Изменить стиль страницы

– Понятно.

– И что же тебе понятно?

– Что, несмотря на все твои запирательства, на сей раз ты влюбился по-настоящему.

– Просто разные подходы к разным женщинам, Рейф. Тебе это известно не хуже, чем мне. Бриллианты для таких, как Маив. Цветы – для Джорданы. Нюансы. Вот и вся разница.

– Сомневаюсь, что она примет твои нюансы. Скорее даже уверен, что нет. – - Ты ошибаешься. Джордана сама мне сказала, что в темноте она ни чем не отличается от других женщин. Она хочет быть как все.

– А ты – ты этого хочешь, Патрик?

– А почему бы и нет?

– Потому что тебя "как все" не устраивает.

Патрик поднялся и взял в руку дипломат.

– Мне пора, а то опоздаю на самолет. – Прошагал через всю комнату и остановился у двери. – Повторяю, друг мой, собственные слова Джорданы: все женщины в темноте одинаковы.

– Тебе здорово удается роль негодяя.

– Кто сказал, что это роль? – Насмешливо отсалютовав, он шагнул за порог.

– Мистер Куртни? – Совсем молоденький клерк боязливо замер у самой двери, озадаченный не на шутку. – На третьей линии мистер Осаки.

– Осака, Ричард, – машинально поправил Рейф.

– Да, сэр. Он очень волнуется из-за сада и недельного срока. Хочет поговорить с мистером Маккэлемом по поводу каких-то "шестичасников".

– "Четырехчасничков", – снова поправил Рейф, на сей раз с ухмылкой.

От облегчения лицо Ричарда просветлело.

– Значит, вам известно, что это за штука? Я не схожу с ума?

– Мне известно, что это за штука, и с ума сходишь вовсе не ты. – Рейф, продолжая ухмыляться, громко фыркнул. – Я поговорю с мистером Осакой. – Он снял трубку телефона на столе Патрика. – Мистер Осака.

Рейф Куртни, заместитель Маккэлема. Пока Патрик в Лондоне, заниматься этим делом буду я.

Прислушиваясь к протестам мистера Осаки в трубке, он взмахом руки отослал сгорающего от любопытства клерка.

– Мне известно, как они выглядят. Никакой ошибки нет.

Пауза, попытка вернуть самообладание.

– Уверяю вас, мистер Маккэлем хочет именно их, он всегда знает точно, чего хочет.

Еще пауза, подольше, во время которой на него вылился поток полных яда японских фраз.

– Знаете, как говорят, мистер Осака: "На вкус и цвет товарищей нет".

Рейф опять подождал, устроившись прямо на столе и вытянув перед собой длинные ноги.

– К сорнякам это не относится? – Он едва сдерживал смех. – Что ж, возможно, у нас тоже не все их обожают. Все равно, я бы посоветовал вам на этот раз пойти против здравого смысла и посадить "четырехчаснички".

С преувеличенной осторожностью опустив трубку на рычаг, Рейф развалился в кресле и закинул ноги на стол.

– И ты, дружок, уверяешь, что все женщины в темноте одинаковы?

И сложился пополам от хохота.

– Стой спокойно. – Рэнди ловко орудовала целой пригоршней булавок. – Нет, клянусь, Джордана, когда ты нервничаешь, то вертишься не меньше Кэсси.

– Мне нужно надеть именно это платье, Рэнди, Патрику оно нравится. Задержаться в Лондоне на целых две недели! – Сияющее лицо Джорданы омрачила морщинка. – Оно хорошо выглядит?

– Оно выглядит бесподобно, но Патрик был бы в восторге и от мешка, лишь бы он висел на тебе. Поражаюсь, что оно тебе еще впору. Ты даже есть толком перестала из-за проклятого телефона, который трезвонил чуть ли не круглые сутки.

Рэнди разгладила складку на поясе синего платья, и Джордана стиснула ее ладонь.

– Поедем со мной. Кэсси полетает на вертолете, а потом, в Атланте, вы с ней пройдетесь по магазинам.

– Ну-ну, Патрик, разумеется, будет очень рад дополнительному багажу, верно? – Рэнди тепло обняла Джордану. – Дрожишь от страха?

– Может, он передумал.

– Не надейся. – Сделав шаг назад, она поправила локон, который выбился из-под гребешков в волосах Джорданы. – Тебе не о чем волноваться. Во всяком случае, пока ты осторожна. – Она коснулась самой неприятной для Джорданы темы:

– Таблетки взяла?

– Взяла.

– Не забываешь принимать?

– Нет. – Щеки Джорданы зарделись. – Это все звучит так расчетливо. Так отвратительно. Рэнди, во что я превращаюсь? Никогда не думала, что докачусь до этого. Любовница!

– Оставь подобные разговоры! – фыркнула Рэнди. Не уподобляйся своей бабушке – та непременно стала бы укорять тебя за ухваченный кусочек счастья. Этому миру хватит и одной Эммы Даниэль. Любовница – это женщина на содержании. Не твой случай. Все мы делаем в жизни выбор. И живем потом с этим выбором и его последствиями.

– Я понимаю, что ты права, Рэнди. Внутри меня все твердит о твоей правоте, но все равно я чувствую себя…

– Прекрати. Ты очаровательная, темпераментная женщина, Джордана Даниэль, и любишь темпераментного мужчину. Вот и все.

– Я действительно люблю его.

Это ясно всем – достаточно взглянуть на ее лицо.

Всем, кроме Патрика Маккэлема, который видит лишь то, что хочет видеть. На какой-то миг Рэнди обуяли сомнения. Она поставила на Патрика. Сейчас она боялась, что сердце Джорданы – слишком дорогая ставка. Легкий шум на горизонте превратился в отрывистый рев.

Она взяла ледяную руку Джорданы и повела ее на лужайку, стараясь не замечать, что краска постепенно покидает ее щеки. Кому придется больше всего жалеть о череде событий, последующих за этим днем?

Вертолет приземлился, и Рейф уже пересекал лужайку, направляясь к Джордане. Они подоспеют в самое время: когда их вертолет долетит до Атланты, Патрик уже приземлится.

Стоило вертолету коснуться площадки аэродрома, как Патрик оказался рядом. Обхватив Джордану руками, он вырвал ее из кабины с восторженным мальчишеским хохотом. Когда мотор затих и улеглись воздушные вихри, поставил ее на ноги, но только затем, чтобы снова заключить в объятия.

Нежный поцелуй словно говорил ей, что у страсти множество лиц. Его губы казались шепотом на ее губах, увлекали в паутину глубокого, тихого, убаюкивающего желания.

Патрик был человеком контрастов – то пылким, то сдержанным. Жарким пламенем и леденящим холодом. Темные силы его вожделения грабительски разоряли все тайны ее тела. Но этот поцелуй, обещавший нежность, пробуждал чувства, способные уцелеть даже в пламени. Даже в леденящем холоде.

Сомнения падали как оковы. Сдаваясь, кроткое сердце переступало черту последнего сопротивления, согласное на все, что подарит любовь.

– Джордана, я… – Чья-то ладонь хлопнула его по плечу, и он рывком развернулся с перекошенным от гнева лицом. – Какого черта?!

– Патрик! – Рейф, тщетно пытавшийся согнать ухмылку со своего лица, наконец преуспел и ткнул пальцем в готовый к вылету вертолет:

– Ныряй.

Синие глаза встретились с зелеными. Гнев растаял. Патрик с силой выдохнул. Ресницы его нехотя опустились, потом снова взлетели. Губы дрогнули в кривой улыбке.

– Слишком поздно. Мы останемся в городе.

– Понятно.

Их ладони сошлись в рукопожатии. Креол и шотландец, они понимали друг друга без слов.

Взревел мотор, поднимая клубы пыли. Движением таким же естественным, как дыхание, Патрик закрыл Джордану своим телом, забыв даже обругать летчика.

– Идиот! – выдал за него Рейф. – Ну, я ему покажу! – Сверкнув напоследок улыбкой в сторону Патрика и пробормотав: "Удачи", он поспешил к вертолету, на ходу кляня пилота.

Патрик, словно подстегнутый порывом ветра от улетающего вертолета, снова принялся целовать Джордану. Прижав к себе, пробормотал ей в волосы:

– Я скучал по тебе. Ты тоже, судя по твоему поцелую, но, если это не так, лучше не признавайся.

– Я скучала, Патрик. – Щека ее прижалась к его груди, где звучал размеренный стук якоря ее спасения. Она пришла, как он пожелал – и куда он пожелал.

В какофонии звуков голоса смешивались с пронзительным визгом моторов и терялись в гулкой вибрации, сотрясавшей небо. Бензиновый смрад тяжелым маслянистым дымом вползал в легкие Все чужое.

Кроме Патрика. Без него она совсем пропала бы. – Я скучала по тебе куда сильнее, чем можно судить по поцелую.