Ребята были спортивные, закаленные, но снег лежал неровно. На продуваемых ветрами участках он был плотно сбит и пружинил под ногами, а кое-где достигал метровой глубины, и там движение группы замедлялось. То и дело кто-то падал, ему помогали подняться.

         - Я больше не могу… - выдохнула Люда. – Всё… Правда, всё…

         Марат и Коля подхватили ее, но и они выбились из сил.

         - Товарищи, еще чуть-чуть! – Долотов показывал куда-то вперед. – Вон дерево! Большое! А вокруг маленькие! Сделаем костер!

         Действительно, впереди чернел довольно высокий кедр, окруженный низкорослыми пихтами, елями, чахлыми березками.

 

 - А лавина? – нервно оглянулся Донченко. – Она сюда не докатится?

         - Навряд ли. – Зайцев остановился, прикидывая расстояние. – Километра полтора пробежали. Там и снега-то столько нет, на горе. Но здесь оставаться нельзя. Открытое место, ветер доконает.

         - Максим, а когда можно будет назад вернуться? – спросила Зина, переступая с ноги на ногу. – Мы же в одних носках…

         Пока бежали, холодно никому не было, а сейчас начинало пробирать не на шутку.

         Зайцев покачал головой:

         - Пока метель не стихнет, нельзя. Надо до света докантоваться. Тогда видно будет, что это – лавина сошла или просто снежный навал.

         Очень Игорю Долотову не понравилось, что Зина спросила не его, а Зайцева.

         - Не стойте! – приказал он. – Тащите хворост!

         - Как ты в пургу костер разожжешь? – спросил кто-то.

         - Разожгу.

         Голыми руками, обдираясь в кровь и не чувствуя этого, потому что пальцы онемели от холода, ребята наломали сучьев. Ловкий Лебедев вскарабкался на кедр, трещал там  ветками.

         - Встали плотно, заслонили меня! – Долотов накрылся с головой курткой, поколдовал. Над землей затрепетало пламя. Затрещало,  поднялось. По снегу побежали черно-красные тени.

         - Есть! Греемся!

         Но едва живая стена расступилась, ветер прижал костер к земле, разодрал на искры. Алый язык лизнул Юру Криворученко, тянувшего к огню руки, по штанине – и ворсистая ткань вспыхнула. С криком Юра повалился на снег. Пламя сбили, но вся голень была обожжена.

         Стонал Криворученко, правда, недолго. Холод – отличное обезболивающее.

         Сели с наветренной стороны, прикрывая телами костер. Так он не гас, но и проку от него было мало – метель уносила все тепло прочь.

         Мороз был не меньше тридцати. Через несколько минут Зайцев крикнул, заглушая свист пурги:

         - Нет, орлы, так дело не пойдет! Перемерзнем на хрен. Уходить надо от ветра!

         - Куда уходить?

         Он встал.

         - Я этот кедр помню. За ним овражек был. Укроемся. Вниз елок подложим, сверху лапником накроемся. Собьемся в кучу, авось до утра продержимся.

         - А костер? – вскинулся Долотов. - Бросим?

         Они заспорили.

         - Хочешь тут околевать – твое дело! – махнул Зайцев. - Кто со мной елки ломать?

         - Я. Хоть согреюсь, - сказал Шмит.

         - И я, - поднялся Копцов.

         Игорь попробовал их остановить:

         - Не слушайте вы его! Только силы зря потратите.

         Но трое ушли, исчезли во тьме. Через минуту оттуда раздался хруст и треск.

         - Игорь, мне все кажется, будто на нас из темноты кто-то смотрит... - дрожа сказала Зина.

         - Ерунда.

         Долотов поднес к лицу окоченевшие Зинины руки, пытался согреть их дыханием. Но дыхание было холодным.

         Никто уже не разговаривал. Сидели съежившись. Обожженный Криворученко лег на бок, свернулся калачиком.

         - Не спи, Юрка! Не проснешься! – потеребил его Донченко. Оба Юрия были закадычные друзья.

         - Игорь, мы погибнем? – спросила Люда.

         - Перестань, - сердито ответил Долотов. – Люди на фронте не такое выдерживали. Мне отец рассказывал, как в Финскую…

         - Эй, доходяги, околеете! Айда с нами!

         Из мрака к костру вышел Зайцев. Он держал на плечах  две молодые пихты, был весь облеплен снегом, усы заиндевели, низ лица будто оброс белой бородой. Дед Мороз да и только.

         - Я пойду… - Люда с трудом встала. – Извини, Игорек. Не могу здесь… Страшно.

         Он ничего ей не сказал. Не ответил и Зайцеву. Долотову и самому уже было ясно, что долго на ветру не продержаться, однако признать правоту инструктора не позволило самолюбие.

         Когда Максим с Людой ушли, Игорь поднялся. Прикрыв ладонью глаза, посмотрел назад, в сторону оставленной палатки.

ЧАСТЬ III 

 

 - Смотрите, кто это?!

         Долотову показалось, что сквозь пургу белеет странный – то ли размытый, то ли растрепанный силуэт, нечто среднее между человеком и медведем. Игорь зажмурился.

         Остальные тоже обернулись, но склон был пуст: внизу снег, поверху черно-серая муть.

         - Померещилось…, - смущенно пробормотал Игорь. – Ребята, надо к палатке возвращаться. Рискнем. Иначе пропадем тут…

         Криворученко сказал:

         - Я не могу. Ногу не чувствую. Совсем…

         С ним остался второй Юра, Донченко. Договорились, что они будут жечь костер, а трое остальных поднимутся наверх, оденутся и вернутся на лыжах, с теплыми вещами и спиртом.

         - Держитесь, ребята, - сказал Долотов. – Мы постараемся быстрее.

         Но подниматься было гораздо труднее, чем спускаться. Сил осталось мало, окоченевшие мышцы не слушались, а встречный ветер бросал в лицо снежную труху, слепил, валил с ног.

         Первым во мгле потерялся Марат Лебедев. Он сбился, взял правее, чем нужно. Несколько раз падал и поднимался. Наконец упал – и больше не встал.

         Добрынина и Долотов какое-то время держались вместе, но вот Зина на несколько шагов отстала – и уже не увидела Игоря. Кричать она не могла, сел голос. Девушка пригнулась к самой земле, побрела дальше одна.

         Игорю Долотову не повезло, он соскользнул в снежную яму. Еле выкарабкался, потратив на это остаток сил. Кое-как проковылял сотню метров. Потом полз. Замер. Несколько минут шевелился. Перестал.

         Так уж вышло, что Зина Добрынина, самая хрупкая в группе, поднялась выше всех. (Поисковики потом найдут ее замерзшее тело всего в пятистах метрах от палатки).

Несколько часов спустя метель начала стихать. В рассветных сумерках по склону, словно бесплотный призрак, заскользила бесформенная белая фигура (та самая, которую увидел сквозь метель Игорь  и решил, что примерещилось).

Выглядела она как-то так

Это был не призрак и не снежный человек – просто человек. Он быстро и легко перемещался на коротких широких лыжах, обшитых особым материалом. Такие лыжи не оставляют на снегу следов.

         Неизвестный остановился над Зиной. Проверил пульс (его не было), профессионально ощупал одежду покойницы. Двинулся дальше. Так же быстро обыскал Марата и Игоря.

         Два Юрия, неподвижно лежавшие у давно погасшего костра, тоже задержали белого человека ненадолго.

         Зато у оврага, из которого слышались тихие голоса, неизвестный замер. Упал, слился со снегом.

         Люда, Коля и Саша правильно поступили, когда послушались опытного инструктора. Они вырыли глубокую яму на дне овражка, накрыли снег срубленными елками. Ветер сюда не попадал, лапник давал какую-никакую защиту от холода. Все четверо сильно замерзли, но были живы, и ничего себе не отморозили.