— Я рада, что ты согласна со мной. Прислушайся к мудрому совету своей старшей сестры. Звони мне почаще, сестренка. Пока. — Счастливая Эми повесила трубку.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Ник подъехал к дому Матильды Меррис с надеждой, что на этот раз ему не придется стоять под окнами. Дочь Марти очень хотела видеть Оливию Кирнс, но она не сказала, что откажется принять его одного.

Улочка была узкой. Маленькие домики с небольшими газонами жались друг к другу. Двухэтажный каменный дом Матильды был больше и основательнее легких деревянных домишек, натыканных по обе стороны улицы. Но, как и все жилища в окрестности, он выглядел обветшавшим и старым.

Ник сожалел о том, что Лив не смогла с ним поехать, хотя сожаление это не имело никакого отношения к делу Марти Мерриса. В последнее время он мысленно подолгу беседовал с Лив. Он не мог понять, что происходит у него в душе. Одно было ясно: он хотел, чтобы Лив была рядом с ним, и это желание становилось все сильнее и сильнее.

Ник подготовил интересный план интервью с Матильдой, но настроения работать не было. Он любил браться за трудные дела, но сегодня чувствовал себя опустошенным.

С озера дул холодный ветер. От его пронизывающих порывов не защищала даже теплая спортивная куртка. Ник позвонил в дверь. Внутренняя дверь дома распахнулась. Сквозь стеклянные сворки наружной двери Ник увидел женщину. Она была уже в летах, но именно о таких людях говорят: их и годы не берут. Пожилая, но не состарившаяся женщина, была сухощава и высока ростом. Почти такая же, как Ник, потому что, несмотря на годы, не сутулилась. У нее было смуглое морщинистое лицо человека, для которого солнце и ветер не помеха. Длинные седые волосы собраны на затылке в конский хвост. Взгляд проницательных голубых глаз смущал своей прямотой.

Матильда отрыла наружную дверь.

— Если я не ошибаюсь, вы мистер Матсон из «Чикаго пост»?

— Да, мэм, — ответил Ник, не задумываясь употребив по отношению к Матильде уважительное «мэм».

— Молодой леди нет с вами?

— Мне очень жаль, но она не смогла уйти с работы.

— Что ж, входите. — Матильда распахнула наружную дверь, приглашая Ника в дом.

Он стряхнул снег с ботинок и, переступив через порог, остановился, чтобы разуться.

— Оставьте это, — остановила его Матильда, направляясь к лестнице, покрытой старой ковровой дорожкой, и приглашая его пройти за собой. Она была одета в старые джинсы и темно-синюю рубашку, полы которой обтягивали ее худые бедра.

Матильда быстро поднималась наверх, не давая Нику возможности оглядеться, но все же он успел заметить, что комнаты, мимо которых они проходили, больше похожи на музейные залы, чем на жилые помещения. В коридоре и на лестнице по стенам были развешаны мозаичные композиции, сделанные из совершенно невероятных материалов — от яичной скорлупы до осколков разбитых тарелок. Коряги, прибитые озерной волной к берегу, и обломки старой мебели служили исходным материалом для скульптур, изображавших страшных монстров.

На втором этаже располагалась просторная мастерская с застекленной крышей и стеклянными дверьми, ведущими на деревянную террасу, с которой открывался прекрасный вид на озеро Мичиган. Матильда предложила Нику снять куртку.

И с чего он взял, что будет брать интервью у старой, больной женщины? Матильда была достойной дочерью чемпиона.

На одном из скульпторских станков стоял кофейник. На старом кухонном столе из огнеупорной пластмассы лежала упаковка пресного крекера и несколько бумажных салфеток.

— Итак, — лаконично произнесла Матильда, наливая в чашки горячий крепкий кофе. Другая на ее месте спросила бы что-нибудь вроде: «Ну, что там говорят о моем отце?»

Ник рассказал ей о том, что руководство спортивного музея не хочет включать в экспозицию коллекцию главного редактора «Пост», в которую входят вещи ее отца. Ник рассказал ей все без утайки, потому что понял: эту женщину обмануть невозможно.

— Я рада, что ваша подруга рассказала мне обо всем, — с благодарностью произнесла Матильда.

Ник не стал поправлять ее. Мог ли он назвать Лив своей подругой? Нет, она значила для него значительно больше. Он не представлял без нее своей жизни. Но что, если он поклянется ей в любви и верности на всю жизнь и не сможет сдержать своего слова? Что, если их чувства со временем угаснут, как это произошло у его родителей?

Ник поймал на себе вопросительный взгляд Матильды. Он потерял нить их беседы. Это случилось с ним впервые за всю его журналистскую практику.

— Вы приехали ко мне, чтобы узнать, почему мой отец сделал это, не так ли?

Ник кивнул. Он не хотел давить на нее, даже если ему придется вернуться к своему боссу с пустыми руками. Но он надеялся, что Матильда расскажет всю правду о скандале.

Она говорила долго, и Ник ни разу не перебил ее. Матильда столько лет хранила в себе трагедию отца, что долго не могла выговориться.

— Пресса во всем обвинила моего отца. Правда их не интересовала, — с горечью в голосе сказала она. — Он отказывался давать интервью даже в глубокой старости. После его смерти я поклялась, что никому не позволю глумиться над его памятью. И вот я сама состарилась. Пора рассказать людям правду.

Слушая Матильду, Ник отметил про себя, как рано начинает темнеть зимой. Несмотря на не поздний еще час, пространство мастерской заполнили сумерки. Матильда рассказала ему историю о том, как гангстеры грозили Марти Меррису убить его жену и дочь, если он не провалит игру за титул чемпиона.

— Скорее всего, это были только угрозы, но мой отец не сомневался в том, что они убьют нас с мамой.

— Его подкупили? — Ник не мог не задать этот вопрос.

Матильда молчала. Молчание длилось так долго, что Ник уже не надеялся получить ответ.

— Да, — тихо сказала Матильда. — Вам нужны доказательства. Подождите здесь.

Матильда встала, включила свет на лестнице и спустилась вниз. Ее так долго не было, что Ник уже начал беспокоиться, не случилось ли с ней чего, но она вернулась.

— Вот. — Матильда поставила перед ним старую жестяную банку из-под арахисового масла. — Откройте.

Крышка банки покрылась ржавчиной. Нику с трудом удалось открыть ее. Внутри лежало что-то завернутое в старую газету. Ник осторожно взял в руки сверток и начал разворачивать его. Старая газета рассыпалась у него в руках. Это были деньги. Большая пачка старых банкнот, скрепленная резинкой.

— Это подкуп? — спросил Ник.

— Да. Отец не потратил ни цента из этих денег. Он не воспользовался ими даже тогда, когда потерял работу и, ему приходилось батрачить сезонным рабочим, собирая фрукты в садах соседей.

В этот момент Ник еще раз пожалел о том, что работает без фотографа. Он должен был взять с собой фотографа.

— Мне нужно сфотографировать это, — сказал он Матильде.

— Пожалуйста. Сейчас я принесу фотоаппарат, — спокойно произнесла она.

Ник начал было объяснять ей, что это должны быть профессиональные фотографии, но женщина перебила его.

— Кроме всего прочего, я еще и профессиональный фотограф, — криво улыбнувшись, сообщила она. — Жизнь многому научила меня. Этот дом я купила на гонорары за фотографии озера Мичиган. Я сделаю вам фото.

Матильда делала снимки, пока не кончилась пленка. Она даже позволила Нику сфотографировать себя вместе с этими деньгами и банкой. Ник уходил из дома Матильды с материалом для лучшей статьи в своей карьере спортивного журналиста, с фотопленкой и ощущением того, что теперь у него появился еще один друг.

Над этой историей почти семьдесят лет висела завеса тайны. Теперь Ник должен рассказать о ней людям.

Возвращаться домой в темноте по скользким дорогам ему не хотелось. Он решил переночевать в Сент-Джозефе и направился в мотель «Блоссом», радуясь тому, что заранее заказал там номер.

Лив ушла с работы пораньше. На электричке она доехала до станции «Розель» и села в припаркованную там машину. Но вместо того, чтобы поехать домой, вернулась в Чикаго. В вечерние часы улицы были переполнены транспортом. Ей сказали, что до озера Мичиган можно добраться за два часа. Но, пожалуй, это был слишком оптимистический прогноз. На дорогах было множество пробок, и ко времени, когда движение стало свободнее. Лив уже серьезно сомневалась в правильности принятого решения.