Изменить стиль страницы

— Это почему же тебе так кажется? — спросил он с наигранной веселостью. — Откуда вдруг такая вера в мои силы?

— В твои силы я всегда верила, — глядя в чашку с кофе, ответила Ольга. — А что кажется… Ну, кажется, и все тут! Называй это как хочешь: интуицией, женским чутьем, предчувствием…

— Попыткой выдать желаемое за действительное, — в тон ей подсказал Дымов.

— Не знаю, — задумчиво проговорила она. — Мне так не кажется.

Дымов залпом выпил свой кофе. Кофе, как всегда, был восхитителен, но сейчас Александр этого не почувствовал. Настроение у него испортилось окончательно, желание сидеть с Ольгой с глазу на глаз, как в былые времена, и потягивать кофеек бесследно исчезло. Он встал и резким, уверенным движением поправил узел галстука.

— Уже убегаешь? — спокойно спросила Ольга, будто не замечая его взвинченного состояния.

— Да, — сказал он. — Побегу за неприятностями. Моритури те салютант…

— Идущие на смерть приветствуют тебя, — задумчиво перевела Ольга, хотя в переводе ни один из них не нуждался. — Что ж, удачи. Или, как говорили греки, со щитом или на щите.

— Даже не знаю, что лучше, — уже из прихожей откликнулся Дымов, натягивая туфли. Обувной рожок опять куда-то запропастился, и он прищемил себе палец, используя его вместо затерявшегося рожка.

— Если не знаешь, что делать, не делай ничего, — ответила Ольга еще одной пословицей. — Доверься своему ангелу-хранителю. Мне это всегда помогает.

— Да? — переспросил Дымов. — Попробовать, что ли, для разнообразия?

Он завязал шнурки, еще раз поправил галстук перед зеркалом, проверил, на месте ли ключ от машины, и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Когда замок щелкнул, Ольга Дымова допила кофе, встала и начала неторопливо убирать со стола. Движения ее были плавными и, несмотря на усталость, исполненными природной грации, как у большой кошки, а на губах играла непонятная, задумчивая улыбка.

Глава 8

— Огромное вам спасибо, — вежливо поблагодарил Светлов. — Вы мне очень помогли. Нет-нет, не спорьте, помогли. Отрицательный результат — это ведь тоже результат, правда? Поверьте, я никогда не забуду той неоценимой услуги, которую вы мне столь любезно оказали… Что? Да господь с вами, какая угроза? Сами подумайте, чем Я могу угрожать ВАМ? Мы с вами в разных весовых категориях… Вот именно. Поэтому я могу только поблагодарить вас и извиниться, что отнял целых, — он посмотрел на часы, — целых четыре минуты вашего драгоценного времени. Всего вам наилучшего.

Он прервал связь. Юрий ожидал, что Димочка сейчас же начнет набирать следующий номер, но тот внезапно положил телефон на край стола и принялся чесаться обеими руками — сначала за ушами, потом под мышками, затем, совсем изогнувшись, начал с шумом скрести спину. Занимаясь этим, господин главный редактор очень напоминал одолеваемую паразитами обезьяну средних размеров — молодого шимпанзе, например. Это впечатление многократно усиливалось из-за ужасных гримас, которые Светлов корчил в пространство, не переставая неистово скрестись.

— Уф! — сказал он наконец, оставив свое занятие, и обессилено откинулся на спинку дивана. — Ненавижу!

Юрий молча закурил новую сигарету и пошел на кухню варить кофе. Просто сидеть, ничего не делая, и наблюдать, как Светлов бьется головой об стенку, ему было тяжело, хотя зрелище оказалось весьма поучительным. Филатов давно не видел Димочку за работой и вынужден был признать, что нынешний главный редактор «Московского полудня» в полной мере усвоил фирменный стиль своего предшественника, добавив к напористости Мирона кое-что от себя. Прорываясь через секретарш и прочую мелкую издательскую сошку наверх, к главным редакторам и литературным консультантам, Димочка здорово смахивал на нападающего в регби или даже в американском футболе — то пер напролом, как танк, низко пригнув голову и выставив перед собой локти, то вдруг делал неожиданный финт, мгновенно оставляя позади очередную линию защиты.

Он постоянно менял тактику, мгновенно переходя от бешеного напора и истинно журналистской непреодолимой наглости к почти льстивой вкрадчивости, с одинаковой лёгкостью рассыпая хорошо продуманные оскорбления и цветистые комплименты — такие неискренние, что Юрию становилось неловко на него смотреть, — но все это пока что не дало никаких результатов. След непризнанного литературного гения затерялся в лабиринтах редакционных коридоров — если он вообще существовал, этот след, а не был плодом воображения. Чертов патлатый подонок вполне мог прихвастнуть перед молоденькой медсестричкой и назваться писателем для придания себе романтического ореола. Что же до присланного им Нике рассказа, то Светлов заверил Юрия, что в наше время ничего не стоит скачать из Интернета и распечатать что угодно — хоть рассказ, хоть повесть, хоть целый роман или поэму. Проверяя эту свою теорию, господин главный редактор всю вторую половину минувшего воскресенья не вылезал из Сети, методично обшаривая сайт за сайтом в поисках литературного произведения, описывающего схожую с рассказом Юрия ситуацию. Не найдя в мировой Паутине ничего достойного внимания, он вздохнул с явным облегчением, а в ответ на недоуменный вопрос Юрия заявил, что это как раз тот случай, когда отрицательный результат радует. Если бы рассказ, полученный Никой Воронихиной по почте, и впрямь оказался взятым из Интернета, это означало бы, что порвалась последняя ниточка, которая могла привести их к волосатому Саше. Впрочем, тут же добавил он, то, что им не удалось отыскать рассказ в Интернете, вовсе не означает, что его там нет, — возможно, они плохо искали. К тому же обладатель романтической прически мог не полениться вручную перепечатать произведение какого-нибудь малоизвестного автора детективного жанра, и притом не обязательно отечественного — на самый худой конец, заявил Димочка, сошел бы и Сименон. Или, к примеру, Стивен Кинг — ведь рассказ-то, по слухам, был страшный…

Словом, в Интернете они ничего полезного не нашли, и номер автомобиля, на который так рассчитывал Димочка Светлов, тоже ничего им не дал: машина оказалась зарегистрированной на Нику Воронихину, чего, по мнению Юрия, и следовало ожидать с самого начала. Вряд ли женатый человек, покупая автомобиль для любовницы, рискнул бы оформить покупку на себя: в результате какой-нибудь глупой случайности это могла бы обнаружить жена, и тогда щедрому любовнику как пить дать не поздоровилось бы.

В общем, воскресенье они потратили, можно сказать, впустую, а теперь точно так же тратили понедельник: Димочка штурмовал издателей, пытаясь дознаться, не получали ли они по почте странную рукопись с описанием мести отвергнутого любовника, а Юрий просто болтался из угла в угол по своей квартире (чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, занимаясь своими поисками в кабинете главного редактора, они с Димочкой с самого утра обосновались в филатовском родовом гнезде).

Кофе уже закипал, когда Димочка лениво, нога за ногу, притащился на кухню. Он все еще рефлекторно почесывался и корчил рожи, как будто во время последнего телефонного разговора у него сильно затекла лицевая мускулатура и теперь он ее разминал.

— Ненавижу, — повторил он, присаживаясь к заставленному грязными кофейными чашками столу. — Честное слово, если бы я был начинающим писателем, я бы, наверное, тоже кого-нибудь убил. Только жертвой выбрал бы не собственную любовницу, а эту сволочь из отдела рукописей… Слушай, а может, так и сделать? До вечера я узнаю, где он живет, этот очкарик, мы с тобой подъедем, встретим его у дверей и разобьем стеклышки… А, Юрий Алексеевич? Ну, что тебе, трудно, что ли? Хоть душу отведем…

— Отведи сам, — посоветовал Юрий, выключая газ. Дым от зажатого в зубах окурка разъедал ему левый глаз, он сильно щурился, но закрытый глаз все равно слезился. — Слабо, что ли, без помощи десантных войск какому-то книжному червю закатать между глаз?

— Слабо, не слабо… — недовольно проворчал Димочка. — Я ведь с ним встречался. На полголовы выше тебя, широченный, как шкаф, и, говорят, кикбоксингом занимается.