— Ты обворожительна, Холли… — шептал Ник. — У тебя роскошное тело, милое лицо и нежная романтичная душа, которая делает тебя такой трагически прекрасной в этот момент.

А душа Холли разрывалась между двумя мирами: миром разбитых иллюзий прошлого и таким многообещающим настоящим, — и Ник видел это. Ей нравилось в нем именно это: способность понимать без слов ее мысли и чувства.

Ник нежно обнял ее.

— Николас, — прошептала она, — когда ты на ринге лицом к лицу встречаешься с соперником, ты ненавидишь его?

— Нет, Холли, я не ненавижу его. Если я позволю ненависти или злости овладеть мной на ринге, то сделаю ошибку — я потеряю над собой контроль, и самое меньшее зло от этого — проиграть бой. — Его голос стал хриплым. — Если ты когда-нибудь видела бой, то, наверное, заметила, что когда боксер становится злым и жестоким, он безрассудно атакует — и терпит поражение. Для меня бой — прежде всего мастерство и терпение.

Ее рука лежала на его бронзовых бицепсах.

— …и мускулы, и сила…

— Но больше пользы приносят мастерство и терпение. Кстати, не только в боксе, — рассмеялся он, нежно сжав ее грудь.

Холли крепче прижалась к нему.

— Мне никогда не приходилось так плавать.

— Ты имеешь в виду нагишом?

— Нет, я имею в виду без воды.

— Моя дорогая, тебе придется осознать, что мы не плавали.

— Я понимаю… — ее руки обхватили его шею. — Я чувствую себя раскрепощенной с тобой, Ник. Как будто это так естественно — лежать обнаженной на склоне холма. Я не ожидала от себя такого.

Ник усмехнулся.

— Я тоже. Я не ожидал от девушки, которая носится на мотоцикле и носит бутсы, такой женственности. Но, по-моему, я все время догадывался об этом. — Он пристально посмотрел на нее. — Я счастлив с тобой, Холли. А это такое эфемерное ощущение — счастье.

Это было правдой. Она знала, что это, возможно, самые правдивые слова из всех, произнесенных этой ночью.

Они еще долго лежали обнявшись. Холли понимала, что уже поздно и ей пора уходить, но неведомая сила снова толкала ее в объятия Ника. А, может, она боялась, что такая ночь никогда больше не повторится?

Ник обнял ее, и они утонули в новой волне страсти.

9

Холли вернулась домой на рассвете — с улыбкой на устах и счастливым блеском в голубых бездонных глазах. В воздухе уже ощущалась свежесть зарождающегося дня. Легкий ветерок холодил ее мокрые волосы. Ночь началась и закончилась купанием, а в промежутке память восстанавливала лишь отсветы луны. Ей хотелось летать, и она шла не чуя под собой земли.

В таком блаженном состоянии бесполезно было укорять себя, да Холли и не пыталась. Она просто наслаждалась охватившим ее чувством и нырнула в постель свободная от волнений, укоров совести и сомнений. Перед тем как заснуть, Холли еще раз вспомнила укоризненный взгляд Ника и его слова:

— Почему бы мне не отвезти тебя домой, Холли? Ты выглядишь так, будто провела пятнадцать раундов боя.

Она улыбнулась и пробормотала:

— Я счастлива. Надо поспать перед тем, как мы снова увидимся. — И добавила: — Это безрассудство.

Ник вздохнул.

— Я надеюсь, что действительно так.

Холли безмятежно проспала полдня. Проснувшись в три часа, она обнаружила, что все ее тело ноет. «Да, с чемпионом мира надо быть поосторожнее», — засмеялась она и направилась в ванную.

Приняв душ и облачившись в футболку, шорты и босоножки, Холли отправилась прогуляться к реке.

Она стояла, облокотившись на перила, и наблюдала за рыбаками в лодках и на берегу. Солнце припекало, опаляя лицо, плечи и руки. Она не могла отделаться от ощущения, что Ник снова рядом. Перед глазами стояли его лицо, широкая грудь, мускулистое сильное тело. Ей нравилась его сила так же, как и его нежность, как его доверительная улыбка, взгляд карих глаз. Она не собиралась повторять то, что совершила, но не испытывала угрызений совести. Они, вероятно, придут потом, но Холли не беспокоил приговор, который вынесет время.

Почувствовав резь в глазах от яркого солнечного света, Холли достала темные очки. Неожиданно ее сердце перестало биться: в излучине реки она заметила крепкого мужчину и мальчика, увлеченных рыбной ловлей. Даже с такого расстояния она точно видела, что это был Ник с мальчиком восьми-девяти лет.

Хорошее настроение таяло по мере того, как Холли все более убеждалась, что это не оптический обман. Но это не мог быть Николас! Он ведь сказал, что у него назначена встреча с менеджером и тренером. Невозможно, чтобы сейчас он удил рыбу в излучине реки вместе с мальчиком… Но Холли знала, что это был именно он.

В следующее мгновенье все ее мысли настолько спутались, что она уже ничего не могла понять. По телу пробежала дрожь, в глазах потемнело. Холли быстро повернулась и понеслась к дому. Она еще раз обернулась, взглянула на реку, и у нее вырвалось:

— Так вот он какой, твой менеджер! Интересно, как тогда выглядит твой тренер?

Картина у реки произвела на Холли слишком сильное впечатление, чтобы она могла спокойно сидеть в четырех стенах. Около часа быстрым шагом она шла до опушки леса. Найдя укромное местечко под кронами деревьев, где ее никто не мог заметить, Холли села лицом к лугу. Она часто приходила сюда, когда ей становилось трудно.

Солнце клонилось к западу. Холли была полностью опустошена. Горячие солнечные лучи не согревали, ладони были холодными и влажными. Давно уже она не была так зла на саму себя. Холли пыталась все случившееся этой лунной ночью загнать в самый дальний уголок памяти и никогда больше не вспоминать об этом.

Наконец, сняв очки, Холли подставила лицо лучам заходящего солнца и тихо произнесла:

— Наверное, он думал, что мне не очень захочется узнать правду о так называемых встречах на уик-энде, — ее слова звучали тихо, но четко. — Но это было бы все же лучше, чем ложь.

Холли закрыла глаза и долго сидела не шевелясь и даже не думая. Затем прошептала:

— Ему не придется больше мне лгать. Никогда.

Поднявшись с земли, она отряхнула шорты и направилась к дому. Ее ошибка в том, что она всегда слишком доверяла людям. Будучи совсем маленькой, думала, что люди говорят только правду. Конечно, Санта Клаус, Микки Маус не в счет: уж в них-то хотелось бы верить… Холли шла медленно, вспоминая, как в первый раз столкнулась с обманом и болью, которую ложь несла с собой. Холли тогда только-только исполнилось четырнадцать лет, и она была без памяти влюблена в Чеда Кертиса, свою первую любовь. Он был самым привлекательным парнем в школе — холеный, с белозубой улыбкой. Холли и Чед обожали друг друга, время, которое они проводили вместе, летело незаметно, они часами трепались по телефону, ходили на каток, на дискотеку. Но однажды Чед вдруг не позвонил, а когда она увидела его в школе, он сделал вид, что не замечает ее, и быстренько смылся. Целую неделю Холли страдала, не понимая причин такой перемены.

Потом вечером в субботу она увидела Чеда в кафе. Рядом с ним сидела Лиз, ее лучшая подруга. Наконец все стало ясно! Было ужасно больно, но все же это было лучше неизвестности.

Облизав пересохшие губы, Холли вздохнула. Столько лет прошло, а она все такая же доверчивая дура!

С поникшей головой Холли вошла в дом. Загорелое лицо ее стало бледным, в глазах, которые с утра светились радостью и счастьем, зияла пустота. С ужасом ожидала она теперь следующей встречи с Ником. Вспоминая его веселое лицо, Холли испытывала те же чувства, что и тогда, когда потеряла Чеда — обиду и боль. Это и поразило ее: она сравнивала Ника не с Райном, а с Чедом.

Холли вновь постаралась отогнать все эти мрачные мысли и пошла на кухню, где на столе лежали медицинские карты. Раскрыв одну из них, она углубилась в работу. «Интересно, — подумала Холли, — мои пациенты — весьма оригинальные личности, а болезни у некоторых одинаковые».

Целый час она внимательно изучала истории болезни всех своих пациентов, потом с облегчением откинулась на спинку стула. Но глаза опять выхватили имя Фредерика Джеймса Лоуренса.