Глава шестая ПОСЛЕ ТОВСТОНОГОВА
Двадцать третьего мая 1989 года Георгий Александрович Товстоногов скончался за рулем машины по дороге домой из театра, где он смотрел прогон спектакля «Визит старой дамы» Ф. Дюрренматта. Большой драматический охватили растерянность, ощущение пустоты. Да, Георгий Александрович много болел в последний свой сезон, артисты с трудом, но все же привыкли к тому, что во время репетиций не вспыхивает в глубине зрительного зала огонек товстоноговской сигареты, но они знали — он все равно когда-нибудь вернется, что-то исправит, зарядит своей энергией, своим кипучим темпераментом. Снимет пиджак, повесит его на спинку стула, закатает рукава рубашки и — родится чудо общего вдохновения, чувство единственного в мире Театра.
Теперь они знали, что это никогда уже не произойдет.
Спустя месяц после ухода Товстоногова Дина Морисовна Шварц записала в своем дневнике: «Тянутся дни без Г. А. Пустота, полная катастрофа. Ждем Лаврова со съезда. Будто он может что-то исправить.
Здравомыслящий человек, он должен быть единоличнымправителем, хотя бы на время. Он хочет что-то вроде коллегии из 3–4 человек, это конец».
Кирилл Юрьевич Лавров оказался тем единственным человеком в театре, к которому были устремлены все надежды, все упования. От него ждали единственно верного решения, потому что безгранично доверяли именно ему — его авторитету, его человеческим и мужским качествам, его высочайшей ответственности, его верности Георгию Александровичу. Казалось, только он может сохранить и уберечь Большой драматический театр, только он может найти правильную и единственно возможную линию, по которой театр будет существовать и развиваться, достойно вписываясь в современный театральный процесс.
Но Лавров не хотел становиться «единоличным правителем», он чувствовал себя артистом и только артистом, он хотел играть и никаких режиссерских амбиций у него никогда не было. Поэтому Кирилл Юрьевич начал поиски режиссера, который мог бы достойно продолжить дело Георгия Александровича Товстоногова. Пригласил (с надеждой на будущее) талантливого режиссера Владимира Петрова, работавшего какое-то время в Театре им. Леси Украинки, потом в Риге. Вел переговоры с Львом Додиным. Пригласил на постановку, выполняя волю Георгия Александровича, замечательного мастера из Грузии Темура Чхеидзе. После того как Чхеидзе поставил на сцене Большого драматического три спектакля, всем показалось, что сама судьба решила: только он может стать руководителем этого театра! Но Чхеидзе не торопился стать хозяином звездного коллектива, несмотря на то, что в Тбилиси жить стало невозможно, реальность грозила полным разрушением не только театрального искусства, но и многих других ценностей, грузинские режиссеры с громкими именами начали ставить в Москве, Ленинграде, других российских городах и за границей, куда их охотно приглашали.
Так же, как не торопился и Адольф Шапиро, начавший работать в БДТ через несколько лет после того, как был буквально вытеснен из Риги, где был полновластным хозяином своей империи — уникального рижского ТЮЗа с двумя труппами (латышской и русской), известного едва ли не всему миру. Рухнувшее государство погребло под своими развалинами этот театр, но приобретать новый Адольф Шапиро не торопился. Может быть, потому что хорошо понимал, что это значит — вступить в чужое владение и подчинить его собственной эстетической программе.
Так что Большой драматический на протяжении нескольких лет представлял собою, с одной стороны, пространство, доброжелательно распахнутое навстречу всему новому, с другой же — «дом, где разбиваются надежды». Надежды труппы на нового руководителя. Надежды Кирилла Лаврова на то, что появится наконец в этих стенах человек, который продолжит дело жизни Георгия Александровича Товстоногова. Пусть по-новому, по-иному, в соответствии с изменившимся временем, новыми поисками новых путей, но все же… все же…
В интервью газете «Известия» в 1988 году Георгий Александрович Товстоногов говорил о театральной этике как основе существования русского репертуарного театра: «Завоевание художественного доверия в театре — самое главное. Я считаю, что руководство театром есть добровольная диктатура. Я подчеркиваю слово добровольная,построенная не на власти, а на уважении и художественном авторитете. Если он завоевывается руководителем, то тогда этические законы, о которых… вы меня спрашиваете, можно не на словах, а на деле проводить в жизнь».
Это «художественное доверие» по праву принадлежало Кириллу Юрьевичу Лаврову; хотел он того или нет, а «добровольная диктатура», к которой артисты БДТ привыкли на протяжении десятилетий, могла быть осуществлена только им и при нем. Поэтому коллектив единодушно избрал его художественным руководителем театра, отметая все доводы Лаврова о том, что он — артист, не имеющий ни малейших режиссерских амбиций.
В одном из интервью Лавров говорил, что его состоявшаяся судьба — «это заслуга Георгия Александровича. После его смерти коллектив выбрал меня художественным руководителем театра. Я согласился, чтобы не развалилось созданное Товстоноговым. После трех лет руководства истек срок контракта, и я хотел уйти, но все стали просить остаться. Я настоял, чтобы при выборах художественного руководителя было тайное голосование. Меня выбрали единогласно».
С той поры и до последних дней жизни Кирилла Юрьевича его стали называть в театре «спасителем БДТ, принявшим на себя все тяготы руководства после смерти Товстоногова». Справедливо!..
Время показало, что это было единственное решение. Другого быть просто не могло и для артистов, и для театра.
В июне 2001 года корреспондент Сергей Миров взял у Кирилла Юрьевича интервью, в котором разговор начинался со слов журналиста: «В Москве есть в определенном смысле равновеликая, взаимная вам фигура — Михаил Александрович Ульянов. Год назад я разговаривал с ним. Оба ваши театра потеряли главных режиссеров, и вы оба сегодня вынуждены, занимая кресло художественного руководителя, быть и духовными лидерами театра. Каково это: быть духовным лидером?»
Прежде чем ответить, Кирилл Юрьевич помолчал, словно обдумывая свои слова.
«Ну, я не могу назвать себя духовным лидером, тем более в творческом отношении. Это, кстати, очень связано — духовное и творческое лидерство. Оно присуще людям, которые рождаются крайне редко, в полном объеме этими качествами обладал Георгий Александрович Товстоногов. Вот уж кто был лидером во всех смыслах этого слова… Передо мной стоит другая задача: попытаться сохранить театр, не дать ему развалиться. Я это могу сделать, например, приглашая на постановки талантливых режиссеров, которые смогут сохранить авторитет театра, накопленный за тридцать три года жизни в нем Георгия Александровича… А еще — сохраняя нормальное функционирование театра в сегодняшних условиях. Мне действительно досталась очень трудная доля не только потому, что я не режиссер, но и потому, что я лишен способности решать те вопросы, за которые всегда в полной мере отвечал Георгий Александрович: воспитывать труппу, заниматься судьбой каждого отдельного актера… Он ведь всегда старался использовать и развивать актеров очень разносторонне, например, совершенно неожиданными назначениями на роли. Он был великим строителем театра, а у меня задача гораздо скромнее: сохранить театр до прихода нового лидера».
Думаю, что здесь Кирилл Юрьевич ошибался, не очень точно отдавая себе отчет в том, что такое подлинный лидер, или сознательно не желая себя таковым признавать. Ведь это некий комплекс качеств, который проявляется в человеке по-разному в разные времена. Время разбрасывать камни и время их собирать. Время строить и время во что бы то ни стало сохранить построенное для тебя и с твоим же участием. Великий мудрец Федор Михайлович Достоевский считал — «прочно лишь то, подо что кровь протечет». В фундамент Большого драматического театра кровь Кирилла Лаврова протекла так же, как и кровь Георгия Александровича Товстоногова — те же тридцать три года были отданы Лавровым этому театру, они строили его вместе, признанный лидер Товстоногов и его артисты, та самая коллекционная труппа, которую он воспитал, создал, и которая осиротела с его уходом. Потому им необходим был (особенно — на первых порах) тот духовный лидер, который сохранит идеалы и верования Мастера, Учителя, кто знает о них не понаслышке, кто прошел вместе с ним, рядом с ним весь этот трудный и счастливый путь.