— Ладно. Хорошо, позвоню. Я записываю.

В пятницу, девятого, около семи сорока, Дена посмотрела на часы и застонала. Уже поздно. Она знала, что не нужно соглашаться на это свидание. Он наверняка уже там, ждет ее, а она далеко, в центре города. Она попрощалась с хозяевами и, спускаясь в лифте, в очередной раз дала себе клятву не строить планов заранее. Лил дождь. Она всегда могла отговориться тем, что не поймала такси. Но, сев в машину, передумала. Ей нравилось ехать по Нью-Йорку в дождь, нравилось, как неоновые огни сливаются в разноцветные пятна на темных окнах, отражаются в мокром асфальте. Город казался таким трогательным, таким волшебным.

Когда они подъехали к району театров и добрались до Пятьдесят седьмой улицы, было уже десять минут девятого. Ни одной машины перед Карнеги-Холл. Все уже вошли, кроме мужчины в вязаном колпаке с помпоном, играющего на скрипке, и еще одного человека с букетом в руке. Она потянула большую медную ручку стеклянной двери и вошла в холл, молодой человек с розами последовал за ней.

— Мисс Нордстром?

Дена обернулась:

— Да.

— Мисс Нордстром, я должен проводить вас к вашему месту.

Дена сказала: «Вот как», — и пошла за ним влево, вниз по лестнице, в небольшой зал. Он придержал для нее дверь:

— Сюда.

Зал был пуст, но он не дал ей возможности ничего сказать, проводил по проходу, усадил на четвертый ряд, в самый центр, отдал розы и программку и удалился.

Сцена оказалась пуста, стояли только фортепьяно, контрабас и ударные. Она огляделась. Наверное, не туда попала. Глянула в программку, потом прочитала внимательней:

В этот миг свет в зале приглушили и на осветившуюся сцену вышли Джерри О'Мэлли в черном галстуке-бабочке и еще двое мужчин в смокингах. Он поклонился и сел за фортепьяно. Посидел секунду, кивнул, и трио заиграло выбранную им старую песню Лернера и Лейна, [35]где говорилось как раз о том, чего он не мог выразить словами. И тогда он спел ей:

Дена была в ужасе: провалиться бы сквозь пол, но Джерри продолжал петь потрясающим голосом:

Многого, очень многого не знала Дена о Джерри О'Мэлли и уж никак не подозревала, что в колледже он основал джаз-бэнд и по выходным играл на вечеринках. Ему удалось вытащить еще двух своих музыкантов — один сейчас был врачом, другой занимался финансами, — и они приехали в Манхэттен на один вечер, чтобы поддержать друга.

Дена сидела и слушала, а он сыграл все песни о любви, которые вспомнил, и еще несколько смешных на собственные, как она подозревала, стихи. Дене ничего не оставалось, как улыбнуться. А еще ей хотелось бежать отсюда сломя голову. Во что же ее втягивают, а? То ли он совсем сбрендил, то ли рассчитывает, что она устроит ему интервью на телевидение, в любом случае ей было ужасно неловко. Но спустя какое-то время она успокоилась и начала получать настоящее удовольствие.

Когда все закончилось, она встала и аплодировала исполнителям стоя. Он спустился со сцены, подошел к ней и спросил:

— Ну?

Он улыбался и ждал ответа, тогда она сказала:

— Нет слов! Вот это игра! Великолепно, что же еще сказать! Вы настоящий пианист.

Он представил других музыкантов, и она их поблагодарила. Джерри сказал:

— Ладно, ребята, на сегодня все. Я вам должен один вечер. Или два. Или двенадцать.

Они попрощались.

Джерри повел Дену ужинать в «Русский чайный дом» неподалеку, где, он слышал, любят бывать люди из шоу-бизнеса. Он был собою доволен.

— Я решил, что так вы узнаете меня поближе и к тому же поймете, какие у меня к вам чувства.

— Джерри… Это было совершенно невероятно. Не думайте, что мне не понравилось. Но не кажется ли вам, что все это как-то слишком внезапно? Я в самом деле не готова к серьезным отношениям. Работа отнимает у меня почти все время и… Ну просто не могу я. Сейчас не могу. В данный момент я не знаю, как я к кому отношусь.

— Дена, я никуда не уезжаю. У вас в распоряжении все время мира — столько, сколько вам понадобится. Я здесь. Я подожду, когда вы будете готовы. Год, или пять, или… Поверьте, уж кто-кто, а я на вас давить не хочу. Я только хочу, чтобы вы знали: я здесь и я вас люблю.

— Вы серьезно?

— Абсолютно, — сказал Джерри. — Я это уже говорил по телефону. Пытался, по крайней мере.

— Ну, честно говоря, я думала, вы шутите. Не поняла, что всерьез. Вы же психотерапевт. Вы же должны разбираться вроде… Даже не знаю, что сказать.

— Дена, я всерьез. Но послушайте, хоть я и знаю, что вы созданы для меня, но я-то, может, создан не для вас. Я у вас прошу только дать мне шанс.

Дома она размышляла о нынешнем вечере. Конечно, она слышала много фраз и речей от многих мужчин, но с этим было не сравнить. Надо отдать ему должное. Ну ничего, он переживет, все рано или поздно справляются с ударом. Она слышала, что Джей-Си уже помолвлен с какой-то стюардессой. Говорят, она похожа на Дену, но помоложе, ну и что, факт остается фактом: ее-то Джей-Си забыл. И Джерри забудет.

И тут ее как ошпарило: о ужас! А что, если на телевидении начнут искать такую же, как она, но помоложе? Она хороша, но надо приложить все старания и стать лучшей, незаменимой! Не тратить время. Слишком много девиц помоложе и покруче только и ждут, что она оступится. Некогда ей шашни крутить, тем более с пианистом-терапевтом, который вбил себе в голову, что влюблен в нее. Если она хочет остаться на вершине, нужно ковать железо, пока горячо, — а значит, сейчас. Она только что попала на обложку «Телегида», и вокруг начали поговаривать о премии «Эмми».

Хьюстон, штат Техас

1976

Дена побывала в семнадцати городах за семнадцать дней двадцативосьмидневного турне в поддержку телекомпании. Было решено, что благодаря все возрастающей популярности ее кандидатура как нельзя лучше подходит для пропаганды филиалов по всей стране. Знали, что она обворожит и заинтересует любого. Поэтому рекламный отдел заполнил почти каждую минуту ее времени теле- и радиоинтервью и беседами с прессой, встречами за обедом и другими публичными выступлениями. Плюс, если удавалось организовать, надо было выдержать банкеты по вечерам. Перед отлетом в другой город она старалась урвать три-четыре часа на сон, а на следующий день круговерть начиналась по новой. В каждом городе с семи утра вели местную программу новостей. Дена знала, что придется тяжко, но пошла на это. Ей была необходима популярность.

Слава богу, с ней послали лучшую журналистку, Джонни Хартман. Она не только нравилась Дене, но и мастерски умела доставить ее на место в кратчайший срок и вызволить из лап фанатов, жаждущих получить автограф на фотографиях всех членов семейства, или журналистов, которые вечно вылезали за рамки оговоренного времени. И она умудрялась делать это, не вызвав ни у кого раздражения. У Дены все шло отлично, она очаровывала всех и каждого, пока не прибыли в Питсбург, где у нее снова начались боли в желудке. Она пыталась привести себя в норму, без конца глотая всякие снадобья.