— Вы, молодежь, такие молодцы, — сказала миссис Фэйрхерст, когда он ушел. — Когда мы только поженились, я ужасно боялась принимать гостей и всегда приглашала кого-нибудьсебе в помощь.

— Мне сегодня помогает Иви.

— И готовить я совсем не умела!

— О, дорогая, — утешил ее муж, — это было так давно!

Кажется, пришло время заговорить об ужине.

— Надеюсь, вы любите чили-кон-карне. Блюдо довольно острое.

— Так вот что у нас сегодня на ужин. Просто замечательно! В последний раз мы ели чили в Техасе — ездили туда на корпоративный семинар.

Тут в разговор вступил мистер Фэйрхерст:

— А когда мы были в Индии, она ела самое острое карри — его никто и проглотить не мог. У меня слезы лились из глаз, а она сидела свежая как огурчик!

В гостиную вернулся Генри. Элисон, чувствуя себя так, будто участвует в какой-то нелепой игре, снова удалилась. Иви орудовала на кухне — у нее все было в полном порядке. Она даже успела подогреть тарелки.

— Ведите их в столовую, — сказала Иви, — и, если там будет пахнуть парафином, не говорите ни слова. Просто не обращайте внимания.

Однако миссис Фэйрхерст сказала, что обожает запах парафина. Он, дескать, напоминает ей коттеджи, в которых она отдыхала летом, когда была еще девочкой. Столовая, наводившая на Элисон такой ужас, выглядела совсем неплохо. Иви зажгла свечи и небольшие бра над викторианской консолью у стены. Все расселись по местам. Мистер Фэйрхерст обратил внимание на картину с коровой под дождем.

— И где же вам удалось отыскать такое сокровище? — поинтересовался он, принимаясь за суп. — Люди больше не вешают подобные картины у себя в столовых.

Генри рассказал ему о медной решетке для камина и о мебельной распродаже. Элисон пыталась распробовать в супе вкус кенгуриных хвостов, но так и не смогла. Суп как суп — ничего особенного.

— У вас получилась идеальная столовая в викторианском стиле. Вы замечательно потрудились.

— Не то чтобы мы сделали это специально, — сказал Генри. — Просто так вышло.

Обсуждая декор столовой, они доели суп. За чили-кон-карне разговор зашел о Техасе, Америке, каникулах и детях.

— Мы обычно возили детей в Корнуолл, — сказала миссис Фэйрхерст, аккуратно накручивая на вилку тальятелли.

— Я хотел бы свозить наших детей в Бретань, — заметил Генри. — Я побывал там как-то раз, когда мне было четырнадцать, — по-моему, для детей это идеальное место.

Мистер Фэйрхерст сказал, что мальчиком каждое лето ездил на остров Уайт. У него была собственная маленькая шлюпка. Разговор перешел на лодки, и Элисон так заинтересовалась, что забыла унести пустые тарелки. Генри, склонившись к жене, чтобы подлить ей в бокал вина, легонько толкнул ее под столом ногой.

Она собрала тарелки и отнесла на кухню к Иви.

Та спросила:

— Ну и как у вас дела?

— Все в порядке. Вроде бы.

Иви обвела взглядом пустые тарелки.

— По крайней мере, они все съели. Скорее подавайте мороженое, пока соус совсем не застыл, а я сварю кофе.

Элисон сказала:

— Просто не представляю, как бы я справилась без вас, Иви. Не знаю, что бы я делала…

— Послушайтесь моего совета, — ответила Иви, сунув ей в руки поднос с мороженым в маленьких блюдечках. — Купите себе записную книжку. Отмечайте в ней все, даже мелочи. Случаи, подобные этому, выдаются нечасто — вы не можете упустить свой шанс. Поэтому сделайте, как я говорю, — купите записную книжку.

— Я все-таки не понимаю, — сказал Генри, — почему ты не записала дату?

Было далеко за полночь. Фэйрхерсты откланялись в половине одиннадцатого: они были очень признательны хозяевам и надеялись что те очень скоро заглянут к ним с ответным визитом. Они многократно повторили, что им очень понравился дом, а угощение было выше всяких похвал. Вечер — по словам миссис Фэйрхерст — получился незабываемым.

Наконец их машина скрылась в темноте. Генри запер входную дверь, и тут Элисон разрыдалась.

Потребовалось некоторое время и стаканчик виски в придачу, чтобы она немного успокоилась.

— Я все испортила, — сказала она Генри. — Я знаю, это моя вина.

— Нет, ты справилась прекрасно.

— Но ужин — это был сущий кошмар! Иви сомневалась, что они вообще станут его есть. В столовой было холодно, а какой запах…

— Ничем плохим там не пахло.

— И цветов не было, только апельсины, и я знаю, что ты любишь заранее откупорить вино, и вообще — я была в пижаме!

— Она тебе очень идет.

Но Элисон не хотела слушать его утешения.

— Этот вечер был такой важный! Такой важный для тебя. И ведь я все спланировала! Купила вырезку и все остальное и собиралась расставить цветы. Даже список написала, ничего не забыла…

Тогда-то он и сказал:

— Я все-таки не понимаю, почему ты не записала дату?

Элисон попыталась вспомнить. К тому времени она уже не плакала, а смирно сидела рядышком с мужем на диване перед догорающим огнем.

— Кажется, мне просто не на чем было записать. Под руку не попалось ничего подходящего. Но она сказала седьмого, я уверена — седьмого! А может быть и нет. — Голос ее упал.

— Я же подарил тебе записную книжку на Рождество, — напомнил Генри.

Я знаю, но Ларри взял ее, чтобы порисовать, и с тех пор я ее не видела. О Генри, если ты не получишь повышение, это будет по моей вине! Я точно знаю.

Если я не получу повышение, то только потому, что начальство сочтет меня непригодным. Давай не будем больше об этом говорить. Что было, то было. Пойдем-ка спать.

На следующее утро зарядил дождь. Генри отправился на работу, за Ларри заехала соседка — отвезти в детский сад. У Дженни резались зубки, и она с хныканьем бродила повсюду за матерью, просясь на руки и постоянно требуя внимания. Кое-как Элисон удалось заправить постели, перемыть оставшуюся после завтрака посуду и прибрать на кухне. Позднее, когда она наберется сил, придется позвонить матери и сказать, что не надо забирать детей. Если Элисон позвонит сейчас, то наверняка не сможет удержаться от слез, а ей совсем не хотелось расстраивать маму.

Когда Дженни наконец улеглась на дневной сон, Элисон зашла в столовую. Там было темно, остро пахло сигарами и парафином. Она раздвинула бархатные шторы, и серый утренний свет озарил разоренный стол: смятые салфетки, бокалы с остатками вина, переполненные пепельницы… Она нашла поднос и стала составлять на него бокалы. И тут зазвонил телефон. Элисон решила, что это, скорее всего, Иви.

— Алло?

— Элисон! — Звонила миссис Фэйрхерст. — Дорогое мое дитя! Даже не знаю, что и сказать. — Элисон нахмурилась. Что, действительно, миссис Фэйрхерст собиралась ей сказать? «Мне очень жаль»? — Это все моя вина. Я только что просматривала свой календарь, чтобы уточнить, когда состоится собрание попечителей фонда в поддержку детей-сирот, и поняла, что вы приглашали нас на ужин сегодня!В пятницу. Вчера вы нас не ждали, потому что мы и не должны были прийти.

Элисон глубоко вдохнула и выдохнула — с огромным облегчением. Она чувствовала себя так, будто невероятный груз упал у нее с плеч. Значит, ошиблась не она. Ошиблась миссис Фэйрхерст.

— Ну… — лгать не было смысла. Элисон улыбнулась. — Да, мы ждали вас сегодня.

— Но вы не сказали ни слова! Вели себя так, будто мы пришли в нужный день, угостили чудесным ужином. И в доме был такой порядок, и вы оба так прекрасно держались! Я никогда себе этого не прощу. Не представляю, как я могла так ошибиться, — наверное, не смогла отыскать очки и записала не на тот день. Вы сможете меня простить?

— О, я виновата не меньше вашего! Никогда не записываю то, о чем условилась по телефону. Вообще, я думала, что сама перепутала дни.

— Вы были к нам так добры! Джок придет в ярость, когда я все ему расскажу. Я собираюсь позвонить ему прямо сейчас.

— Уверена, он поймет.

— В любом случае, я хочу перед вами извиниться. Представляю себе, что вы испытали, когда открыли дверь и увидели нас — разряженных как новогодние елки! Но вы прекрасно вышли из положения. Мои поздравления! И спасибо вам за то, что с пониманием отнеслись к ошибке глупой пожилой дамы.