляжу. Этим вечером там прогуливаются несколько всадников.

С того времени как она здесь, он каждую ночь выходит из комнаты на террасу и смотрит в сторону пляжа. Иногда он спускается туда.

Он остается там до тех пор, пока пляж не опустеет.

Когда он возвращается, она не спит. Он рассказывает ей новости: ветер стих, вдоль моря проскакали всадники. Она таких уже как-то видела. Но ей больше нравятся мужчины, которые идут туда друг вслед за другом, по крайней мере, у них есть на это причина, такая же неизбежная, как и их судьба. А всадники не имеют никакого отношения к тем людям, которые там гуляют.

Они начинают плакать. Их тела сотрясаются от рыданий. Они будто пьяные. Она лежит рядом с ним, почти прижавшись к нему. Они пребывают в состоянии ранее неведомого им счастья. Они счастливы быть вместе перед этой нависшей над ними бурей. От того, что смеются и плачут. Ему хотелось бы, чтоб она плакала, как он. Ему хотелось бы, чтоб они рыдали, сами не зная почему. Он плача просит ее об этом. Он выглядит пьяным. Она плачет и смеется вместе с ним над его просьбой. Он понимает, что до сих пор он плакал слишком мало. Им нужно было встретиться, чтобы это стало возможным.

Она говорит, что теперь они уже не столь чужие друг другу, после того, как он рассказал о слезах.

Они плачут с такой силой, с какой любили бы друг друга. Он говорит, что мысль о том, что она ждет мужчину из города, помогает ему смириться с ее присутствием в этой комнате.

Однажды во время спектакля, говорит актер, свет на сцене погаснет и чтение прекратится.

Актеры покинут центр сцены и уйдут вглубь, туда, где стоят кресла, стулья, столы, на столах цветы, сигареты, графины с водой. Они останутся там, в праздности расположившись на стульях и креслах, закрыв глаза, положив головы на спинки кресел, будут курить, делать дыхательные упражнения, пить воду.

Одевшись, два главных героя замрут в неподвижности и безмолвии, как и другие актеры.

Вскоре полная неподвижность овладеет присутствующими и сценой, которую окутает молочная голубизна сигаретного дыма. Они отдыхают, погрузившись в тишину, чтобы восстановить силы. Но должно казаться, что история все еще слышна. Эта долгая пауза должна позволить понять важность только что читавшегося текста, его смысла и звучания. В течение пяти минут сцена останется погруженной в сон. И этот сон сам станет спектаклем. Будет звучать музыка, что-нибудь классическое — узнаваемая всеми, поскольку ее уже доводилось слышать и в самом начале пьесы, и еще раньше — в жизни. Далекая, почти не нарушающая тишины, напротив, даже усиливающая ее.

Когда усилится свет и смолкнет музыка, игра возобновится. Актеры медленно, не спеша, вернутся на середину сцены.

Он стоит на террасе. Небо покрыто густой дымкой. Оно светлее, чем песок или море. Море все еще погружено во мрак, оно совсем близко, оно нежно лижет песок, унося его.

Он не заметил, как появился белый корабль.

Это большой прогулочный катер. Его палубы освещены и пусты. Море спокойно, паруса сложены, шум мотора тише, чем сон. Мужчина идет по пляжу, в направлении движения корабля. Он заметил его внезапно, словно тот возник перед ним из полной темноты.

На пляже никого нет, кроме него. Никто, кроме него, не видит этого корабля.