— Побежали! — скомандовал телеоператор своему помощнику, подхватил телекамеру и, с трудом выбравшись из окопа, понёсся навстречу громыхающему бою. Он спешил — самые первые, самые ценные кадры были уже упущены, но оставался ещё финал, завершающая часть разгрома. Роберт бежал навстречу гремевшим разрывам и выстрелам. Он спешил, спешил к своему окопу, отрытому, как им казалось, так, на всякий случай, но как оказалось, предусмотрительный Ибрагим Келоев не зря приводил его туда. Хогарт вспомнил, как сам выбирал себе позицию. И как именно в том месте, где он указал пальцем, боевики по приказу Ибрагима вырыли ему небольшую ячейку. Окопчик, как раз достаточный, чтобы без особого комфорта вместить двух человек. А к чему комфорт, если всё действо не должно было затянуться не более чем на пять минут?

Хогарт бежал, с трудом переставляя отвыкшие от быстрых движений ноги. Бежал, смешно перепрыгивая через валяющиеся ветки, раздирая одежду о вездесущий шиповник, бежал, не обращая внимания на давно отставшего и теперь блуждающего по лесу помощника. Тяжело дыша, он, наконец, достиг своей ячейки, прыгнул в неё и, вытирая бегущий по лбу пот, огляделся по сторонам. И тут оказалось, что, находясь в ней, он не видит противостоящего моджахедам противника. Выругавшись, Роберт осторожно положил видеокамеру на бруствер, вылез вслед за ней и, не обращая внимания на изредка рикошетившие в его сторону пули, начал выбирать подходящую позицию.

— Где его носит? — помянув недобрым словом своего затерявшегося вместе с треногой помощника, Роберт опустился на одно колено и, взгромоздив телекамеру себе на плечо, включил видеосъёмку.

А из прорехи густых облаков на миг выглянуло и исчезло солнце.

Аркадий едва успел плюхнуться в окоп (в соседний от приникшего к пулемёту Тушина) и примоститься к собственной винтовке, как увидел блик, мелькнувший со стороны противника. Блик оптики. Он не смог бы его спутать ни с чем другим.

«Снайпер!» — возникшая мысль тут же потерялась за необходимостью действовать. Аркадий прильнул к окуляру и повёл ствол в сторону. — Ну, где же он? Где? Пока не зашло случайно выглянувшее солнце, пока не ушёл в тень так неосторожно подставившийся солнечным лучам снайпер. «А, вот он, гад, вот он!» — теперь точно в бликующее стекло… Быстро прицелившись, Аркадий послал туда пулю, и тут же, мгновенно сместив ствол чуть вправо и чуть ниже, снова нажал спусковой крючок.

Долю секунды спустя в двухстах метрах от Кудинова пули нашли цель — первая вошла в телекамеру, вывернув электронные внутренности и уничтожив весь отснятый материал, вторая прошила грудь, разорвала аорту и вылетала наружу, плотно засев в стоявшем за спиной дереве. Так и не успевшего ничего толком отснять Роберта тряхнуло мышечной дрожью. Боль в последний раз в жизни пронзила угасающее сознанье, и телеоператор, нелепо взмахнув руками, завалился на спину.

Вскочившего на ноги и бросившегося ему на помощь боевика Аркадий снял третьим, завершавшим выстрелом, после чего юркнул в окоп и быстро сменил позицию.

Вот чего не ожидал Умаров, так это одновременного срабатывания трёх осколочных мин. Он понял, что просчитался, но изменить что — либо было уже нельзя. Из десяти находившихся под его командой боевиков — лучших воинов братьев Келоевых — четверо оказались убиты сразу, один выглядел едва ли лучше мёртвых, ещё у одного осколками пробило плечо и посекло левую ногу, сам Уса получил лёгкое ранение в руку.

— Отходим! — заорал он и, стреляя по предполагаемым позициям русских, начал отступать в глубину леса. Его поддержали оставшиеся в живых. Продолжая вести огонь, боевики начали оттаскивать убитых. Двое моджахедов заматывали бинтами того, что, скорее всего, уже готовился к встрече с небесами.

— Ибрагим, — голос Усы дрожал, — мы отходим, русские установили мины. У меня четверо… — начал он и, взглянув на переставших возиться с повязками моджахедов, — пятеро убитых.

— Что? — гневно взревел старший Келоев. Цифра пять буквально взорвала его разум. — Пятеро? — Ибрагим, последние годы полюбивший осторожность и уже успевший отвыкнуть от таких значительных одномоментных потерь, пришел в ярость. — Да я с тебя… — он отпустил тангенту, не договорив. Гнев — плохой советчик, а он хорошо помнил, что слово может ранить гораздо сильнее меча. — Говори, — потребовал, но уже гораздо более спокойным тоном, старший Келоев.

— Похоже… похоже… — Уса нарочито отвечал медленно, словно не решаясь высказать Ибрагиму посетившую его голову мысль.

— Говори! — требовательно взревел Ибрагим.

— Похоже, Махамед убит, и русские захватили верхние траншеи.

— О, шайтан! — возопил Келоев, потрясая руками и при этом почему-то подняв голову к небу, где в принципе должен был находиться Аллах, а вовсе не тот, к кому сейчас обращался этот правоверный мусульманин. — Закрепись на высоте и никуда не ходи!

— Да, мы сделаем так! — согласился Уса и, отложив в сторону «Кенвуд», вытащил из нарукавного кармана индивидуальный перевязочный пакет. Как незначительна была его рана, но перевязать её всё же следовало.

Отразив нападение противника на правом фланге и прижав пулемётным огнём тех, кто находился на левом, разведчики получили небольшую, хотя и относительную передышку. Опустившись на дно окопа, Сергей попытался до конца разобраться с творившейся у него в голове кашей разнообразных мыслей. То, что до этого в голове только проскальзывало, мгновенно вымещаясь необходимостью принимать решения и действовать, теперь настигло его, как сползшая с горы лавина. Калейдоскоп мыслей вдруг встал, выдав целостную картину происходящего. Его уже почти оформившееся намерение не жалея патронов огнём всех стволов прижать засевшего в окопах противника и решительным броском добить его остатки растворилось бесследным облаком. До него вдруг дошла вся мерзостная подлость сложившейся ситуации — точные координаты мест встречи, охренительно заманчивая цель, слишком небольшая для такой цели охрана, свежие, только-только отрытые окопы — причём своими брустверами направленные не на отражение напавшего на базу противника, а на… — от одной этой мысли в груди Сергея начала разрастаться злость. Всё, что он видел, совпадением не могло быть никак, просто такое было невозможно. Их ждали. Их готовились встретить. Зайди они с другой стороны опушки, и тогда бы уже точно никто из его ребят не ушёл бы живой. Но получилось так, как получилось. Судя по всему, их прозевали и сами готовившие засаду бандиты, слишком неслаженным, недружным оказался первый произведённый залп. Впрочем, как минимум, с половиной своей задачи враги справились — радисты и командир роты оказались тут же выведены из строя. Сергей даже не знал, успел ли Каретников сообщить о начале боя. Засевшим в окопах чехам просто не повезло — окажись Сергей и его группа чуть-чуть глубже в лесу, разделяй их дополнительно ещё метров десять, и ему бы уже никогда не успеть, не добежать, не сделать тот первый рывок, после которого появилась робкая надежда на спасение.

— Кудинов, Баранов, ко мне! — скомандовал Ефимов, когда ему в целом стала ясна общая расстановка сил.

— Так, орлы, — как можно более бодро начал Сергей, хотя какое оно бодро, если произнесено это было сорванным — хрипящим и тихим от усталости голосом, — расклад такой — зарываемся в землю и держим оборону.

— А может, додавить?! — уверенности в собственном предположении у высказавшего его Кудинова не было.

— Нет, — Ефимов отрицательно покачал головой, — слишком большой расход боеприпасов.

— Да и фиг с ними! — сев, Баранов положил оружие на колено. — Этих додавим, а те, что там, — Артём кивнул вправо, туда, куда отступили потрепанные МОНками моджахеды из бандитского резерва, — сами не сунутся. А сунутся… — он хотел сказать что-то ещё, но взглянув на застывшее лицо начавшего о чём-то догадываться Кудинова, умолк и, выжидая, уставился на командира группы.