— Господин ратник! — донёсся слабый голос раненого. — Мы что, живы? А с этими что… с гадами… Убиты?

— Сщас поглядим, — десятник осторожно высунулся наружу и, никого не увидев, хотел было уже захлопнуть дверь, когда его глаза заметили какое-то движение в куче крови и плоти оставшихся после падения безумных уродцев. Он всмотрелся и верно: огромная куча шевелилась.

— Луки товсь! — скомандовал он, когда из грязно-кровавой кучи медленно вытянулась огромная когтистая лапа грязно-синюшного цвета.

— Что это? — на этот раз удивляться пришлось тому самому ратнику, что излишне сурово пенял молодому его юношеское любопытство.

— Сам не знаю! — сквозь зубы процедил Евстигней, и первым вытащив стрелу, наложил её на тетиву. Когда же в куче бесформенного месива сверкнули кровавые глаза, десятник, не задумываясь, выстрелил. Стрела мелькнула и по самое оперение ушла в тёмное пространство между двумя светящимися точками, а из ошмётков чёрного мяса медленно поднялось нечто напоминающее гигантскую, уродливую, совершенно лысую кошку. Не обращая абсолютно никакого внимания на торчащую из головы стрелу, чудище лениво отряхнулось, разбрасывая по сторонам ошмётки мёртвых тел и, широко зевнув, сделало шаг вперёд, гоня перед собой удушливую волну зловонного запаха.

Ещё две стрелы, просвистев в воздухе, вонзились в безобразную голову зверя, но тот лишь медленно повёл головой из стороны в сторону и продолжил своё неспешное движение вперёд. В его красных глазах не было ни ненависти, ни звериной жажды крови, а лишь холодная расчётливость бездушного существа, предназначенного убивать. Ещё одна такая же зверина вставала за его спиной.

— Мёртвая плоть, варкан, — посиневшими от внезапно охватившего страха губами прохрипел опознавший чудовище десятник. И, выпуская в оскалившуюся зубами пасть очередную стрелу: — Этого не остановить! — он попятился и, стремительно захлопнув входную дверь, задвинул засов. — Эта тварь не отступит! Мы однозначно умрём, но всё равно будем драться. Михась должен дойти. — И, повторяя сам за собой: — Не отступится…

Как бы в подтверждение его слов за дверью раздалось утробное ворчание, и вслед за ним жуткий удар потряс здание. Буковая, окованная железом дверь выдержала. Но тут же раздался звук рвущегося металла.

— К оружию! — призвав своих ратников к бою, десятник закинул за плечи бесполезный лук и, вытащив меч, сделал шаг вперёд, первым вставая у раздираемых в клочья дверей. — Освободите человека, пусть хоть умрёт свободным!

— Умру? — удивлённо переспросил раб, помогая ловко орудующему седому ратнику освободить себя от стягивающего шею обруча. — Зачем умирать, воин? Здесь туннелия есть!

— Что говоришь, туннель? — в глазах ратников заблестел лучик надежды. — Что же ты раньше-то молчал?! Веди быстрее!

Бывший невольник схватил со стены уже горевший факел и, быстро переставляя ноги, кинулся к дальнему концу комнаты. Воины бросились вслед за ним.

Они приподняли тяжёлую плиту люка и скрылись в тайном туннеле как раз в тот момент, когда часть двери разлетелась на мелкие клочья и в образовавшееся отверстие просунулась огромная лапа, увенчанная острыми, блестящими когтями.

Прошло уже довольно много времени. Михась и всё время таивщийся за его спиной Витясик приблизились к подножию ближней к ним башни и остановились у угла ближайшего к ней здания. Если не считать шипения пламени да пронзительного писка-завывания летающих тварей, вокруг стояла тишина. Ни криков орков, ни звона мечей, ни стона раненых. Все звуки остались там, за спиной, на стенах второго оборонительного рубежа, где орки, высыпав на крыши домов и башен, забыв про свои стрелы и дротики, с ликованьем наблюдали за зрелищем стремительного уничтожения росской армии. В моменты, когда огненные факелы, по-прежнему срывавшиеся с ладоней чёрных воинов, настигали бегущих в паники россов, орки восторженно ревели, оглашая небо своими пронзительно-противными выкриками. Но всё это было где-то там, далеко и, казалось, не имело к крадущимся в сумерках лучникам никакого отношения.

Михась выглянул за угол, пристально всмотрелся в широко распахнутый дверной проём, но ничего не увидел. Закрыл глаза, собираясь с силами и, наконец, решившись, вдохнул полной грудью, и рывком бросившись вперёд, преодолел отделяющее от него расстояние. В дверном проёме никого не было, за ним, в глубине первого этажа башни, тоже. Махнув Витясику рукой, он снял сапоги и, оставив их в тени двери, осторожно стал подниматься наверх. На улице уже почти рассвело, а здесь, в тёмной трубе башни, казалось, ещё царствовала ночь.

— Михася, Михася, — донёсся до него приглушённый шёпот Витясика, словно слепой щенок тыкавшегося во все стороны в поисках лестницы.

— Замолкни! — коротко оборвал его осторожно спускающийся вниз Михась. — Лапти скидывай!

— Чё это?

— Скидай, тебе говорят, дурень, босиком пойдём!

— А — а — а, — протянул Витясик и, без видимого сожаления стянув с ног свои истасканные, измызганные лапоточки, двинулся вслед за старшим товарищем. Шли медленно, так что когда оказались на верхней площадке башни, из-за края горизонта уже показался багровый ободок поднимающегося солнышка… Битва продолжалась, а здесь, на верхней площадке, устремив свои взоры вниз, стояло с дюжину одетых в кожаные доспехи орков. Происходившее там действо так привлекло их, что они совершенно не видели и не слышали творящегося у себя за спиной.

— Т — с — с, — приложив палец к губам, Михаил поманил следовавшего за ним Витясика к противоположному краю площадки. Осторожно ступая, они приблизились к каменным зубцам и глянули вдаль. Ближайшая от них башня то и дело озарялась светом, в сполохах которого чётко прорисовывалась огромная фигура чарожника. "Далеко", — прикусив от досады губы, подумал Михась, но всё же вытащил лук и, достав длинную стрелу, наложил её на тетиву. Проследив взглядом за повторяющим его действия Витясиком и увидев, что тот готов выстрелить, он едва заметно кивнул.

Две стрелы одновременно понеслись к цели и, не достигнув её, канули вниз. Но не успели они коснуться земли, как ещё две новых стрелы сорвались с натянутых до предела луков. На этот раз они летели выше и почти одновременно ударили в ноги чарожника. Чёрный воин вздрогнул, стремительно развернулся, и его взор заметался по сторонам в поисках своих обидчиков. Два маленьких человечка, стоявшие на вершине башни, привлекли его внимание. Он стремительным движением вытянул вперёд левую руку.

"Нужно бежать"! — пронеслась в голове у Михася паническая мысль, когда он увидел, что их стрелы вонзились в ноги гиганта. — "Нам всё равно не достичь цели, слишком далеко". Он уже хотел было крикнуть "бежим", когда увидел, что Витясик, трясущимися руками вытащив третью стрелу, поспешно накладывает её на тетиву. "Ох, что ж я такой невезучий"! — вздохнул Михась, привычно заведя руку за спину и выискивая в колчане самую тонкую, самую длинную стрелу. Теперь он уже не торопился. Закусив от напряжения губу, Михась натянул затрещавший лук и тщательно прицелился. Казалось, ещё мгновение, и сухожилия его рук не выдержат и лопнут, но не выдержала-лопнула тетива. Правда, прежде она успела со стремительной силой бросить вперёд стрелу, которая, взлетев под самые облака, понеслась к цели. Навстречу ей, только чуть ниже и чуть медленнее, огромными огненными шарами перекатывалось багровое пламя, нацеленное своим огненным дыханием на вершину башни. Бежать было поздно. Клуб огня трещал в нескольких шагах, и в этот момент железное остриё стрелы вонзилось в переносицу чёрного воина. Чарожник взревел так, что, казалось, вздрогнет вселенная. Ослепительный шар возник в том месте, где только что была его фигура, и он исчез в облаке чёрного дыма.

"Если это вопль избавления, — подумал едва не оглохший от этого звука Михась, — то каков должен быть рёв его гнева?"

Башня, на которой стоял чарожник, рухнула, погребя под собой и его остатки и нескольких стоявших внизу орков. Пламя же, брошенное в Михася и Витясика, не долетев до них нескольких локтей, лишь окатило их своим жаром и исчезло. А орки, дотоле беззаботно взиравшие на кипевшую вдалеке битву, повернулись, и теперь с отвалившимися вниз челюстями смотрели на закопчённые лица ратников и не двигались.