Улыбка мага стала ещё шире. Он взмахнул рукой, ударил посохом, и перед ним стало расползаться во все стороны блеклое, сиреневое облако. Посланец медленно повернулся и пристально поглядел в глаза ожидающего ответа Изенкранца. Позади него появилась чёрная воронка, а на лице мага расползлась странная полубезумная улыбка.

— Стоит лишь пожелать смерти, и она явится. Стоит лишь пожелать, — донеслось из исчезающего на глазах провала.

Часть 1

— Зачем обременять себя излишними государственными заботами? — подходя к трону, вкрадчиво произнёс Изенкранц. — Нынче в мире королевское правление выходит из моды, к чему королю тяготы и заботы государственные? К тому же, иногда случаются революции там всякие… перевороты… — советник, сделав театральную паузу, перешёл на другую сторону королевского трона. — А ограниченная конституционная монархия — это те же права, и никакой, Ваше Величество, совершенно никакой ответственности! Ваше дело поручить правление верному человеку, а уж он от Вашего имени и по поручению народа всё сделает в лучшем виде.

— Мня, мня, — король, переваривая сказанное, пошлёпал губами. Радетель и рачитель уже не первую неделю обихаживал государя, стремясь добиться его согласия на отречение, но Его Величество упорно хранил молчание. Прибамбас уже давно хотел сбросить с себя государственную обузу, но что-то не давало сделать ему этого последнего шага. Он уже подписал и утвердил выборы. Теперь от него требовалось ни много ни мало как почётное самоограничение с сохранением, как утверждал советник, всех привилегий и почестей. К почестям король был слаб, да и привилегии любил, а вот заниматься государственными делами, копаться в бумагах и строить планы государственные — это было для него ношей тяжкою. Поэтому Прибамбас раздумывал, а Изенкранц продолжал увещевать. И, наконец, Его Величество согласился.

Но несколькими месяцами спустя уже во всю правившему Изенкранцу пришла в голову мысль, что, пожалуй, с королевским отречением он поторопился. Придуманные им (с подсказки всё того же Караахмеда) реформы шли полным ходом, народ бурлил и стало ясно, что в случае бунта этот самый народ захочет крови. И чья это будет кровь? Правильно! Если король отрёкся, значит, вина падёт на управляющего министра-советника. А кто управляющий министр? То-то. Такой вариант Изенкранца не устраивал, и ему в голову пришла совершенно гениальная идея. Следовало вернуть королю трон (правда, он не должен был об этом знать) и творить реформы от его имени. Сделать это было проще простого, стоило лишь написать манифест о возвращении и дать королю в нём расписаться. Изенкранц решил так и поступить. В ночь он надиктовал своему слуге Ивашке несколько добивающих экономику страны указов и среди них подсунул "Манифест о возвращении государя". Так что спал Изенкранц ночью мало, а на утро уже стоял перед спальней Его Величества и уничижительно просил аудиенции.

— Заходи, заходи, что у дверей топчешься? — милостиво разрешил король, приподнимаясь в кровати и лениво потягиваясь. — С чем припёрся-то?

— Ваше Величество! — Изенкранц низко поклонился, ибо, даже уже обладая законной неограниченной властью, советник понимал, что король, хоть и отрёкшийся от трона, обладает слишком огромным влиянием, чтобы презирать его в открытую. — От Вашего имени я надиктовал несколько документов, — неизвестно откуда в руке советника появился туго свёрнутый свиток.

— Как, что, зачем? — король оторвался от созерцания собственных ногтей и повернулся к стоявшему подле постели Изенкранцу. — Ты же сам сказал: отныне правительство берёт все заботы о государстве в свои руки.

— Ваше Величество, всё это бесспорно, мы и так по мере сил способствуем процветанию нашего отечества, но эти документы слишком важны. Мы не посмели… Ваше Величество, одну только закорючку, и я оставлю Вас в покое!

— Хорошо, хорошо, — беззлобно проворчал Прибамбас, принимая из рук советника свиток. "Только бы он не начал читать, только бы он не начал читать!" — словно молитву, повторял про себя Изенкранц всё то время, пока король разворачивал бумаги и, скрипя пером, подписывал придуманные Изенкранцем указы. На последнем свитке перо скрипнуло и сломалось.

— Ах, ты… Вот незадача! — король покачал головой. — Ты пока за пёрышком сбегай, а я документики почитаю.

От этих слов внутри Изенкранца словно промчался ледяной вихрь.

— Ваше Величество, не извольте беспокоиться! — советник мёртвой хваткой вцепился в разложенные перед королём бумаги. — Это не слишком важная бумага, на ней будет достаточно и вот этой кривой, то есть плавной линии. — Он ткнул пальцем в свиток, показывая черту, оставленную на листе сломавшимся пёрышком.

— Не слишком важная бумага? — выкрикнул король, багровея от ярости. Изенкранц понял, что он ляпнул лишнее.

— Нет, Ваше Величество, я не так выразился! Конечно же, это очень важный документ, государственной важности документ, документ важной важности, но предыдущие в сравнении с ним являются важнейшими!

— А-а-а, — глубокомысленно изрёк Его Величество, постепенно успокаиваясь и отпуская из рук тут же исчезнувшие со стола бумаги. — Что ж, теперь я надеюсь, никто не станет мне мешать заниматься более важными занятиями?! — король покосился на стоявшую на окне выпивку.

— Ни в коем разе, Ваше Величество! — Изенкранц, низко поклонившись, поспешил покинуть тронный зал. На губах прощелыги играла едва заметная улыбка. Ещё вчера он мог занять пост Императора всея Росслании и Рутении, но природная осторожность подсказывала советнику, что спешить нельзя. Ещё неизвестно, как выгорит дело и выгорит ли оно вообще. Ведь кто знает, а не сметёт ли волна народного возмущения дворец и не станет ли тогда подписавший столь "тяжёлые" и "кровавые" документы первым клиентом недавно воздвигнутой виселицы?!

Итак, обеспечив себе на сей случай твёрдое алиби, Изенкранц мог спокойно раздать документы писцам для переписки, чтобы потом разослать их с гонцами по городам и весям. А на следующий день ко дворцу с немногочисленной свитой прибыл граф Дракула…

— Союзники мы верные ваши. Нынче, когда и врагу ведомо, сколь силы мои подорваны, тяжело нам приходится. Помощи государя росского просим, ибо знаем мы, сколь обильно и могуче государство Рутенское, — граф, смиренно склонив голову и нервно теребя шлем, стоял подле государева трона.

— Так чем же можем помочь мы другу нашему разлюбезному? Рутения, чай, сама в разрухе великой стонет.

— А мы многого и не просим. Дозволь торговлю вести вольную, да…

— И чем же торговать будем? — перебил Дракулу всё более раздражавшийся государь.

— Оружием, коему равных нет да каменьями горными, взамен…

— Да у нас ныне и своего оружия завались, детей малых мечами одарить можем.

— Так оружие-то ваше "сырокованное", в горне не закалённое, на ветрах не стуженное, его лишь в лихую годину, коли лучшего не станется, из сусеков вынимать надо. Хорошего удара знатным клинком такой меч не выдержит!

— А нам и такой хорош, и нечего нам втюхивать свои мечи втридорога, знаем мы вас! — король смолк, увидев, как заскрежетал металл железных перчаток под крепко сжавшимися кулаками Дракулы.

— А каменья самоцветные? — едва умерив вскипевшую в груди злобу, вопросил побелевший лицом граф.

— Каменья? — кажется, на лице государя появилась хоть какая-то заинтересованность, но склонившийся к его уху Изенкранц склонил мысли короля в прежнее русло. — Хотя у нас и без того каменьев хватает. Из дальних краёв западных их так и везут, так и везут, а уж они — то, верно, много лучше вашенских будут!

— Каменья лучше? Да разве могут каменья самоцветные все как есть краше наших быть? Ходил я по рядам яхонтовым, изумрудным да бриллиантовым, у нас такие каменья и купцу проезжему не предложили бы, не то чтоб государству союзному!

— А ты не хули, не хули товары заграничные! В хуле да злобе зависть твоя купается. Нет моё твердое, и оно не изменится!