Фактически с этого момента и началась актерская карьера Кирилла Юрьевича Лаврова.

Но в Киеве она оказалась недолгой по нескольким вполне объективным причинам. Во-первых, свои большие роли — Сильвио в «Слуге двух господ» К. Гольдони, Сандро в «Стрекозе» Н. Бараташвили, Тучкова в «Годах странствий» А. Арбузова, Алексея в спектакле «В добрый час» В. Розова, сыгранные в 1952–1954 годах, Лавров делал не с К. П. Хохловым, а с другими режиссерами. Его уже перевели в основной состав, повысили оклад, но у молодого артиста все чаще возникало ощущение, что он перестал профессионально расти — роли следовали одна задругой, но в основных чертах они повторяли друг друга. Не было рядом сурового и справедливого учителя и советчика Хохлова.

Во-вторых (и, может быть, это было самым главным), резко изменилась атмосфера в театре. Между главным режиссером и директором начались трения. Директор решил почему-то, что самой главной фигурой является именно он, что только ему ведом тот путь, по которому должен следовать театр. Ситуация, печально известная еще с дореволюционных времен, с дорежиссерского театра, горестная и погубившая немало коллективов (она и сегодня процветает в российском театральном искусстве!), которая приводит, как правило, к тому, что в труппе зарождаются и укрепляются самые низменные инстинкты: интриги, доносительство, беспринципность… Казавшийся таким монолитным, таким мощным коллектив Театра им. Леси Украинки раскололся, не выдержав распри между руководителями. В 1954 году Константин Павлович Хохлов принял очень трудное, поистине драматическое для него решение покинуть театр, которому он отдал значительную часть жизни, создав уникальный актерский ансамбль, известный всей стране…

Юрий Сергеевич Лавров писал в своих «Воспоминаниях»: «Шестнадцать лет своей творческой жизни отдал Константин Павлович Русскому драматическому театру имени Леси Украинки, но было бы неправильным считать, что в театре в этот период все шло гладко… Были срывы, неудачи и даже провалы, но атмосфера, благодаря присутствию Хохлова, всегда была творческой. Конечно, Константина Павловича окружали не только друзья и единомышленники. Отчасти в этом повинен был он сам, доверяя людям, недостойным доверия и злоупотреблявшим им. В результате случилось то, что нередко случается в нашей среде. Противники Хохлова, а среди них оказались и те, кто считал себя несправедливо обойденными в репертуаре, сплотились, и Константин Павлович ушел из театра, которому отдал столько сил и который поднял до уровня одного из лучших в стране. Вспоминать об этом больно…»

Хохлов принял приглашение возглавить ленинградский Большой драматический театр им. М. Горького, где выходил на сцену молодым актером.

БДТ того времени, за два года до прихода сюда Георгия Александровича Товстоногова, влачил довольно жалкое существование: режиссура была случайной, никакой определенной программы театр не имел, труппа оказалась мало того что растренированной, но достаточно многочисленной, а на сцену выходила лишь небольшая горстка премьеров. Вроде бы при подобном образе сложившейся ситуации нового режиссера должны были принять с распростертыми объятиями! — но этого не случилось, Константина Павловича встретили настороженно. Да и его настроение радужным отнюдь не было. В своей книге Эмиль Яснец приводит несколько фрагментов из писем Хохлова в Киев, датированных 1955 годом:

«Вот вчера было такое событие: премьера „Смерти Пазухина“. Спектакль делал не я, но мне пришлось принять участие в его выпуске. Прошел он как будто хорошо и имел положительный успех. Но я пришел в бешенство от П., который играл главную роль. Он, видите ли, актер „мочаловского начала“ и несется по воле своего дикого и необузданного темперамента. И вот вчера он забыл все наработанное и слаженное им совместно с режиссером и делал какие-то неожиданности, нелогичности, глупости и просто пошлости. Что называется, разыгрался! А главное, передавал изумительный, своеобразный и ярчайший текст Щедрина своими корявыми словами! А публика смеялась и аплодировала. Я, конечно, взбесился, и меня еще обвинили в чрезмерной требовательности».

«Представьте себе, я все чаще и чаще вспоминаю Киев все в более радужном свете. Виною тому в первую очередь обстоятельства моей работы в здешнем театре. Прямо скажу, положение очень трудное со всех точек зрения. Я не могу пожаловаться на отношение ко мне со стороны труппы и со стороны высшего руководства, но между нами никак не может установиться близкий, дружеский и хотя бы товарищеский контакт».

«Если говорить правду, то в театре накопилось куда больше восемнадцати человек никуда и ни на что не годных актеров и актрис».

Через год в эти стены придет Георгий Александрович Товстоногов, молодой, честолюбивый и энергичный режиссер, твердо знающий, какой театр ему нужен. Справедливо, хотя и жестоко он решит проблему с непомерно разросшейся труппой, и начнется восхождение Большого драматического театра к невероятным вершинам. А у Константина Павловича Хохлова приближался 70-летний юбилей, ему было уже не по силам вступать в кровопролитные битвы. Да и жить ему оставалось совсем недолго…

Но вернемся в Киев. Что же происходило в Театре им. Леси Украинки после отъезда Константина Павловича Хохлова в Ленинград?

Посеянные конфликты продолжали давать свои всходы. Закулисная атмосфера стала другой, все чаще начали проявляться каботинство, интриги, неприязнь. Кирилл Лавров был молод, а в молодости такие вещи воспринимаются более остро, тем более что он ощущал свою гражданскую ответственность за все, происходящее в этих стенах, — он был секретарем комсомольской организации театра, потом членом партийного бюро. Лавров вступил в партию 9 мая 1945 года на волне невероятного энтузиазма и искренней веры в партию, в победившую страну, в ее идеалы. И это чувство жило в нем довольно долго, вызывая непримиримость к циничному и карьеристскому отношению к жизни.

Законы театра вступили для него сначала в противоречие, а затем и в конфликт с законами армейского воспитания и подобного отношения к партии и ее политике — Лавров становился неуступчивым, порой резким и прямолинейным. А может быть, не только в армейской закваске было дело, но и в чертах характера, унаследованных от отца?..

Кирилл Юрьевич подробно рассказал в интервью Елене Горфункель о своем конфликте с директором театра: «Знаете такую актрису Веру Улик? Мы вместе начинали. Она закончила Киевский театральный институт и поступила в наш театр на год позже меня. Она попросила меня дать ей рекомендацию в партию. Я дал. А Гонтарь, директор, вызвал меня и сказал: „Ты что, не знаешь, что она еврейка?“ — „Знаю“. — „Ты что, не знаешь политики нашей партии?“

А я был тогда кретин полнейший. Говорю: „Какой политики? Меня в детстве воспитывали, что партия — это интернациональное образование“.

У Гонтаря была манера выразительно показывать пальцем вверх, на потолок: „Там сейчас существует определенная политика“. — „Виктор Петрович, вы понимаете, что говорите?“ — „А что, ты пойдешь жаловаться? Я скажу, что ничего подобного не говорил. Поверят мне, а не тебе“.

Я выскочил из кабинета, хлопнул дверью и побежал в райком партии. Написал заявление, изложил все, как было, и закончил: „Я с этим человеком работать не могу“.

Началась очень смешная одиссея. Меня каждую неделю вызывали и уговаривали, чтобы я взял заявление обратно. В конце концов, вызывает меня секретарь ЦК компартии Украины по идеологии — огромный кабинет, в нем сидит маленький, едва видный человек: „Витаю вас! Сидайте!“ Минут двадцать говорили о чем угодно, только не о сути дела. Потом он спрашивает: „У вас машина есть?“ — „Нет“. — „Отправьте Кирилла Юрьевича в театр на машине“. Я вышел от него, на этом все закончилось. Видимо, он дал команду: да пошлите вы его к такой-то матери!»

Виктор Петрович Гонтарь был зятем Н. С. Хрущева и чувствовал себя защищенным со всех сторон, но существовало написанное Лавровым заявлением, а чиновники хорошо знают правило: «Что написано пером, того не вырубишь топором», — реагировать было необходимо. Директора пожурили, Веру Улик в партию приняли — тем все и закончилось…