— Эрих — опасный человек.

— Я это понял. Но вы высказываетесь очень общно.

— Нет времени на подробности. Нам надо возвращаться наверх, — говорит женщина.

— Почему так быстро? Или Томас тоже опасный человек?

— Оставьте шутки. И если вы не совсем утратили здравый смысл, подумайте над тем, что я вам сказала.

— Вы мне все-таки потрепали нервы, милый, — заявляет Мод, когда мы наконец оказываемся на улице и направляемся к гостинице.

— Вы мною недовольны?

— Наоборот, вы превзошли все мои ожидания! Не понимаю только, зачем было переигрывать и ставить переговоры на грань срыва.

— Зачем? Да Томас не поверил бы, что я торговец, если бы я сразу же принял его условия.

— Вы заставили даже меня поверить в то, что вы торговец.

— Неужели вы до сих пор сомневаетесь?

— Честно говоря, да.

Мы идем, погрузившись каждый в свои мысли, и наши шаги отзываются эхом на пустой улице. Хорошо, хоть мысли мои беззвучны. Если бы дама сейчас их услышала, с нее сразу слетела бы вся сонливость.

О чем я думаю? Миллионы разных мыслей. О том, что у Томаса вблизи довольно-таки жалкий вид, что Сандра не безразличная наблюдательница игры, что Эрих по непонятным причинам имеет все шансы быть устраненным, что ход операции снова не совпадает с планом Сеймура, что это расхождение он особенно почувствовал после сюрприза, который ждет его, — моего неожиданного бегства, что Мод выглядит уставшей.

— Вы были на высоте, Альбер, — говорит она.

— Мне приятно это слышать.

— Да, вы в самом деле были на высоте… Но, несмотря на это, план сорвался.

— На какой стадии?

— Райен… — бормочет она. — На стадии Райена…

Да, по воле Томаса Райен в самом деле остается вне игры. И в то же время Сандра пытается отстранить Эриха. Что же тогда остается? Остается только Томас. Лично для меня этого вполне достаточно. То есть было бы достаточно, если бы я имел намерение вести дальше эту игру, цель которой мне совсем неизвестна.

6

Сегодня намечается такой же день, как и предыдущие. Из окна гостиницы виден знакомый, уже надоевший пейзаж — залитая солнцем площадь и темная громада кафедрального собора на фоне белесого летнего неба. Группы туристов уже собираются около церкви и магазинов сувениров.

В дверь настойчиво стучат. Это, конечно, Мод, привлекательная в сером платье с большими фиолетовыми цветами.

— Извините, Альбер, но через полчаса меня будет ждать Франк, а я должна бежать на другую встречу. Хорошо было бы, чтобы вы составили ему компанию, пока я возвращусь. Потом пойдем куда-нибудь обедать.

— Почему же нет, дорогая? Вы же знаете, мое хобби — составлять кому-то компанию!

— Этого я не знала, но думаю, что лучше начинать день улыбкой, чем насупленным видом, — ласково отвечает дама. И, чтоб дать мне повод улыбнуться, добавляет: — Думаю, что после встречи, которая меня ждет, развитие событий значительно ускорится.

Старая песня. Развитие событий ускорится… еще несколько дней… чувствуйте себя как на каникулах.

Верните мне мой старенький БМВ, а потом, если хотите, ускоряйте себе события!

В конце недели гостиница «Европа» переполнена, а в другие дни почти пуста. Спускаясь вниз, чтоб встретить Франка, я нахожу его в безлюдном холле. Франк выслушивает мое объяснение, одобрительно кивая головой, после чего замечает:

— Ну если надо подождать, то пойдем в ресторан. Я заметил, что в ресторане время проходит значительно быстрее, чем в таком нудном месте, как этот холл.

Он решительно поднимается, но в этот момент отзывается девушка-администратор:

— Ресторан закрыт, господин.

— В таком случае дайте нам что-нибудь выпить.

— Пожалуйста. Чего вы желаете?

Мальчик из буфета приносит нам напитки. Франк опускает губы в запотевший стакан, довольно причмокивает и замечает:

— Вот видите, из всякого положения можно найти выход.

Он пристально смотрит на меня маленькими хитрыми глазками и добавляет:

— У меня такое предчувствие, будто вы уже нашли выход. — И, игриво погрозив пальцем, продолжает: — Не возражайте. Я понял, что наша Мод работает на вас.

— Мне кажется, что…

— Ничего вам не кажется, — обрывает меня гость. — И вам ничего не надо мне объяснять. Я не из тех, кто вас будет упрекать за это.

Франк отпивает немного из стакана и словно вскользь говорит:

— Оружие! С таким товаром никогда не будет застоя!

— Не говорите. Если переговоры о разоружении когда-то все-таки дойдут…

— Сказки, дорогой мой, пустые разговоры. Можете ли вы мне привести пример из истории человечества, чтоб кто-то когда-то разоружился?

Черные глазки смотрят на меня насмешливо, будто ждут ответа, а я смотрю на стакан с виски и на два маленьких айсберга, что плавают в желтой жидкости.

— Оружие — это первое, что создал человек, и, наверное, будет последним, — гундосит Франк, протягивая руку к стакану.

— Думаю, что все-таки сначала человек создал орудия труда.

— И ошибаетесь. Между орудиями и оружием нет никакой разницы. Камень или дубинка использовались прежде всего не для труда, а для убийства. Разве вы не помните: «И сказал Каин брату своему Авелю: пойдем в поле. И, придя в поле, Каин набросился на своего брата и убил его. И спрашивает господь Каина: „Где твой брат Авель?“ — А тот отвечает: „Не знаю, я не сторож брату своему“. Первое убийство и первая ложь. Ложь! Это очень важно в данном случае, очень.

— Важнее, чем убийство?

— Да, даже чем убийство. Ложь свидетельствует, что человек хорошо понимал суть того, что сотворил, и поэтому пытался скрыть свой поступок. Именно в этом и состоит преступление. Животное не имеет моральных критериев, оно убивает из биологической необходимости. А человек убивает, пренебрегая собственными законами или законами своего бога, — это одно и то же. Преступление, дорогой мой, рождается одновременно с человеком. Его сотворил, развил и усовершенствовал сам человек, а не кошка. Таково содержание и такова суть всей истории человечества.

— А вы смотрите на мир довольно пессимистически, — говорю я, покачивая в пальцах стакан с двумя айсбергами.

— На мир — возможно, — кивает он. — Но не на бизнес. Ведь ваш бизнес базируется именно на этой механике: пока существуют люди, будут и преступления, а для преступления необходимы инструменты. Оружие! Дорогой мой, все грабежи, резня, войны, прежде чем воплотиться в жизнь, разыгрывались в чьем-то воображении. Если они не вызревают как замысел, то вряд ли перерастут в действие. Суд старается установить: умышленное преступление или нет. В политике такое исследование излишне. Любое политическое злодеяние — умышленное, и, прежде чем стать преступным актом, оно было преступной мыслью. Если в данный момент где-то в мире возникает кризис или военное столкновение, можете держать пари, что этот, казалось бы, случайный инцидент был хорошо продуман.

— Мне кажется, что вы немного отклонились от маршрута, — замечаю я и тянусь к стакану.

— Наоборот, я иду прямо к цели, — возражает гость, также беря свой стакан. — Эволюция оружия может произойти не количественным нагромождением, а приобретением нового качества. Человек творит не только мускулами, но и мыслью, следовательно, и оружие тоже надо направить против мысли. Понимаете?

— Нисколько.

— Дух — вот сфера нового оружия, дорогой мой. Дух! Спирит! — с пафосом провозглашает Франк.

— Спирит! — подтверждаю я, беря бутылку. И, пронзенный внезапной догадкой, добавляю: — Операция «Спирит»!

— Вам и об этом известно! — с ноткой разочарования в голосе говорит краснощекий. И чтоб показать мне, что он тоже в курсе, уточняет: — К вашему сведению, это не операция, а целая программа.

— Я слышал, — подхватываю я.

— Программа уже выполняется.

— Вы меня пугаете, Франк.

— Почему? Что же страшного в моих словах?

— А то, что это означает конец общеизвестного оружия. А конец общеизвестного оружия…