– Ну вот. На здоровье.

– Спасибо, милая. – Свен берет стакан и устраивается на стуле поудобнее. – Ну вот. Теперь расскажи мне свою историю, Эндрю.

– Мою историю?

– Снова все надо повторять, да?

– Что вы имеете в виду?

Эндрю уже представляет, как будет рассказывать о странных происшествиях этого дня Саре, той классной девчонке, которую он видел в больнице. «Так вот, этот чокнутый тип по имени Свен сидит в парке один и играет сам с собой в шахматы. Он зовет меня с ним сыграть, выигрывает, а потом ведет меня в „О’Рейлли“. Да, в „О’Рейлли“. И берет мне виски с содовой».

– У каждого есть своя история. Расскажи мне свою. Чем ты занимаешься?

– Я учусь. – Эндрю решает, что виски с содовой ему не нравится.

– Чему?

– Я хожу в старшую школу.

– И что ты там изучаешь?

– Все. Нам приходится учить все. Вы не помните? Вы разве не учились в старших классах?

– Ну, а что тебя увлекает? Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

– Пожарником. Тогда я смогу водить пожарную машину.

– Не надо мне морочить голову.

– Почему вас это интересует?

– Почему бы нет?

Эндрю с трудом заставляет себя не рассмеяться.

– Мне просто не верится. Ну ладно. Мне кажется, что интереснее всего медицина.

– Доктор, значит. – Свен допивает стакан и жестом просит Меган принести еще. – А у тебя крепкий желудок?

– Кажется, да.

– Если собираешься быть врачом, то нужно знать наверняка. – Свен сглатывает. – Желудок должен быть крепким.

– А чем вы занимаетесь?

Секунду Свен смотрит на Эндрю, а потом снова вглядывается в дно стакана. Говорит он медленно, четко выговаривая каждое слово, и жестикулирует свободной рукой.

– Когда-то я был в Японии, и мы выходили в море на рыбачьей лодке. Там было красиво: огромное синее море и небо над океаном, а по вечерам все мерцало огнями.

Он делает еще один глоток, а глаза его смотрят куда-то вдаль.

– Это было много лет назад. Мы выходили в море на маленьких яликах добивать китов. Мы охотились на китов. Я учился говорить по-японски. Бросил гарпун, чтобы добить кита; киту пробило легкие. – Внезапно он изображает, как бросал гарпун. Эндрю вскакивает и придерживает столик. – И тогда умирающий кит хлопнул хвостом и перевернул нашу лодку, и мы все оказались в воде. Кит истекал кровью, барахтался, и к этому месту начали стягиваться акулы. Так вот, большое судно было ярдах в трехстах от нас, и они поспешили к нам, но вокруг нас уже была стая акул. Со всех сторон от нас были эти серо-голубые твари. Мы брали из лодки доски и били их по мордам, но акулы все прибывали и прибывали. Некоторые из них отрывали куски мяса от туши кита, а потом одна из них добралась до меня.

– Значит, вы «Старик и море», – произносит Эндрю. Он разглядывает собеседника, проверяя, все ли у того пальцы сохранились и нет ли у него шрамов.

Свен допивает второй стакан.

– Ну так вот. Она оказалась прямо за мной, и я почувствовал, как она вцепилась мне в голень и, само собой, вырвала кусок мяса. Я отлично помню, как вода вокруг меня потеплела от крови. А потом нас догнало судно, и нас вытащили из воды. Двое других остались невредимыми. Врача на судне не было, поэтому меня отвезли на берег, чтобы попробовать как-нибудь вылечить ногу. А я знал, что это безнадежно. От голени ничего не осталось. На суше меня отнесли к человеку, который считался доктором. На самом деле он был просто садовником, а иногда продавал целебные травы со своего огорода или делал из них снадобья для жителей деревни. А когда он увидел мою ногу, он побежал блевать. Мне повезло: как раз в это время в деревне оказался английский турист, и он оказался куда лучшим врачом. Он меня и вылечил. Вот почему тебе нужен крепкий желудок, если ты хочешь стать хорошим доктором. Ах да, ведь ты и не говорил, что хочешь стать врачом. Ты сказал только, что интересуешься медициной.

Эндрю уставился на него.

– Ну что. Ты мне ничего не расскажешь?

– Вот поэтому вы и хромаете?

– Верно.

– Должно быть, у вас на ноге остался шрам.

Все лицо Свена расплывается в улыбке. Он смакует этот момент.

– Хочешь посмотреть? – Он вытаскивает ногу чуть в сторону от стола и задирает вельветовую штанину. Под ней – металлический протез до самого колена.

– Ой. Простите.

– Так какие предметы ты изучаешь?

Эндрю решает не уточнять, что по некоторым дисциплинам он проходит курс повышенной сложности или занимается по университетской программе.

– Молекулярная биология, английский, математический анализ, история Европы и ладынь, – считает он по пальцам.

– Латынь, а не «ладынь».

– Ну, это не самый мой любимый предмет.

– И кого вы читаете? Цезаря? «Gallia est omnis divisa in paries tres…» [26]

– Нет. Мы читаем Катулла.

– A-а. Боюсь, что из него я ничего не вспомню.

Эндрю бросает взгляд на наполовину пустой стакан своего собеседника.

– Так чем же вы занимаетесь теперь, Свен?

– В Японии песок кое-где совсем черный. Черный как смоль. – Эндрю закатывает глаза, но Свен этого не замечает. – На базарах там можно было купить или выменять все что угодно. Там были такие яркие разноцветные рыбы, фрукты, шелка. А еще можно было пойти в такие места, где девочки выстраивались в ряд, и ты мог выбрать любую, и она вела тебя в дом, делала тебе чай или танцевала, а потом, за пару долларов, с ними можно было остаться на ночь. Они были такие маленькие. Ручки и ножки у них были просто крошечные. – Глаза его снова затуманиваются, а руки дрожат; Эндрю кажется, что Свен весь изголодался. – Ну, мне незачем рассказывать тебе, каково это было. Тебе уже случалось быть с девочкой?

Эндрю достает из кармана джинсов пять долларовых купюр и оставляет их на столе.

– Нет. Кажется, мне уже надо уходить.

– Куда это тебе надо идти? Сядь. Ты ведь даже не допил.

Эндрю смотрит на старика:

– Простите, Свен. Мне пора идти. Но было приятно с вами побеседовать. Может, мы еще сыграем в шахматы.

– Ну ладно. Иди.

Свен делает еще глоток, снова устраивается поудобнее и глядит на картину на стене. Эндрю поворачивается и уходит, а Свен провожает его взглядом.

– Позаботьтесь о старике, – на выходе обращается Эндрю к Меган.

– Не волнуйся, милый, позабочусь.

49

Сразу после ухода Молли Белый Майк получает еще одно сообщение на пейджер. Он его ожидал. Нужно будет продать унцию одному парню, на углу Восемьдесят восьмой улицы и Ист-Энд-авеню. Выходить в такую рань не тянет, но ведь покупают целую унцию, черт возьми, вы же понимаете.

Он берет такси, продает товар и решает пройтись пешком на встречу с другим клиентом, который ждет его на Семидесятой улице. Дойдя по Йорк-авеню до Семьдесят седьмой улицы, он видит стройплощадку, вокруг которой натянута желтая лента. Но кругом нет ни одного рабочего. Ни инструментов, ни грузовиков, ничего. Вокруг вообще никого.

Белый Майк заходит на стройплощадку. Вокруг котлована воткнуты острые металлические штыри, и на них тоже натянута лента; в глубину котлована идет лестница. Котлован хорошо освещен и кажется сухим. Посмотрев в него, Белый Майк собирается идти дальше, но его рюкзак цепляется за один из штырей и рвется снизу. Полиэтиленовый пакетик с унцией травки, лежавший на дне рюкзака, падает и скатывается вниз, в котлован.

– Проклятье. – Вот так история.

Белый Майк смотрит по сторонам и, видя, что кругом никого нет, подлезает под оградительную ленту и спускается по лестнице. В нос ему бьет сильный запах: серный, с примесью запаха сырого бетона. Котлован оказывается вовсе не таким сухим и светлым, как казалось сверху. Через пару футов по обеим сторонам от лестницы уже так темно, что Белому Майку приходится нагнуться и искать пакет с травкой на ощупь. От стен котлована идет пар. Воздух такой влажный, как бывает на улицах летом.

Пока он ищет, у него по ноге пробегает крыса. Это его пугает, но тут он чувствует, что каблуком стоит на пакетике. Майк подбирает его и быстро поднимается по лестнице наверх.