Однако через некоторое время Уайклифф заметил, что старая дева посматривает на него время от времени оценивающим глазком. Скоро этот взаимный перехват взглядов превратился в своего рода игру. Видно, она была вовсе не так уж безразлична к окружающему миру, как желала казаться. Ей словно хотелось о чем-то заговорить, но она все не решалась. И наконец Гетти сказала:

– Вижу, вы заинтересовались фотографиями.

Уайклифф ответил уклончиво:

– Да, похоже, они изображают путь вашего отца на военной стезе…

– Да, но только некоторые… – на мгновение она снова уставилась в свою книжку, но видно было, что раз лед уже сломан, она скажет что-то еще.

– Знаете, мы такая военная семья, мистер Уайклифф. Мой отец, дед и прадед с отцовской стороны – все были генералами, да и моя мать была из военной семьи… – Она прикрыла книжку и еле заметно улыбнулась. – Думаю, вы не ожидали, что женщина в вашем присутствии будет читать…

Судя по всему, Гетти нечасто приходилось беседовать с кем-нибудь после смерти отца, а тут подвернулся серьезный, спокойный человек, готовый слушать. Ну и что, если он полицейский? Гетти пристально глядела на Уайклиффа внимательными серыми глазами.

– Конечно, было совершенно естественно, что мой отец ожидал от своего сына продолжения семейных традиций, но Гэвин слишком своеволен… Конечно, мама его испортила еще в детстве… И когда мой отец предложил ему пойти в армию после Кембриджа, Гэвин словно нарочно поступил не в армию, а во флот! – Она засмеялась, словно это была шутка. – Но даже там сразу поняли, что он предназначен длясуши, и отправили его в морскую пехоту! Представляете?

Уайклифф слушал эти излияния с выражением вежливого внимания на лице, но не проронил ни слова.

– К сожалению, мой брат с отцом никогда не ладил… – на манер королевы Виктории, Гетти имела привычку со значением подчеркивать некоторые слова. – Отец был глубоко религиозным человеком. как и многие наши генералы старой закваски. В молодости его даже дразнили «Паркин-поп», но такое дешевое зубоскальство никогда его не задевало…

Бледное лицо Гетти ожило, словно по жилам побежала свежая кровь. Она увлеченно принялась рисовать перед Уайклиффом святочный образ своего отца, с Библией в левой руке и с Мечом Справедливости в правой – и ни малейшего намека при этом на фляжку бренди на поясе.

Уайклифф слушал ее сонно и, когда поток этих славословий иссяк, заметил только:

– Ваш отец, должно быть, был незаурядный человек.

Тут впервые ему довелось увидеть улыбку Гетти.

– Еще бы! Еще бы! Просто выдающийся человек! Я уже сказала вам, что он был абсолютным трезвенником и ненавидел,понимаете, ненавиделазартные игры… – Она замолкла и потом добавила: – В этом, как и во многом другом, Гэвин бессовестно пренебрег его советами… К тому же у него были долги!

Гетти еще подумала, собираясь с воспоминаниями.

– Конечно, Гэвин поучаствовал в корейском конфликте, это да… – она говорила об огромной и кровопролитной корейской войне как о маленькой пограничной перестрелке. – И вообще, дело шло к тому, что он остепенится… Но потом, вскоре после этой корейской заварушки, он подрядился в какое-то дело, полувоенное-полугражда некое… – Теперь в ее голосе сквозило уже ледяное презрение. – Это был очередной удар по мечтам отца, и они с Гэвином расходились все больше… Я уверена,что это сыграло роль в смерти отца, просто уверена!

Помолчав еще немного, она надменно добавила:

– Так что вы легко поймете, что мы с братом живем совершенно раздельно.

На это нечего было ответить.

После очередной паузы она сделала следующее объявление:

– Видите ли, мистер Уайклифф, это мой дом Отец свое имущество завещал мне.

В задних помещениях дома послышался звук отпираемой двери, потом шаги по коридору.

Гетти насторожилась:

– Это, должно быть, мой брат. Не лучше ли вам будет пойти поговорить к нему в комнату?

– Но я подумал, он зайдет сюда».

– Зачем это ему сюда заходить?

«И ведь правда, зачем?» – подумал Уайклифф.

Паркина он нашел в полутемном холле, тот стаскивал свою шинель. Майор поздоровался с Уайклиффом, не выказав ни интереса, ни любопытства:

– Ага, так вы здесь, значит… Проходите ко мне в комнату.

Майор пристроил наконец мокрую шинель на вешалку, вытер лицо большим платком в красный горошек и толкнул дверь в холле, расположенную напротив двери его сестры.

Комната была более чем спартанской. Ковер покрывал далеко не весь пол. Тут был откидной письменный стол, журнальный столик, заваленный старыми газетами, и пара кресел. Масляная печь, такая же, как и у сестры, уже горела.

Много лет назад, еще ребенком, Уайклифф как-то вместе с матерью попал на прием к «большому человеку», их землевладельцу, «Господину Полковнику». Кабинет «большого человека» показался тогда ему, маленькому мальчику, таким же неуютным, неприбранным и даже вонючим, но когда он поделился своими наблюдениями с матерью, та отвечала с почтительным придыханием: «Ах, Чарли, это совсем другие люди. Другие. Они не как мы…» Прошло уже много лет, но черта, которая была проведена еще тогда, и по сию пору давала о себе знать. Это и объясняло осторожное, уважительное поведение Уайклиффа.

– Возьмите себе стул и садитесь… – Паркин сел сам и вытянул ноги к печке. – Я только что из антикварного магазина. Позвонил в дверь, а мне открывает такой молоденький полицейский. «Кто вы такой? Что вам нужно? Отвечайте помедленнее, чтобы я успевал записывать…» – что-то в этом роде. И он так и не сказал мне, что случилось. – Паркин достал свою трубку и принялся неторопливо ее набивать. – Так что же там стряслось?

– А вы не знаете?

– Если бы я знал, то не спрашивал бы. – Паркин протянул Уайклиффу свой кисет. – Закурите?

– Не сейчас.

Уайклифф вкратце рассказал о происшествии, майор слушал спокойно, не перебивая.

– Значит, Джозеф мертв.

– Да. Он был вашим другом?

Майор посмотрел на Уайклиффа с любопытством.

– Другом? Ну, я никогда не думал насчет этого… – Он подумал, подбирая слова. – Пожалуй, он был моим приятелем. Мы часто встречались, регулярно. Джозеф был хорошим парнем, немного не от мира сего. Хорошие люди часто бывают такими, вы и сами небось знаете это по своему опыту… Вы не сказали, что он убит, но думаю, в противном случае вокруг этого дела не было бы столько шума. Верно?

– В настоящее время мы считаем это делом об убийстве.

Паркин встал, подошел к письменному столу и вернулся с бутылкой виски, парой стаканов и графином с подозрительно мутной водой.

– Выпьете?

– Нет, спасибо.

Паркин глянул на Уайклиффа с еле заметной усмешкой, которую можно было назвать презрительной, затем налил себе в стакан, отпил хороший глоток, вытер губы и вздохнул:

– Конечно, вам нетрудно будет его схватить.

– Кого – его?

– Дэвида. Вы сказали, что его яхта пропала, но вряд ли он успел уйти далеко. Он не слишком умелый моряк.

Уайклифф тоже вытянул скрещенные ноги к печке и расслабился. Голос его был сух:

– Судя по всему, сегодня вы уже гораздо ближе знакомы с братьями Клемент, чем это было вчера.

Паркин был невозмутим:

– Неужели? – И добавил, как констатацию факта: – Дэвид – крыса.

Он отпил еще виски, а потом осторожно поставил стакан на подлокотник своего кресла.

– Может быть, вам лучше подробнее рассказать о ваших взаимоотношениях с братьями? – заметил Уайклифф.

– Если хотите «Но мне нечего особенно рассказывать… – Тут в коридоре скрипнула половица, он метнул быстрый взгляд в сторону двери, но продолжил свою речь, не понижая голоса: – Я знал Джозефа много лет, еще до того, как он сделал эту глупость – пустил своего брата в свой бизнес. Я виделся с ним пару раз в неделю по вечерам и часто заходил в магазин…

– Чтобы принять у него ставку на скачках?

– Пусть так.

– А Дэвид?

– Я стараюсь встречаться с ним как можно меньше. Это нетрудно, потому что большую часть времени он где-то мотается по своим так называемым делам. Я уже давно подозревал, что он греет себе карман за счет Джозефа и, возможно, в один прекрасный день смоется, оставив брата на бобах. Джо – человек не деловой, и в последнее время совсем забросил все, а Дэвид прокручивает через магазин украденные вещи – то, что обычно называют «червой» торговлей».