Она, конечно же,

Подобна пиннам или устрицам.

Филиллий, или Эвник, или Аристофан в "Городах" [Kock.I.785; ср.92е]:

Каракатичку, также лангуста бери,

осьминожика, устриц, омара,

Черенков, сердцевидок, и мидий, и пинн,

гребешков митиленских, и блюдца.

Рыбью мелочь берите, леща, окуней,

барабульку, кефаль, коракина.

[f] Агий и Деркил в "Истории Арголиды" [FHG.IV.386,292] называют витых улиток страбел астрабелами, и упоминают, что они пригодны для того, чтобы трубить в них как в рог.

33. Слово "конх" (ракушка) можно найти и в мужском и в женском роде. Аристофан в "Вавилонянах" [Kock.I.409]:

Смотри-ка, ишь ты, как поразевали рты,

(87) Ни дать, ни взять, как ракушки (κόγχαι) на угольях.

И Телеклид в "Гесиодах" [Kock.I.214]: "конху (κόγχη) раздавить". Также Софрон в своих "Женских мимах": "Вот это да! Все конхи (κόγχαι), как по команде, раскрылись для нас, предлагая вытащить их мясо". Эсхил же в "Главке морском" пишет это слово в мужском роде [TGF2 .13]:

Конхи (κόγχοι), ракушники, устрицы.

Аристоним в "Тесее" [Kock.I.668]:

Подобен конх был мокрым флейтам.

В мужском роде пишет и Фриних в "Сатирах" [Kock.I.383].

[b] Ученик Эрасистрата Гикесий пишет, что встречаются две разновидности сердцевидок: шероховатые и царские. Шероховатые невкусны, малопитательны, но легко перевариваются; на них хорошо приманивать багрянок. Из гладких сердцевидок наиболее хороши самые крупные. Гегесандр пишет в "Записках" [FHG.IV.420], что шероховатые ракушки в Македонии называются "мешками", афиняне же называют их "баранами".

34. О ракушках-блюдечках Гикесий пишет, что изо всех [c] вышеупомянутых морепродуктов они перевариваются легче всего; устрицы менее питательны, однако сытны и тоже легко перевариваются. "Гребешки более питательны, однако невкусны и тяжелы для желудка. Что же касается мидий, то эфесские и подобные им вкуснее гребешков, но сердцевидкам они уступают: мочегонных свойств у них больше, чем прославляющих. Некоторые плохим запахом и отвратительным вкусом даже напоминают морской лук. Меньшие и снаружи шероховатые в большей степени мочегонны и пахнут лучше лука, однако они менее питательны, - отчасти из-за [d] размеров, отчасти по природе своей. Шейки трубачей вкуснее, но содержат меньше питательных веществ, чем мидии, сердцевидки и гребешки; для людей со слабым желудком, у которых пища медленно проходит в кишечник, они полезны, хотя желудочный сок очень медленно их переваривает. Продукты же, которые всеми считаются легко усваиваемыми, напротив, вредны слабому желудку, ибо они перевариваются очень быстро [e] из-за мягкости и хорошей растворимости. Поэтому и мак трубачей, {58} не очень подходящий для нормальных желудков, хорош для слабого кишечника. Мак багрянок питательнее и приятнее, однако они все-таки более напоминают вкусом морской лук; это, впрочем, свойственно всем ракушкам. Их особенностью, присущей и черенкам, является то, что они делают жирной похлебку, в которой варятся. Шейки багрянок, даже отваренные безо всяких приправ, хорошо действуют на желудок". Посидипп упоминает их в "Локрянках" следующим образом [Коск.III.339]:

{58 ...мак трубачей... — Так рыбаки называли все, что относится к внутренним органам моллюсков, что по большей части для невооруженного глаза представляет собой некую мало дифференцированную смесь.}

И час настал:

Угрей, лангустов, конхов свежепойманных.

Морских ежей и мака, мидий, шеек, пинн.

35. Если морские желуди достаточно велики, то они хорошо перевариваются и вкусны. "Морские ушки" же, - они водятся и около острова Фарос, лежащего напротив Александрии, - питательнее всех упомянутых моллюсков, но тяжелы для желудка. Антигон Каристийский пишет в (88) "Лексиконе", что эолийцы называют их "ушками Афродиты". Камнеточец (φωλάς) высокопитателен, но отдает тухлятиной. Похожи на них асцидии, они даже еще более питательны. Встречаются также так называемые "дикие" устрицы; они имеют тухлый запах и неприятны на вкус.

Аристотель пишет в сочинении "О животных": "К панцирным [b] моллюскам относятся пинна, устрица, мидия, гребешок, черенок, конх, блюдечко, асцидия, желудь. К передвигающимся относятся трубач, багрянка, сладкая багрянка, еж, витая улитка. Шероховатая раковина гребешка пересечена бороздками, у асцидии же она гладкая и без бороздок; у пинны маленький рот, тогда как у устрицы он велик, раковина у нее двустворчатая и шероховатая; у блюдечка она одностворчатая и гладкая; у мидии раковина состоит из двух сросшихся частей; у черенка и желудя она цельная; [c] раковина конха бывает и такая и такая". Внутренности пинны Эпэнет называет в "Кулинарном искусстве" "маком".

Аристотель же пишет а пятой книге "[Истории] животных" [V.544a]: "Багрянки размножаются в весеннее время, также и трубачи, когда кончается зима. И вообще у панцирных моллюсков, кроме съедобных [морских] ежей, так называемые яйца обнаруживаются весной и осенью. Хотя яйца у этих последних бывают лучшими в указанные времена года, однако они, [хотя и худшего качества], встречаются у них и во все [сезоны], преимущественно же в полнолуния и пригретые [солнцем] дни. Не так [обстоит дело у морских ежей] Пиррейского залива: {59} те лучше [всего для еды] зимой. Хотя они [в это время] и невелики, однако полны яиц. [d] По-видимому, и все улитки размножаются в тот же самый [весенне-летний] сезон".

{59 ...Пиррейского залива... — У города Пирры на острове Лесбос, который вообще был знаменит дарами моря; главный город острова, возможно, получил имя Митилены по одному из названий мидий (μίτυλος).}

36. Продолжая, философ снова пишет [о них] [546b]: "Багрянки, собравшись весной в одно место, производят так называемые соты: это нечто подобное медовым сотам, только не гладкое, а как бы сколоченное из множества оболочек белого гороха. Ни одно из этих образований не имеет отрытого прохода, и не из них возникают багрянки, а и они, и прочие [e] панцирные зарождаются из ила и вместе с тем из гнили. Соты же представляют собой как бы очищение и багрянок, и трубачей, потому что и трубачи производят соты. Таким образом, и панцирные, производящие соты, возникают так же, как и прочие панцирные, однако преимущественно тогда, когда уже имеются существа того же рода. Именно они выделяют, начиная производить соты, клейкую слизь, из которой образуется нечто напоминающее шелуху. Всё это расплывается, в землю попадает ихор, {60} и на этом-то месте возникают маленькие багрянки. Ловят [взрослых] багрянок, которые несут их на себе, иногда даже когда у них еще не [f] определилась форма. Если же багрянок захватят прежде, чем они разродились, то иногда они рождают и в плетенках, но не где придется, а собравшись в одно место, как в море; только вследствие тесноты зачатки возникают в виде грозди. Существует несколько видов багрянок: некоторые из них крупные, как [те, что водятся] поблизости от Сигея и Лекта, другие малые, как в Эврипе и около [берегов] Карий. Те, что живут в заливах, велики, шиповаты, и у большинства из них цветок черный, у некоторых же красный и (89) небольшой. {61} Бывают багрянки крупные, весящие целую мину. Те же, что водятся по берегам и у крутых берегов, размером невелики и цветок имеют красный. Далее, в местообитаниях, открытых на север, они по большей части черные, а в [открытых] на юг - красные".

{60 ...в землю попадает ихор... — Мифическое название крови богов (тем самым связанное с оплодотворяющей силой), позже — бесцветная внутренняя жидкость, лимфа.}

{61 ...у большинства из них цветок черный, у некоторых же красный и небольшой. — Цветком называется железа багрянок (несколько видов: Murex trunculus, Murex brandaris и Purpura haemastoma), из которой изготовляли драгоценную пурпурную краску двух видов, фиолетово-пурпурную и багряно-пурпурную (последняя ценилась выше), на редкость долговечную (сохраняла цвет 500 лет; ср.: Плиний. VIII. 197) и стойкую. Об этом писал даже Лукреций в своей поэме «О природе вещей» (VI. 1074-1075): «Раковин пурпурных сок сочетается с шерстью столь тесно, / Что никогда от нее отделиться он больше не может». Пурпур в античности и в средние века был одним из атрибутов власти, его носили цари и императоры, им окрашивали самые драгоценные книги (так в Публичной библиотеке Санкт-Петербурга можно увидеть старинное так называемое «пурпурное Евангелие», фиолетово-пурпурные страницы которого исписаны серебряными «чернилами»), и вплоть до падения Константинополя (основной экспортер пурпурных тканей) одежды западных кардиналов были пурпурны, а не окрашены кошенилью в красный цвет, к которому мы теперь привыкли. Тем не менее в отдельных местах ремесленное производство пурпура иногда встречалось еще в XVII в.}