Ледокол звал охрипшим гудком свою стаю. Долгий звук несся над стихающими волнами. А потом затих. Акустик просил тишины. Все нервно замолчали, хотя это акустику и не мешало. Вспомнился Визбор.

Из гнезда тетерева пришло неуверенное «право шестьдесят ревун канонерки…зело слабый». Рубка ожила приказами, ледокол захлопал парусами, поворачивая на новый курс. Мы дойдем. Все дойдем.

Желтоватые, разлохмаченные паруса вплывали в Берингов пролив. Начинался сентябрь 1709 года. Начиналась новая страница в истории. Открыл праздничный обед речью, в которой предложил назвать пролив, поставивший точку нашему тяжелому переходу именем капитана, грудью проложившего нам дорогу. Виват Берингу!!!

Мастера преподнесли мне работающий прототип «однорукого боцмана». До чего же вовремя…!..! Удержался от эпитетов. Похвалил довольных специалистов почти искренне. Корабли гордо шли в проливе, и льдины почтительно расступались перед ними.

Начиналась настоящая работа. Переход был тяжел, да только, он всего лишь поездка на трамвае в час пик из дома на работу — дело непростое, но не основное, главное начинается только на работе. Экипажи конвоя этого пока еще не поняли, второй день корабли гудели от радости и звякающих кружек. Судя по звукам, мужики чокались даже с переборками, а как целовались с фок мачтой, видел лично, так как именно мне пришлось выносить кружку горячей воды и отклеивать от мачты примерзшие губы страдальцев.

Погода держалась хмарная, но умеренная, корабли шли полными курсами на юго-запад, постепенно приближаясь к первой нашей стоянке. Что удивительно, на этот раз мы практически не гадали, куда идти — с нами были карты и описи Чукотки и Камчатки, любовно собранные и проанализированные. Более того, в свите Алексея с нами до Камчатки, шел человек Петра — Владимир Атласов. Император вручил ему титул губернатора Камчатки, с правом наказывать и миловать от его имени.

Не скажу, что идея с губернаторством для этого человека вышла удачной, так как характер у Владимира, свет Васильевича был жестковат — но это уже не наши вотчины, и государю виднее. Единственно, что себе позволил — несколько политинформаций и обсуждение структурного плана взаимодействий губернии и фортов, считай факторий, Северного Пути. Со своей стороны, будущий губернатор Камчатки много и красочно рассказывал про битвы с аборигенами. У меня волосы шевелились. Кто там первый начал, уже не разобрать, но бились много и часто.

После рассказов Атласова в кают-компании пришлось даже несколько лекций устраивать, как нам избежать подобных проблем. Лекции быстро перерастали в полемику, где все тот же Владимир Васильевич утробным басом предлагал всех к ногтю, его поддерживало множество будущих губернаторов Алексея, а мне приходилось логически заканчивать их построения реками крови и оканчивать той самой «тишина, и мертвые с косами стоят».

Дадут эффект наши посиделки или нет, узнаем в ближайшее время, так как конвой потихоньку приближался к Анадырскому лиману.

Первоначальной стоянкой задумывал бухту Провидения. Но Берингов пролив мы находили два раза, в первый раз зайдя в глубокий залив, и потом с трудом выбираясь из него через льды на парусах. После того как мы нашли пролив во второй раз — на радостях по обнаруженному таки проходу, кораблям следовало идти подальше от берегов, в связи с малочисленностью работоспособных и трезвых матросов. Вот мы и дрейфовали по ветру, пока все не пришли в норму, а возвращаться плохая примета — теперь конвой шел к будущему форту Анадырь.

В общей сложности, неделя путешествия вдоль побережья Чукотки обогатила навигаторов картами, а матросов словарным запасом боцманов. Погода не баловала, хоть и не испытывала — но намекала на осенние шторма.

Побережья, наконец, перестали быть бесконечными «столами» с рассыпанными по ним сопками и изогнулись солидными горными хребтами, намотавшими на себя облака.

В Анадырский лиман входили ползком, запустив впереди себя канонерки — мелко тут, особенно в южной его части. Постепенно, берега широкого лимана сблизились, загнав конвой в неширокое устье одноименной реки. Глубины упали до десяти метров, и ледовые корабли бросили якоря.

Рассматривал в бинокль обстановку. Вошли мы в бухту с востока, на запад уходила река, извиваясь в обрывистых берегах. На южном берегу возвышалась большая гора, у подошвы которой можно было рассмотреть стойбище аборигенов. Хоть это и первые люди, что встретились на нашем пути, но сводить с ними близкое знакомство, после рассказов Атласова, желания не имелось. В связи с этим особо внимательно рассматривал северный, то бишь, левый берег. На какой именно берегу был основан Анадырь в моем времени — понятия не имею, но в сложившейся обстановке, левый, северный берег мне показался предпочтительнее — дружить с аборигенами лучше через воду.

Северный берег мог похвастать большим ровным полем чахлых мхов, пересекаемых ручейками, которые обрушивались с невысокого, обрывистого берега небольшими водопадиками. В глубине равнины поднимались горы. Берег напоминал плоский кусок сыра, в котором великан выгрыз несколько полукруглых бухточек. Их то и изучали нынче катера канонерок. Сами канонерки стояли западнее, занимаясь эротическим действием — стягивая друг друга с мели.

Словом, северный берег огорчал. Глубина в бухтах, судя по бредущему по воде у берега морпеху, оставляла желать много лучшего. Выше по реке нам подняться будет сложно, так как и там глубины не шепчут. Единственным местом, где наш конвой сможет подойти к берегу, был второй по счету мыс после небольшого каменного островка на входе в устье реки.

Достоинством мыса можно считать высокий берег, удобный для форта. Недостатком, что он оказывался почти напротив стоянки аборигенов через пролив. Но вариантов особых не имелось, порекомендовал Витусу высаживаться на остром носу мыса с его западной стороны.

Глубины позволили сунуть носы кораблей едва ли не в обрыв берега, оказавшегося немного выше бортов кораблей, что существенно облегчило разгрузку.

Пока на берегу гомонил практически весь состав экспедиции, мы с боцманом присматривали место под кренгование «Авось». Да и «Юнону» стоит посмотреть, тем более мыс действительно мы выбрали удачно. Заглубимся шурфами в берег, вставим в них стальные штанги, и относительно легко завалим корабли с высокого берега. Да и разгружать корабли легко. Улыбнулась нам удача.

Единственно чего не имелось, так это времени. Бухта прикрыла нас от ненастья с моря, но наше время утекало — следующим летом кораблям надо обратно, но перед этим им предстоит намотать не одну тысячу километров по Тихому океану.

С другой стороны, Тихим, океан обозвал Магеллан, умудрившийся проскочить по нему в тот момент, когда боги от удивления потеряли дар стихий. Теперь, особенно осенью на высоких широтах, боги отыгрывались — досконально проверить и починить суда перед выходом в осенние шторма «Тихого» океана, лишним не будет.

Форт Анадырь, на Корабельном мысу, собирался привычно быстро. Плавника на пляжах бухт лежало до обидного мало, и его сбор не отвлек много народа. Зато катера, со свободными экипажами, далеко уходили вверх и вниз от стоянок, составляя подробную карту прихотливых изгибов берегов, бухт и впадающих речек.

Аборигены пока не проявляли желания вырезать десятикратно превосходящие их силы и сидели на своем берегу тихо, наверняка лелея злобные планы. По крайней мере, неугомонный Атласов утверждал это ежечасно. Достал он меня. Отправил на катере к аборигенам группу контактеров с дарами и товарами для обмена. Сам, памятуя, как плохо мне удаются переговоры, остался с канонирами левой задней башни канонерки, хищно поводящей стволами по лагерю потенциального противника.