– Сливы, – лаконично откомментировал Мурманцев.
– Что?
– Ему нравятся процессы гниения и разложения на элементы. Я бы сказал, у него наклонности патологоанатома.
– Или Потрошителя.
– Или, – согласился с женой Мурманцев.
Тут в гостиную вошла расстроенная Катя, румянее чем обычно, смущенно теребя одну косу, и доложила, что дворник Никодим просит барина на улицу.
– Что там?
– Посягновение, сказал, – зарделась Катерина и вышмыгнула за дверь.
Мурманцев озадаченно посмотрел на жену.
– Ктото покусился на его метлу?
– Только этого нам не хватало, – закатила глаза Стаси.
Но оказалось, что покусились не на инвентарь Никодима, а на дом.
– Вона, барин, – дворник махнул рукой вверх, – шуруют ахинаторы. Ято их третьего дня еще приметил. Да что сделаешь, ежли забор того.
Мурманцев посмотрел куда показывал Никодим. На скате крыши расположились двое. Слово «шуровали» не вполне точно определяло их действия. Скорее можно было сказать, что они загорают на сентябрьском нежном солнышке. Или исполняют очень своеобразный медленный танец. Они переходили с места на место, замирали на какоето время, подняв лицо кверху или, наоборот, свесив голову. Потом один из них перебрался на другую сторону крыши, а второй чтото ему крикнул. В руках у него была маленькая темная коробочка, и он производил с ней некие действия. Мурманцев узнал его. Это был позавчерашний клетчатый господин с пародийными бакенбардами, только теперь одетый в костюм для спорта. Второй тоже оказался знакомым – Петр Иваныч Лапин собственной персоной, в обтягивающем комбинезоне.
– Эй! – крикнул Мурманцев. Ему полагалось бы сердиться, но его разбирал смех. Ситуация была чрезвычайно комичной, несмотря на то что абсолютно не поддавалась объяснению. – Зачем вы туда забрались? Что вы там делаете? Вам известно, что это частный дом?
Господин с бакенбардами глянул вниз, ничуть не смутившись, но и не ответив. Мурманцев увидел, как он направил в его сторону свою коробочку и держал так с полминуты. Потом повернулся и опять крикнул компаньону. Появилась розовая физиономия Петра Иваныча. Он осторожно сполз по скату почти к краю и тоже посмотрел на зрителей внизу. Мурманцев подумал, что для своей комплекции театральный чиновник чересчур ловок и резв. Он приветливо помахал Лапину.
– Петр Иваныч, спускайтесь от греха, ради Бога. Обещаю, что не позову полицию.
Господин Лапин внимательно посмотрел на него и сказал чтото вроде «Ах!». Потом перекинулся парой фраз с Клетчатым, и они двинулись к боковой стороне дома. Там проходила пожарная лестница. Последний метр ее, раскладной, обычно закрепленный в верхнем положении, сейчас был откинут. Первым спустился Петр Иваныч, проворно перебирая коротким толстыми ногами. Сойдя с лестницы, он стряхнул с рукавов и живота пыль, потом отвесил церемонный поклон, к которому не хватало шляпы, подметающей землю.
– Это были вы, сударь, я узнал вас, – сказал он затем Мурманцеву укоряющим тоном.
– Конечно, это был я, – ответил тот, не собираясь раскаиваться.
Бакенбардный господин спрыгнул на землю, почистил ладони друг о дружку. И молча уставился на него немигающими глазами, в которых не отражалось ровным счетом ничего.
– А теперь, господа, – продолжал Мурманцев, – потрудитесь объяснить нам ваши удивительные маневры. Мы с женой сгораем от любопытства.
Он сделал знак дворнику, который стоял рядом, опершись на метлу, и недовольно разглядывал «посягателей». Никодим хмуро надвинул кепку на лоб и, плюнув всердцах, зашагал прочь. Видно, Мурманцев порушил его мечту отходить «ахинаторов» метлой по бокам, гоня взашей. Мало ли, кто такие, хоть и выглядят поблагородному.
– Мы с Мефодьем Михалычем представляем Общество телепатов Nской губернии, – важно сообщил Петр Иваныч.
Мефодий Михалыч кивнул, подтверждая. В руках он все еще вертел свою коробочку. Мурманцев угадал в ней многочастотный пеленгатор.
– Вот как? У вас даже общество есть? – Мурманцев продолжал забавляться ситуацией.
– Не вижу в этом предмета для иронии, – заявил Петр Иваныч, выпячивая грудь. – Нас с Мефодьем Михалычем и Порфирьем Данилычем откомандировали исследовать вашу аномальную зону. – Он сделал рукой круговое движение.
– Нашу… простите, что? – искренне поразился Мурманцев.
Стаси взяла его под руку и посмотрела со значением.
– Вероятно, господа имеют в виду стечение нелепых обстоятельств, имевших место возле нашего дома?
– Обстоятельств? – Петр Иваныч огляделся, будто хотел воочию увидеть оные обстоятельства. – Нам ничего не известно про обстоятельства. Мы, видите ли, телепаты. Мы существуем в мире мыслительном, а не в мире, где происходят разные события.
– Но при этом любите играть в картишки? – уточнил Мурманцев.
– Ах, что вам наплели про меня! – воскликнул Петр Иваныч. – Все не то! Мы с Мефодьем Михалычем и Порфирьем Данилычем ведем ближнее считывание мыслительного пространства вокруг этого дома. Дело в том, сударыня, – он решил обращаться к более благосклонной Стаси, – что отсюда идет очень мощный телепатический сигнал. Мы должны установить его источник. Скажите нам, в вашем доме имеются телепаты?
– Откуда же мне знать, господа? – всплеснула руками госпожа Мурманцева.
Петр Иваныч и Мефодий Михалыч переглянулись.
– Прошу в дом, господа, – решительно пригласил Мурманцев. – Там и разберемся.
Он увел их в большую гостиную на первом этаже. Стаси ушла наверх и вскоре вернулась со Стефаном. Мальчик на гостей не взглянул, залез на диван и забился в угол.
– Ах, ребенок, – сказал Петр Иваныч и пошарил в кармане. Там обнаружилась большая шоколадная конфета, и он протянул ее Стефану. Тот взял. – Прелестное дитя. Как тебя зовут?
– Его зовут Стефан, – ответил Мурманцев.
И тут же почувствовал внезапную боль в голове. Перед глазами на мгновенье вспыхнул красный цветок. Потом цветок засосало внутрь черепа, и он стал пульсировать там, рождая тошноту.
Мефодий Михалыч поднял к близоруким глазам коробочку пеленгатора и стал жать на кнопки.
Тошнота быстро исчезла, и в голове прояснилось. Так ночной туман растворяется в морозном утреннике. В хрустальной прозрачности сознания зазвенел голос. Он не принадлежал ни мужчине, ни женщине, ни ребенку. Голос снова повторял те же слова, как механическая кукла:
«Фенис. Харим. Антон. Фенис. Харим. Антон. Фенис. Харим…»
Мефодий Михалыч нарушил свое молчание, обращаясь к Петру Иванычу:
– Опять. – И показал на пеленгатор.
Петр Иваныч окаменел лицом, будто хотел определить, в каком ухе звенит.
С Мурманцева лил пот.
Мефодий Михалыч снял с шеи миниатюрный радиоприемник и включил. Комнату заполнил неживой, ровный голос:
– Фенис. Харим. Антон. Фенис…
Стаси смотрела на них по очереди и наконец не выдержала.
– Что происходит, Савва?
Мурманцев прохрипел, показывая на приемник:
– Голос. Это он.
Петр Иваныч мгновенно вышел из своего телепатического транса и, подпрыгнув на месте, развернулся к нему.
– Вы слышите его!
Мурманцеву почудилась в этом восклицании зависть. Голос внутри него умолк, но продолжал звучать снаружи. Мефодий Михалыч только убавил громкость.
– Откуда сигнал? – порывисто бросил ему Лапин.
– Отовсюду. Невозможно определить.
– Я все же не понимаю, что здесь происходит, – сказала Стаси, берясь кончиками пальцев за голову. – Вы что, ловите этот ваш телепатический сигнал на радиоприемник?
– Ах, сударыня, если б все было так просто! – с чувством молвил Петр Иваныч. – Радиосигнал лишь дублирует мыслительный. Мы столкнулись с удивительным телепатическим феном е ном! Теперь вы понимаете, почему нам необходимо обследовать каждого, кто живет в этом доме!
Госпожа Мурманцева нахмурилась.
– Нет, не понимаю. Не понимаю, почему мой дом должен стать какойто лабораторией. Я не позволю вам этого.
Мурманцев не принимал участия в разговоре. Он внимательно смотрел на Стефана и не хотел верить тому, о чем думал. Ребенок, оставленный без внимания, нашел применение подаренной конфете. Сняв обертку, он выводил подтаявшим в руках шоколадом круги на обивке дивана.