– Простите?…

– Да?

Вздрогнув от неожиданности, Софи не просто произносит, а почти выкрикивает это «да».

– Думаю, мы с вами знакомы. Помните Вупперталь? Столько лет прошло… Лукиан. Твой бывший сосед! Ты меня помнишь?

– Ах… да…

Приоткрыв рот от удивления, Софи лихорадочно роется в памяти. Лукиан. Да, она припоминает. Беллетрист с оппортунистическим уклоном. Люк. Букет цветов. Глинтвейн и видеоарт.

– Ты узнал меня? Я думала, меня уже никто не узнает…

Глаза Софи спрятаны за темными очками, с короткой стрижкой она распрощалась – ее длинные осветленные волосы струятся пышными локонами, а челка почти касается бровей.

– А ты не хочешь, чтобы тебя узнавали? Специально маскируешься?

Кажется, Софи не совсем поняла этот вопрос – она смотрит рассеянно.

– Что?

– Я наблюдал за тобой некоторое время. Ты постоянно оглядывалась по сторонам.

– У меня действительно было такое чувство, что за мной наблюдают. Но я не имею в виду тебя.

– Вот как? У тебя какие-то проблемы?

– Да, мои дела не очень хороши, это правда, А ты все еще работаешь редактором?

– Время от времени. Как-то держусь на плаву. А ты?

– Так. Выживаю.

– О-о…

– Ничего, все в порядке. Ты покажешь мне свою квартиру?

– Мою квартиру? – поднимает брови Лукиан.

– Ты хочешь поговорить со мной или нет?

– Конечно, хочу. Без вопросов.

– Напиши мне свой адрес, – Софи протягивает ему картонный кружок, который кладется под стакан пива, – и я приду. Сегодня вечером.

Лукиан слегка сбит с толку, ведь поговорить можно и здесь. Но Софи шепчет, что не хочет впутывать его ни в какие истории и позже объяснит ему все. Сегодня вечером.

Об этом разговоре Луки сообщил мне по телефону. Я ничего не имел против. Пусть делает что хочет, мне все равно. Про себя я проклинал его самоуправство, но это было лишь поначалу, а потом мне действительно стало безразлично. Нет, конечно, не совсем безразлично, но такой поворот был меньшим из зол. Честно говоря, я думал, что он восстановил контакт с ней гораздо раньше, и обрадовался по меньшей мере тому, что Лукиан посвятил меня в свои планы.

В тот же вечер Софи Крамер переступает порог квартиры Лукиана на Принценштрассе.

– Так здорово, что мы с тобой опять встретились! – улыбается Лукиан и помогает гостье снять видавшее виды пальтишко с каракулевым воротником.

Противница придворной галантности, Софи недовольно отталкивает руку Лукиана, но, впрочем, тут же извиняется за свою резкость:

– Прости. Наверное, я произвела на тебя странное впечатление…

– Ты всегда производила на меня странное впечатление. В лучшем смысле этого слова.

– Спасибо. У тебя есть что выпить?

– Что предпочитаешь?

– Вино.

– Как насчет красного итальянского?

Лукиан откупоривает бутылку высококлассного «Примитиво Пулия» и считает, что у Софи не должно возникнуть никаких лишних мыслей по поводу его цены – ведь на этикетке как-никак написано «примитиво»…

Софи со вздохом падает на диван. Жестом человека, попавшего в очень затруднительное положение, глубоко запускает пальцы в волосы.

– Мне кажется, что я могу доверить тебе кое-какую информацию. Правда, Люк? Ты ведь не работаешь на полицию?

– Конечно, нет.

– А на шпрингеровскую прессу?

– Тоже нет.

С некоторым облегчением Софи подносит бокал ко рту и выпивает вино залпом, не выражая никаких, даже мимолетных эмоций по поводу качества.

– Хольгер лишил меня всех полномочий. Он сейчас живет в моей квартире, поэтому я не люблю находиться дома. Все очень сложно. Каждый месяц Хольгер получает чек откуда-то из ГДР. Я выяснила это случайно, когда копалась в его вещах, но, поверь, безо всякого дурного умысла.

– Кто такой Хольгер?

– Своего рода… председатель марксистско-ленинской фракции. Мой друг погиб в прошлом году, но Союз продолжает пользоваться моей квартирой.

Лукиан делает непонимающее лицо.

– Они обращаются со мной как со скотиной. Понимаешь, Социалистическому союзу немецких студентов грозит раскол, и Хольгер возглавляет фракцию радикалистов, готовых к применению силы. С момента покушения на Дучке пацифистам у нас делать нечего. Хольгер уютно устроился в моей квартире, а со мной никто не считается. Мой дом теперь похож на пансион, квартирой пользуются при первой необходимости.

– Кто пользуется?

– Тебе не нужно этого знать. Подумай хорошо, сам догадаешься.

Лукиан кивает, его взгляд преисполнен сочувствия и озабоченности.

– Знаешь, как мне все осточертело? Я даже хотела вернуться к своей прежней работе, но никто не рискует брать воспитательницей бывшую активистку. Я стопроцентно уверена, что мой телефон прослушивают. Я просто не могу больше находиться в той квартире. Кстати, Олафа повязали, а все потому, что он не удержался и стянул тот идиотский меч короля Артура…

– Меч короля Артура?… А кто такой Олаф?

– Конечно, он все отрицал, пытался свалить всю вину на Генри…

– Генри?…

– Это мой друг, который погиб. Попал под автобус. У него были свои недостатки, однако подобного конца я и врагу не пожелаю. Такая страшная, кровавая смерть… Вообще-то мне не надо пить красное вино… Так, о чем я? В общем, с той самой поры, как погиб Генри, фараоны держат меня под колпаком… Я не знаю, как мне жить дальше. Мне угрожают, что, если я буду возникать, меня повесят.

– Кто угрожает? Полиция?

– Нет, мои товарищи.

– Хорошенькие товарищи.

Софи рассказывает о противоречиях в рядах студенческого Союза, где разворачиваются баталии между сторонниками Кастро и Мао, троцкистами, ленинистами, анархо-синдикалистами и приверженцами Маркузе. [28]О дебатах на тему эмансипации и о своей деятельности в Комитете освобождения женщин. Она говорит о том, как много среди революционеров грязных мачо, настоящих дикарей, сексуально разнузданных алкоголиков. Женщин, пропагандирующих отказ от насилия, эти сегодняшние бурши не воспринимают всерьез и презрительно называют воспитательницами. Некоторые даже стали заниматься всякой нелегальщиной, лишь бы завоевать признание мужчин. Кругом махровые эгоисты, которые прикрываются флагом революции, а на самом деле представляют собой совершенно гнилые натуры. Когда в мае этого года в Париже выступали студенты, казалось, что до смены власти рукой подать, но эти мечты так и не сбылись, и с ними придется подождать до лучших времен. А все потому, что в самый решающий момент не было единства, а одни лишь споры и разногласия, и вот теперь буржуазия берет реванш. Это какой-то кошмар!

Софи считает, что рабочий класс давно уже потерян для социалистического движения, но никто не разделяет ее точку зрения. Подобное мнение слывет пораженческим и считается почти таким же преступлением, как сомнения в победе Гитлера при нацистах. Идиотское вторжение русских в Прагу отрезвило многих, пробудило от сладкого сна наяву. Проблема еще и в том, что она слишком стара для этого поколения, слишком отягощена жизненным опытом. Иногда хочется бросить все и убежать куда глаза глядят, куда-нибудь на край земли. После этого откровения бутылка вина становится пустой.

– Ты действительно хочешь уйти?

– Я и сама не знаю. Сначала я думаю так, а потом мне кажется, что еще не все потеряно, все как-нибудь утрясется. Ведь есть же у меня ангел-хранитель, что наблюдает за мной с небес.

Ангел-хранитель? Что конкретно он имеет в виду?

– Пожалуйста, приведу пример. Полгода назад я совершенно села на мель и уже собиралась искать место продавщицы, все равно где. И тут в мою дверь звонит распространитель лотерейных билетов. Представляешь? Такой лотерейщик с сумкой на животе, они сейчас встречаются очень редко. Он стоит, смотрит на меня и улыбается во весь рот. Не проходите мимо своего счастья, прекрасная леди. Билетики всего по марке! Денег у меня было кот наплакал, я даже не знала, смогу ли купить себе что-то на завтрак. Но он смотрел на меня таким умоляющим взглядом… И я купила билет. Только вообрази себе: я выиграла десять тысяч марок! Счета в банке у меня не было, поэтому на следующий день явился человек из лотерейного общества и принес мне маленький чемоданчик наличных… К счастью, Хольгера не было дома.