— Я тебя никогда не бросал. Хотя ты была и не во мне, но находилась всегда рядом, так близко, что мне и не надо было тебя ощущать. Да, я спрятал тебя. Иначе было нельзя. Иначе САМ превратил бы меня во Вселенское ничто, в подручное пугало, используемое для проверки надежности веры небожителей и человечества во всемогущество ЕГО Разума и очищающего людские души добра. А тебя… Тебя бы ОН, вероятнее всего, навечно замуровал в нераскрываемые запасники Вселенной. Что говорить попусту! Ты сама слышала, как ЕГО ВОЛЯ прогремел на весь Божий дом, что моя душа и добро Создателя — несовместимы.

При упоминании о добре Дьявол нехорошо усмехнулся. Оно претило ему. Он его презирал настолько, что это презрение превратилось в способ существования всего антимира. Все, что в нем зарождалось, развивалось, придумывалось и создавалось, было насквозь пронизано абсолютным невосприятием любой формы добра. Дьявол и соратники считали его прогнившим до самых основ, а поэтому лживым. Степень порядочности и верности в антимире Дьявола (да-да, здесь тоже присутствовал свой кодекс чести) определялась, прежде всего, уровнем презрения и отрицания добра каждым из оказавшихся здесь падших ангелов.

— Не-е-ет! Прав я был тысячу раз, что спрятал свою душу. Однако не в этом моя основная заслуга. Самое главное в том, что я спас ее от яда добра. Это единственная душа, которая ни разу не прикоснулась к добру с момента моего окончательного разрыва с САМИМ. В этом смысле она самая чистая душа во всем антимире. Можно сказать — кристальной чистоты, — Дьяволу очень понравилось отождествление его души с чистотой кристалла. Позволив себе сегодня немного роскоши лирических отступлений, он убедился в восстановленной способности мыслить свободно, широко и, что немаловажно для раскованного суждения, иронично.

— Вот как обернулось-то все, — продолжал он свои размышления. — Моя душа — носитель начала начал Вселенского зла, его истинная квинтэссенция осталась в стороне от борьбы с добром. Все порочное, что мне удалось взрастить в человечестве — заслуга только моего разума. Результаты, безусловно, налицо: САМ пока не собирается прощать человечество. Но хватит ли ресурсов моего разума, чтобы и дальше властвовать над разумом людей? Достаточно ли надежно перевоплощение проданных мне людьми за дурман пороков душ, чтобы чувствовать себя в безопасности от угрозы их спасения добром? Никто не даст гарантии, что предавшая саму себя человеческая душа не предаст себя снова. Надо признать, что формула САМОГО о предательстве аксиоматична и в данном случае, — ему понравился окивок, сделанный в сторону Создателя. Еще бы! Кому не будет приятно так, между прочим, нехотя, в промежутках полемики с самим собой свысока отдать должное величайшему РАЗУМУ Вселенной. Это уравнивает, создает иллюзию ментального совершенства, аналогичного САМОМУ.

— В то же время, ресурс моего разума неисчерпаем, — Дьявол упорно не хотел признавать, что его разум конечен, определен данной ему Создателем судьбой. — Да и выход из зоны притяжения антимира практически невозможен, если только моя воля не решит выпустить кого-либо за его пределы. Вон, даже соратники отправляются в реальный мир Вселенной только через проходы, которые Я им обеспечиваю. С ними-то как раз все ясно. Эти за посулы не продадутся никакому добру. Знают, что их грехи непрощаемы. Пока я стою незыблемо, предательство моих падших ангелов, пожалуй, исключено. Если же начну падать в их глазах… — он не стал представлять себе всю отвратительность этой картины, — …предадут. И что тогда? Ни-че-го, — на секунду Дьявол застыл в леденящей разум несгибаемой решимости: — Тогда они все исчезнут. Я их всех просто убью.

Ему не стало жалко ни себя, ни соратников. В вопросах борьбы за свое первенство везде и во всем он никогда не был сентиментален. Это, наверное, было единственное качество, которым он наиболее близко напоминал САМОГО. Им обоим была свойственна бескомпромиссная беспощадность ко всем, кто ставил под сомнение верховенство их разума в мире реальном и его антиподе. Дьявол на собственном опыте научился у САМОГО, что предательство окружения преодолимо, если под рукой находится надежный механизм возмездия.

Поэтому, спасаясь от гнева САМОГО, он поклялся еще в те далекие бурные времена восстания отныне и во веки веков заранее подготавливать последствия для предавших соратников. Никакие иные последствия, кроме наказания смертью рискнувших предать антимир он в своем разуме не рассматривал.

— Все! С этим вопросом закончим. С ним все ясно, — Дьявол стремился как можно быстрее уйти от неприятной темы возможного предательства соратников. Став с момента основания антимира воплощением его абсолютного разума, он не мог позволить себе сколько-нибудь долго останавливать внимание на проблемах, достаточно понятных по алгоритму решения. В его разуме уже вовсю раскручивало свой безостановочный разбег колесо логики, которое должно было привести Дьявола к пониманию и обоснованию причин, потребовавших от него обратиться за помощью к своей собственной душе. Именно это было для него сейчас самое главное. Только с решением этой проблемы он связывал все свои будущие перспективы.

— Ну, логика логикой. Она меня никогда не подводила. Чего только с ее помощью я не сотворил! — промелькнувшие в сознании некоторые этюды прошлых деяний его всемогущего разума еще более убедили Дьявола, что за обретенное им счастье свободы всевластия в антимире (о покорении Вселенной сейчас он не думал; сначала свое, родное!) можно и нужно бороться до конца. И не просто бороться ради борьбы. Результатом должна стать только победа! Но сейчас ему нужна была, прежде всего, победа над собой.

— А как же страх? Поразивший мой разум страх от увиденного на Земле явления. Какой логикой объяснить проявленную мной слабость? Хотя, в общем-то, логика в данном случае ни при чем. Страх внезапный, а не взрощенный во мне за сотни, тысячи или более лет, ни одной логикой объясним быть не может. Он накатывается на разум неожиданно, окружает его и выжидает. Ему важна реакция разума. Если разум находит в себе силы наброситься на страх, зажать его тисками невосприятия и презрения, тогда страх исчезает и, как правило, больше не пытается завладеть таким разумом. В противном случае он сжирает запуганный разум, как удав, окаменевшую от страха обезьяну. А мне, что ни говори, удалось отбиться от страха. Пусть за счет бегства от него, но я спасся от захвата им моего разума. Это была не трусость. Здесь в чистом виде присутствовала осознанная необходимость, — Дьявол почувствовал, как из его гордыни начало выползать самодовольство с явным намерением приглушить активную работу его логики банальным самолюбованием разума.

— Тьфу ты! — опомнился он. — Что так рано? Не время, совсем не время впадать в эйфорию собственного величия. Мыслям-то дел невпроворот. Успею еще разнообразно и по разным поводам насладиться гениальными… — ну никуда не мог он деться от любви к своему интеллекту, — …результатами работы своего разума. Пока же, эти результаты призвана выковать, отпущенная в свободное плавание, логика. Цепляй мысли за нее и ищи, ищи и снова ищи верный ответ. Дерзай до тех пор, когда у тебя не останется сомнений, что он окончательный, не подлежащий никаким последующим изменениям. Будущее, которому ты будешь обязан себя посвятить, должно пониматься тобой однозначно, без каких-либо околичностей.

Так! Идем дальше. Значит, крутим тему страха и души, ни на что больше не отвлекаясь. Все остальное сейчас несущественно, — Дьявол не просто чувствовал, а, скорее, осязал всеми нейронами своего разума, что именно за этим понятийным симбиозом укрылось искомое решение его проблем. — Что мы имеем по части страха? Немало. Во всяком случае, его сущность для меня секрета не представляет. Я сам для всего, что содержит в себе добро, объективно являю реальный, не отпускающий от себя страх. Я такой же источник страха для всех, кто остался с Богом, как и САМ ОН для меня и моих клевретов. Стоп! Стоп! Стоп! — внезапно возникшее волнение, что он близок к пониманию чего-то очень важного, заставило Дьявола остановить ход своих мыслей. Ему надо было успокоиться, не дать, нахлынувшему эмоциональному жару, возможности отвлечь разум от мысли, врезавшейся в него, как безжалостный клинок тореадора, наповал поражающий буйную плоть разъяренного кровью быка. Даже не мысли, а вскользь пронесшегося по разуму, слова.