— Вы имеете на него влияние, Питер. Если кто-то еще может повлиять на этого старика, так это вы.

— Сомневаюсь.

— Поверьте мне. Я знаю Дрейка лучше вас. Вчера он смотрел на вас с подозрением, завтра может вас убить, но сегодня ваша звезда стоит высоко. У него всегда так. Он вечно носится с каким-нибудь любимчиком, которого запросто может отправить к дьяволу. В каждую данную минуту у него есть любимчик. Сейчас этот любимчик вы, Питер. Не знаю, надолго ли вы сохраните за собой это место, не знаю, чем вы заслужили его расположение, но пока место любимчика за вами. И я прошу вас мне помочь.

— Каким образом? — интересуюсь я и закуриваю, чтобы не отвлекаться посторонними картинами. (Надо сказать, что прелести Бренды не настолько потрясающи, как она думает. На мой грубый вкус, она далеко уступает даме, живущей по ту сторону Черинг-кросс. И все же трудно сохранять полное хладнокровие, когда молодая интересная особа раздевается перед тобой, чтобы поговорить о серьезных материях, да еще без устали сменяет позы. Бренда явно решила раскалить меня до последнего градуса, чтобы получить то, что ей нужно: она, как женщина искушенная, знает, что трудно добиться чего-нибудь от мужчины, уже получившего запретный плод.) — Вы могли бы восстановить хорошее отношение Дрейка ко мне, Питер, — тихо произносит она и поднимает руку.

— Нет, не перебивайте. И поймите меня правильно: я говорю не о чувствах. У этого ужасного человека никогда не было сердца, а его сексуальные потребности угасают, но я уверена, что он в вашем присутствии болтает разные нелепости по моему адресу… я знаю его привычки… и вы в состоянии успокоить его или, наоборот, еще больше восстановить его против меня. Вы могли бы тактично внушить ему, что если я уже не нужна ему как женщина, то все равно могу быть хорошим советчиком. Это ему и так прекрасно известно, но в последнее время он стал об этом забывать…

— Почему же, конечно, — бормочу я. — Но вы преувеличиваете мое влияние на мистера Дрейка.

Мисс Нельсон явно недовольна моим уклончивым ответом, она переходит в атаку, то есть начинает снимать с себя белье.

— За несколько дней вы могли бы переломить настроение этого ужасного человека, Питер, — настаивает она. — А это жизненно важно как для меня, так и для вас. Рано или поздно ваша счастливая звезда закатится, и тогда вам будет очень нужен верный союзник, Питер. А таким союзником могу быть только я.

Продолжая раздеваться, Бренда подыскивает новые аргументы.

— Послушайте, Питер! Мы с вами можем зажать старика в такие клещи, мы можем стать сильнее его. Он зол, жесток, бесцеремонен, но он легко поддается влиянию. Кроме того, Дрейк питает слабость к виски. Если он дальше будет так пить, Дрейк-стрит в недалеком будущем может превратиться в Бренда-Питер-стрит.

— Не хочу вас огорчать, но таких амбиций у меня нет, — вставляю я.

Кажется, моя фраза звучит холоднее, чем нужно. А может, я смотрю безучастнее, чем хотелось бы хозяйке будуара. Неприятно пораженная, она застывает на месте и пристально смотрит на меня.

— Может, у вас нет и желания жить, Питер?

— Нет, этого я не сказал. Просто мои планы на жизнь гораздо скромнее ваших.

— То есть?

— Я не мечтаю о собственной улице. С меня хватает приличного жалованья.

— Не понимаю, — ледяным тоном произносит дама.

— Не нужно, Бренда, — добродушно укоряю ее я. — Разговор у нас с глазу на глаз, и понять меня нетрудно. Ведь вы сами едите не из одной кормушки, правда? И кроме того, что вам дает Дрейк, получаете кое-что и от Ларкина?

— Это вы придумали, чтобы устранить и меня? — говорит Бренда, слегка повысив тон.

— Мы говорим без свидетелей, — напоминаю я. — И я вовсе не собираюсь вас устранять, как не собирался никого устранять и раньше.

— И это вы называете откровенным разговором? — Бренда смеется злым смехом. — А Майк? А Джо? Ведь это вы свели с ними счеты, Питер!

— Вот не думал, что вы станете рассуждать, как квартальная кумушка, — безучастно произношу я.

— Но если история с Майком меня не касается, то убийства Джо я никогда вам не прощу, будьте уверены. Особенно теперь, когда вы, кажется, намерены и меня убрать с дороги.

— Вы бредите. Или переигрываете. И поскольку мы действительно говорим откровенно, не надо меня убеждать, будто вам был так дорог этот мальчишка, которому вы изменяли вот в этой самой комнате так же, как изменяли Дрейку.

— Замолчите! — кричит она мне в лицо с такой страстью, которой я у нее не подозревал. — Вы ничего не понимаете! Замолчите и не суйтесь куда не надо! Этот мальчишка, как вы его называете, был для меня моим мальчиком, а я была для него и любимой, и матерью. Он меня боготворил, если вы знаете, что это такое. По-настоящему боготворил… А каждой женщине надо, чтобы ее кто-то боготворил…

— Пожалуйста, пусть боготворят, — уступчиво говорю я. — Только без моего участия.

— А вы… вы… — Бренда задыхается от злобы, — вы просто циник… бездушный убийца… Вы палач, даже если его убили не вы, а другие… благодаря вашим гнусным намекам… а теперь вы собираетесь то же самое проделать со мной…

— Сядьте и возьмите сигарету, — предлагаю я ей пачку «Кента». — И успокойтесь.

Но дама, отпрянув от меня, хватается за сумочку, брошенную на диван, — очевидно, она предпочитает сигареты другой марки. Вместо сигарет она достает пистолет. Деликатного вида «браунинг», шесть на тридцать пять, при помощи которого она спокойно может послать меня к Райту.

— Я вам не Джо, милый мой! И не Майк! И не дурочка с Дрейк-стрит! И в третий раз ваш номер не пройдет!

— Успокойтесь! — уже грубо заявляю я. — И образумьтесь, если только у вас есть ум. Неужели вы не понимаете, что, убив меня, вы убьете и себя? Дрейк не простит вам этой шалости!

— Не только простит, но и поблагодарит меня! — шипит Бренда. — Есть еще мужчины, способные восхищаться женщиной, отстаивающей свою честь!

Не знаю, вправду ли она решила убить меня или просто пытается вырвать угрозами то, чего не вырвала соблазном. На всякий случай я готовлюсь отразить удар уже привычным приемом — придется запустить в нее столом, не считаясь с уроном, который будет нанесен стеклянной посуде.

Так я и делаю в ту минуту, когда Бренда нажимает спуск.

Прозвучавший в комнате выстрел не громче звона разбитых стаканов и грохота упавшего стола. Единственный выстрел. Потому что некий субъект, появившийся за спиной дамы, с такой силой выкручивает ей руку, что «браунинг» падает на пол.

— Вы оторвете мне руку, Билл, — стонет Бренда, узнавшая пришельца.

— Я вам оторву голову, дорогая, — спокойно поправляет ее рыжий. — Но всему свое время.

Он безучастно окидывает взглядом разгром, вызванный моим контрударом, потом его взгляд останавливается на любимой женщине.

— Значит, вы все-таки показали ему свой коронный номер, дорогая? И потерпели фиаско? Плохи ваши дела, милая моя, раз вы не сумели вскружить голову такому невинному младенцу, как Питер.

С брезгливой гримасой рыжий отворачивается от Бренды и соучастнически подмигивает мне:

— Питер, проверьте, пожалуйста, не осталось ли в кухне лишней бутылки. Мне нужно заправиться на дорогу, милый мой. Словом, позаботьтесь об этом ужасном, злом и не помню каком еще человеке, потому что он все-таки больной человек, дружище.

Я выполняю его просьбу, а вернувшись, вижу, что он успел устроиться в моем кресле. Бренда, уже полуодетая, стоит в углу, как наказанная. Шеф наливает себе виски на четыре пальца, то есть двойную дозу, выпивает его большими глотками и встает.

— Мне нужно идти, Питер. Что делать, заботы не дают мне покоя и во время болезни.

На пороге он оборачивается и пристально смотрит на меня хитрыми голубыми глазками.

— А если у вас есть желание, если вам по вкусу уличные девки, то не стесняйтесь. Действуйте так, будто эта особа не имеет ничего общего со стариной Дрейком. Потому что она действительно больше не имеет ничего общего со мной.

Он выходит.