Он протянул руку, но, когда Вильмут положил в нее свою, Анна испуганно воскликнула:

— Что это, Грегор? Твои руки в крови!

— От работы, — спокойно ответил Грегор.

Его ладони действительно были покрыты кровью от непривычного труда, и этими израненными руками он продолжал грести точно так же, как греб Райнер своими привычными к работе здоровыми кулаками.

— Раймонд, из деревни только что пришли сказать, что и в верхней части течения вода пошла на убыль, — сказал подошедший Пауль. — Больше нечего опасаться, ветер окончательно переменил направление.

Он указал на горы, все более очищавшиеся от тумана. Только что вынырнул из облаков увенчанный снегом Гейстершпиц и бросил взгляд вниз на все причиненное им зло. Давно-давно он послал ту бурю, которая разносила огонь от одного дома к другому, и обратила Верденфельс в груду пепла; на этот раз он согнал вниз горные потоки из глетчеров, грозившие гибелью. Но сейчас деревня осталась целой и невредимой; вода скрыла под собой лишь богатые владения барона Верденфельса, и в этих волнах погас последний отблеск того пожара, погасла последняя искра вместе с прежним отлучением и проклятием.

Из деревни донесся вечерний благовест. Колокола с самого рассвета грозно призывавшие на помощь, теперь снова вернулись к своему прежнему звону, призывая к благодарственной молитве.

И все верденфельсцы увидели, как их помещик, которого они так боялись, отлученный от церкви, проклятый «фельзенекский барон», первый опустился на колени и преклонил голову, как его примеру последовала его невеста, а затем и Пауль с Лили. Тогда и все крестьяне опустились на колени. Полными, могучими звуками разносился в воздухе колокольный звон, присоединяясь к притихшему шуму укрощенной стихии. Больше ничего не было слышно. Даже священник, стоявший посреди коленопреклоненной толпы, не проронил ни слова, когда, поднимая окровавленные руки, призывал благословение Божие на склонившихся перед ним прихожан.

Глава 24

Наступило лето. В ярком сиянии июньского дня весело развевались флаги на замке Верденфельс, где в этот день ожидали барона и его молодую супругу.

Свадьба Раймонда с Анной была очень тихой, и первые недели брака молодые провели в Фельзенеке. Но сегодня они должны были возвратиться в Верденфельс, готовивший им торжественную встречу. Дорогу украшала масса удивительных триумфальных арок, гирлянд и флагов; все жители села были на ногах, чтобы приветствовать владельца замка и его молодую жену.

В замке новобрачным также устроили торжественный прием. Молодой барон ранним утром приехал из Бухдорфа, чтобы руководить приготовлениями, а несколько часов назад приехала и его невеста, остававшаяся все время в Розенберге под охраной фрейлейн Гофер и теперь переселявшаяся к сестре в Верденфельс.

Здесь же оказался и Фрейзинг, к тайному удивлению Пауля, который не мог уяснить себе причину неожиданного появления законоведа. Но как бы то ни было, он был налицо и также желал приветствовать своих «высокоуважаемых клиентов», а в ожидании их приезда настоятельно занимал разговорами Эмму Гофер, приехавшую вместе с Лили. Однако настоящая причина появления Фрейзинга была совсем иная. Со времени приключения на горной дороге адвокат снова находился в том состоянии, какое перенес уже пять раз. Он все чаще и чаще посещал Розенберг, и его прежние споры с Эммой Гофер все более приводили их к полному единодушию. В конце концов фрейлейн принуждена была признать, что теперешним предметом его внимания и целью его постоянных посещений была она сама. К удивлению всех, Эмма не имела прежнего неприступного вида, а в сердце Фрейзинга снова вспыхнула надежда, и он, надев вызывающий подозрения фрак и запасшись неизбежным букетом, в третий раз отправился в Розенберг в качестве претендента на руку одной из дам.

«Теперь или никогда!» — думал он, отворяя калитку.

Увы! Старый Игнатий сообщил ему, что фрейлейн Гофер уехала с Лили в Верденфельс, куда сегодня должны приехать барон с баронессой.

Бедный Фрейзинг стоял, как громом пораженный. В первую минуту он склонен был поверить в преследование роковой судьбы, осудившей его на безбрачие, но затем принял героическое решение. Решив побороть коварную судьбу, он приказал кучеру повернуть назад и также отправился в Верденфельс, куда и явился без малейшего смущения в качестве участника встречи новобрачных.

Терраса замка была роскошно убрана цветами, кустарник на Шлоссберге красовался свежей зеленью, но сады, некогда окружавшие Верденфельс цветущим, душистым венком, исчезли без следа. Целые месяцы работ не могли еще уничтожить следы разрушений, причиненных в несколько минут. Хотя часть деревьев уцелела, и были приложены все усилия, чтобы, по крайней мере, в непосредственной близости от замка скрыть следы опустошений, простиравшиеся на несколько верст в окружности и созданные с княжеской расточительностью парки с редкой, драгоценной флорой безвозвратно погибли.

В низине вид был еще безутешнее: нивы покрыты илом и валунами, из которых торчали вывороченные с корнями деревья и исполинские обломки скал. Некогда богатые земли превратились в пустыню, и если их еще можно было спасти, то, во всяком случае, владелец на много лет лишился получаемого с них дохода.

Зато деревня Верденфельс производила веселое впечатление. Раскинувшись среди своих цветущих лугов и садов, не потеряв ни пяди земли, она была сегодня особенно красива в праздничном наряде.

Дворецкий дал последние наставления слугам, собравшимся на террасе в парадных ливреях, а потом обратился к Арнольду, только что пришедшему из замка:

— Теперь все готово! По всей вероятности, через полчаса господа будут здесь, разве только встреча в деревне задержит их на некоторое время.

— Надо полагать, встреча будет очень торжественной, — самодовольно заметил Арнольд. — Теперь верденфельсцы не знают, как и благодарить своего помещика и готовы до небес превозносить его, а какие низости делали ему прежде!

— Да, наши верденфельсцы крепколобы, но, думаю, теперь наш барон справится с ними.

— Я думаю так же. Наш милостивый дядюшка, — говоря о бароне, Арнольд упорно держался такого наименования, — обладает удивительным искусством одним только взглядом ставить людей на место. Ему не надо даже рот раскрывать — взгляда вполне достаточно.

— Ну, по правде сказать, и в действиях у него недостатка нет. За такую поездку, какую он проделал с пастором во время наводнения, никто не возьмется. Даже молодой барон остался на берегу.

— Разумеется, он остался! — с достоинством произнес Арнольд — глава семьи во всем должен иметь первенство. Мы — младшая линия, и уступаем дорогу, даже в опасности.

— А как обстоит дело со свадьбой? — осведомился дворецкий, — что, она будет только через год?

— Будущей весной. Между нами будь сказано, — молодые господа должны стать немного рассудительнее; милостивый дядюшка также заметил это, а тем временем роскошно отделает заново для нас господский дом в Бухдорфе. Молодой господин должен сначала показать, какой из него выйдет помещик, а малютка... я хотел сказать — наша будущая госпожа, к тому времени немного подрастет. А что, вы не думаете, что в шестнадцать лет еще можно расти?

— Разумеется, можно! Значит, вы остаетесь в Бухдорфе?

— Само собой разумеется! Что делали бы молодые господа без меня? Относительно этого я на смертном одре дал обещание своей покойной госпоже...

— Да, я это знаю, вы не раз рассказывали об этом, — перебил его дворецкий, но Арнольд не оторвался бы от своей любимой темы, если бы в эту минуту не появилась на сцене «младшая линия».

Пауль вел под руку свою невесту, которая, к величайшей радости старого слуги, в нарядном платье с длинным шлейфом казалась немного выше ростом. Осмотрев все приготовления, Пауль обратился к дворецкому:

— Мы встретим барона и его супругу у кареты. Вы станете вот здесь, во главе ваших подчиненных. Ты также должен оставаться здесь, Арнольд!