Глава 17
На вокзал проводить нас прибыл, у меня чуть челюсть не отвалилась, народный комиссар Андреев! Явно, работа Берии. Андрей Андреевич, старый подпольщик, незаметно мне подмигнул и великолепно разыграл сцену прощания с любимым сыном и невесткой. Ему подыгрывала "моя" новая мать. Надавали кучу съестного. "Лаврентий Павлович сказал, что несколько разведок заинтересовалось твоей поездкой, Андрей!" – быстро проговорил АА в процессе прощания. "Берия решил подстраховаться и повысить этот интерес!" – немедленно отозвался Сергей, — Неплохо придумано!" Прощально машем руками из окна вагона, Дора Моисеевна вытирает платочком "слёзы". "Ну, просто семейная трагедия!" – резюмировал Сергей. Я его одёрнул: "не смеши меня! Иначе я не выдержу!" "Всё, всё! Иду гулять с собаками!" Тут у меня выступили слёзы, от смеха, конечно, но лицо я удержал, поэтому получилось довольно натурально. Когда мы закрыли дверь в купе, беззвучно расхохоталась Рита и прошептала мне на ухо: "Ты так!!! вошёл в роль! "Верю!" (Станиславский) В тебе пропадает великий артист!"
— Нет, правда, было очень неожиданно! Но меня всё время разбирал смех! Очень боялся рассмеяться! А как они сыграли! — сказал я.
— У меня просто слов нет! Всё было так натурально! Куда мы денем такую кучу продуктов?
— Саше надо отдать!
— Нельзя! Вдруг кто увидит! Он же даже близко к нам не подходил и делает вид, что нас не знает.
Саша, действительно не подходил к нам всю поездку, только один раз, проходя мимо в конце вагона, сказал мне три слова: "третье купе, дефендзива". Я передал это Маргарите.
Станция "Столбцы". Долго стоим, меняем колёса поезда. После революции, поляки, даже колею, заменили на немецкую. Тронулись, немного проехали и остановились. Стук в дверь, проводник на немецком и ломаном русском объявляет о границе и проверке паспортов. Ещё раз постучали, открыли дверь: лейтенант-пограничник, а сзади красноармеец: "Пограничный контроль, прошу предъявить документы!" Внимательно сличает фотографии, осматривает каждый паспорт. "Счастливого пути!" Через полчаса трогаемся, проехали около километра, все повторяется, но вместо пограничника – польский офицер в конфедератке, а сзади двое в штатском. Берёт паспорта, приподнимает их в левой руке, раздвигает, как карты, и показывает штатским, что оба паспорта – дипломатические! Даже не раскрыв их, подносит два пальца к козырьку, щелкает каблуками и возвращает паспорта, произнося: Serdecznie Witamy. На лицах двух штатских написано полное разочарование! Закрываем двери. Рита показывает куда сесть, и чтобы я расстегнул пиджак. Сама садится напротив, на коленях сумочка, рука в сумочке. "Засыпал к утру, курок аж палец свёл…"(С) До Барановичей доехали без происшествий. И дальше никаких происшествий не было. Поезд шёл быстро и подолгу на станциях не стоял. 10 минут в Варшаве, пять минут в Познани, за Познанью повторилась проверка документов, простояли больше часа, по вагону прошёл проводник: "Граница Рейха!" Высокий полный полицейский в серо-зелёной шинели и фуражке отдал честь, принял паспорта и передал их для осмотра человеку в штатском сзади, обвел глазами купе, но подчеркнуто не наступал на порожек двери, сделал полшага назад в сторону, для того, чтобы проверяющий документы посмотрел на нас. Принял документы от штатского, щелкнул сапогами, отдал документы: "Добро пожаловать в Рейх, господа!" В Берлин приехали довольно скоро. Нас встретил сотрудник Торгпредства. На его машине мы приехали в аэропорт Темпельхофф, довольно быстро прошли регистрацию и вылетели в Лондон на DC-3 авиакомпании Imperial Airways. Через три с половиной часа мы приземлились в Кройтоне. Там нас встретил представитель посольства в Лондоне. Нас поселили в Посольстве. На следующий день с нами познакомился Иван Михайлович Майский. Мы раскланялись с ним в коридоре столовой, он первым протянул руку Маргарите и, после этого, обратился ко мне, хитровато улыбаясь: "Меня известили по поводу вашего приезда, и, хотя я припоминаю, что у Андрея Андреевича и Доры Моисеевны только дочки на выданье, тем не менее, рад познакомиться с его сыном и его очаровательной женой! Всё, что зависит от нашего ведомства, мы сделаем."
И действительно, на причале, в момент, когда г-н Никольс поднимался по трапу, была разыграна сценка прощания с нами с участием самого посла! А он был широко известен в Англии.
Проработав три новых аварийных канала связи, мы, наконец, сели на огромный трехтрубный лайнер. У нас было три дня!!! на то, чтобы познакомится с Никольсом. Лайнер отматывал тридцать миль в час!